К западу от смерти - Ривера Луис (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
Когда я подошел к стойке, он даже не повернул головы. Я кашлянул. Он недовольно поморщился и сложил газету. Теперь он со скучающим видом смотрел прямо перед собой.
— Добрый день, — сказал я.
Он вяло махнул рукой в ответ.
— Мне нужен номер.
Он встал, снял с крючка ключ и протянул его мне. Почти все остальные ключи висели на своих местах.
— Вы даже не поинтересуетесь, на сколько дней я хочу поселиться? — спросил я. Похоже, обязанности портье меня волновали гораздо больше, чем его самого.
— На сколько вам нужен номер? — спросил он, пожав плечами.
— И вы не хотите записать мою фамилию в книге постояльцев? — не унимался я.
Он достал из ящика стола толстую тетрадь и хлопнул ее на стойку. Поднялось облачко пыли. Так же молча он вытащил из кармана ручку и вопросительно посмотрел на меня. Я начал завидовать его спокойствию и равнодушию.
— Я здесь на пять дней. Если повезет, то уеду раньше, — сказал я, а потом назвал свою фамилию и имя.
Почему-то я был уверен, что он вспомнит меня. Год назад я вел себя так, что наверняка он обратил на меня внимание. Или это был не он?..
Хозяин все тщательно записал, дал мне расписаться, закрыл тетрадь и убрал ее обратно в стол. Потом подвинул мне ключ, сел на рассохшийся стул и взял в руки газету. По его мнению, он и так сделал больше, чем должен был.
— Второй этаж, — бросил он, не глядя на меня. — Вода будет вечером.
Образец гостеприимства.
— Скажите, вы не узнаете меня? Год назад я жил здесь… Довольно долго. Мы останавливались с моим другом. Я хотел узнать, не приезжал ли он сюда недавно?
Как мог, я описал внешность своего друга. Это оказалось неожиданно трудно. Его лицо было как в тумане. Странно… Девушку я представлял абсолютно ясно. И своего шефа тоже… А вот лицо друга ускользало. Мне никак не удавалось представить его. Но все же кое-как я набросал его портрет. Все это время хозяин безучастно смотрел в окно. Похоже, я напрасно терял время. Но мне нужно было узнать, не останавливался ли мой друг в этом отеле. Чтобы освежить память, я протянул ему деньги. Немного, но по местным меркам это был неплохой улов. Упрашивать себя он не заставил. Деньги исчезли мгновенно, словно их смахнул ветер.
— Вроде я помню его, — промямлил хозяин. — Совсем недавно, да? Помню.
Я с силой сжал ключ.
— Он долго здесь пробыл? Вы записали его в своей книге?
— Он был не таким дотошным… А жил примерно с неделю. Может, чуть меньше.
— Простите, а не могли бы вы дать мне ключ от его номера? Я бы хотел остановиться в нем.
— Я вам его и дал. Это единственный приличный номер… Чертов отель!
— Он вам не нравится?
— А вам нравится?
— Нет, но я здесь потому, что у меня нет выбора.
— Вот и я поэтому, — он сделал попытку открыть газету.
— Еще вопрос: когда вы убирали в номере, не нашли ничего… Ну, странного, что ли?.. Или чего-нибудь такого, что запомнили бы? — я протянул ему еще купюру.
— А я и не убирал там, — он беспечно пожал плечами. — Ваш друг здесь почти не появлялся. Так, заходил иногда за вещами. Даже не ночевал… Что там убирать?
— После него там никто не жил?
— Да нет…
— Не очень дела идут?
— За четыре дня вы первый, кто зашел сюда. И это можно назвать наплывом туристов. Считай, не успел уехать ваш приятель, вы селитесь в его номере. Если дела пойдут так дальше, я перестану подумывать о том, чтобы продавать эту рухлядь, — сарказма хозяину было не занимать.
Но не это привлекло мое внимание.
— Не успел уехать?.. Почему вы сказали, за четыре дня? Что это значит?
— Четыре дня и значит четыре дня. Ваш приятель уехал в прошлую субботу. После него ни одного чертова постояльца. Та еще жизнь! — пробурчал хозяин.
Но я не слышал его. Я вообще перестал слышать и видеть что-нибудь. И уж совсем перестал что-либо понимать.
В номере я попытался собраться с мыслями. Итак, человек, который мертв больше двух недель, уезжает из этого отеля всего четыре дня назад. Хозяин, хоть и не слишком ревностно относится к своим обязанностям, на сумасшедшего не похож. И кажется, не ошибается. Если только тот человек не похож на моего друга, как две капли воды. Всякое, конечно, бывает, но в такие совпадения я не верю. Что остается?
Только одно — я сам сошел с ума. Или все же это просто совпадение?..
Я обошел весь номер, надеясь найти что-нибудь такое, что окончательно убедит меня либо в одном, либо в другом. Но в номере было чисто, словно здесь потрудилась не одна уборщица. Не было даже тонкого слоя пыли на столе… Стерильная чистота. Слишком странная для такого заведения.
Когда я понял, что поиск никакого результата не даст, я лег на кровать, на которой лежал… он? Или не он? Потом посидел в кресле. Зашел в ванную и в туалет… Что я хотел почувствовать? Не знаю. Скорее всего, его присутствие. Но этого не произошло. Номер был мертв, как любое казенное жилье.
Мне смертельно захотелось курить. Или хотя бы выпить. Словно я вернулся назад во времени. Точно так же я чувствовал себя, когда впервые попал в этот город.
Чтобы немного успокоиться, я распаковал вещи. Хотя что там было распаковывать? Пара смен белья, джинсы, две рубашки, полотенце, бритва и зубная щетка. И еще рукопись. Зачем-то я взял с собой и ее.
Когда все было разложено по своим местам, я сел в продавленное кресло и стал смотреть в окно. Ничего более умного я не придумал. Нужно было прийти в себя. Взять тайм-аут. Небольшую передышку. За последнее время произошло слишком много событий. Я не поспевал за ними. И очень устал от этого. Зайди сейчас в комнату друг, помахивая веревочной петлей, я даже не встал бы с места…
Но ты с удовольствием покурил бы! И выпил Jim Beam. Всего один стаканчик. Одну сигарету и один стакан. Маленький глоток и затяжку.
Я тряхнул головой. Взгляд упал на серую папку. Руки сами потянулись к ней и открыли на нужной странице. Видимо, я начинал несколько иначе понимать отдых…
Долго шел Танцующий, но скалы приближались неохотно. И тогда сел он отдохнуть на берегу быстрой реки. Воды ее были холодны, как зимнее утро, и прозрачны, словно горный хрусталь.
После степного зноя приятно было чувствовать прохладу, исходящую от реки, и слушать ее веселое журчание.
На душе Танцующего было легко и светло, будто встретился он с лучшим другом после долгой разлуки.
И захотел он станцевать для лучшего друга, которым сейчас стала ему река.
О трех превращениях станцую я тебе, река. И понятен будет тебе танец мой, ибо сама ты претерпеваешь три превращения.
Маленьким ключом выходят на поверхность подземные воды, и впервые встречаются с солнцем. Так происходит первое твое превращение — сокрытое под землей и растворенное в воздухе, встречаясь, рождают то, что может увидеть глаз. Жизнь твоя хрупка, и даже ребенок может прервать твой бег своей ладонью.
Но тоненькие ручейки соединяются, принимают в себя влагу, пролитую небом, и вот происходит второе превращение. Ручьи становятся рекой. Теперь ты можешь забирать чужие жизни. Но и сама даешь жизнь многим.
А третье превращение случается, когда твои воды вливаются в море. И уже не берега властвуют над тобой, а ты над берегами.
И хоть вода остается водой, кто сравнит море с ручьем? Сущность остается неизменной. Но суть меняется. И не бросить два раза камень в одну и ту же воду.
Самое естественное, что есть в этом мире, — перемены. Живое не может быть застывшим. Твердое дерево — мертвое дерево. Живые деревья гибки. Они каждый год сбрасывают листву, чтобы затем вновь покрыться молодыми зелеными листьями.
День сменяет ночь, утро — вечер. Зима теснит осень, а весна догоняет лето. Морская вода воспаряет к небесам и проливается на землю, чтобы дать жизнь росткам кукурузы…
И лишь человек пытается презреть законы мироздания. Людям противна сама мысль о переменах. Высшая добродетель для них — верность своему слову и своим принципам. И даже если мысли их не что иное, как заблуждения, доблестью будет хранить верность этим заблуждениям.
Прошлое для них — идол, которому они приносят в жертву свое настоящее и будущее. В этом слепом поклонении видят они смысл жизни. В этом все их стремление.
Уверенностью в завтрашнем дне называют они свой страх перед переменами. Великим мужем называют они того, кто ни разу за всю жизнь не усомнился в своей правоте. Святым станет для них тот, кто, подобно попугаю, повторяет раз за разом одну и ту же истину.
С подозрением смотрят Верные-Своим-Убеждениям на того, кто пытается сегодня сказать «здравствуй» иначе, чем вчера.
Он опасен, ибо непредсказуем. Он страшен, ибо не знаешь, на чьей стороне выступит он завтра.
В косности ищут они защиту от меняющегося. И находят ее. Но слишком большую цену платят они за свой покой. Обречены они быть лишь крошечным ручейком. Но никогда не стать им морем.
Вчерашняя истина должна быть низвергнута истиной нового дня. Так учу я, Танцующий! И благословен будет тот, кто по десять раз на дню вскрывает свои мысли отточенным лезвием, чтобы посмотреть, верно ли срослись слова.
Сомневайтесь, ищите и меняйтесь — говорю я вам, алчущие истины. Ибо дух ваш создан для трех превращений.
Верность своим взглядам хороша для окружающих, но не для вас! Они ищут покоя, а не вы. Ваш удел — не выпускать из рук весы, чтобы ежечасно взвешивать заново свои ценности. Как же иначе истребить в себе все низкое и подняться ввысь?
Мужество нужно для этого. И еще воля к отрицанию себя вчерашнего. Так через «нет» рождается «да».
О трех превращениях духа танцую я. И танец мой полон радости и надежды. Надежды на то, что не будет дремать ваш дух в мутных водах покоя, опускаясь с каждым мгновением все глубже и глубже. Глубина создана для сонных холодных рыб, уверенных в завтрашнем дне. Вам же нужны солнце и соленые ветры. И даже шторм не может испугать вас. Ибо что может быть лучше для духа ищущего, чем буря, обнажающая саму суть вашей души?!
О трех превращениях танцую я. О трех превращениях, которые сделают из погонщика верблюдов и глубоководной рыбы созидателя новых скрижалей.
Сначала должны вы превратиться из погонщика верблюдов в охотника. И самой желанной добычей охотника должно стать все самое низкое в душе его. На самого себя устраивает засаду охотник. На себя он ставит силки и ловушки. Но об этом станцую я на ухо тому, кто готов стать охотником.
Второе превращение, когда воином становится охотник. И меч его обнажается за право быть свободным. Трудна тропа охотника. Но путь воина безжалостен. Но об этом станцую я на ухо тому, кто готов стать воином.
И, наконец, пророком должен стать воин. И переплавить свой меч в зубило, которым будут высечены новые истины на скрижалях. Но об этом станцую я на ухо тому, кто готов стать пророком.
Так танцевал Танцующий на берегу быстрой реки, воды которой были холодны, как зимнее утро, и прозрачны, словно горный хрусталь.
И несла река истину Танцующего людям бережно и нежно, как волчица несет в зубах своего волчонка.
Днем и ночью шел Танцующий, жаждая поскорее увидеть людей. Нетерпеньем было полно его сердце. И ноги сами собой пускались в пляс.
На смену степи пришли холмистые поля. Небольшие рощи постепенно превратились в густые леса. А скалы по-прежнему темнели далеко впереди. Там, за этими скалами, лежал город по имени Печальная собака. Туда стремился Танцующий. Туда он нес свет своего сердца и желчную горечь своей истины.
Однажды, шагая через пышный луг, услышал Танцующий чарующую мелодию, которую кто-то выводил на свирели. Мелодия была проста, но хрупка и чиста, как весенняя капель, как крик перелетных птиц на рассвете… Невольно замедлил шаг Танцующий, прислушиваясь к чудесной музыке. И увидел он чуть поодаль мальчика-пастуха, игравшего на свирели, пока его овцы лениво щипали густую траву.
Приблизился Танцующий к мальчику и опустился рядом с ним на землю.
— Играй, прошу тебя, — мягко сказал он, видя, что мальчик отнял от губ свирель и удивленно смотрит на нежданного гостя.
— Я не могу играть, когда кто-то слушает, — ответил мальчик.
— Почему?
— Сердце перестает подсказывать музыку.
— Что ж, — сказал Танцующий и поднялся с земли. — Прости, что помешал тебе.
— Не уходи, — попросил мальчик. — Ты ведь Танцующий?
— Откуда знать тебе о Танцующем?
— Твоя истина танцует впереди тебя. Не всем она по вкусу. Многие кривятся, услышав ее, словно надкусили червивое яблоко.
— Червивая душа всегда кривится, когда ей попадаются сочные спелые плоды. Везде она видит лишь червоточины. А мир — лишь зеркало нашей души. Но почему ты просишь меня остаться? Зачем тебе Танцующий?
— Мне нужен твой совет.
— Я не люблю давать советы. Давать советы — удел тех, кто пытается прожить чужую жизнь. Мне же достаточно своей.
— Тогда поделись своим знанием. Я не хочу больше пасти овец, Танцующий… Мне скучно утром выводить их на пастбище, а вечером загонять в стойло. И так изо дня в день. Скучная унылая жизнь без малейшего просвета. Я гожусь на большее. Я не хочу быть погонщиком и с радостью отдам свою дюжину верблюдов. Но не знаю, как изменить свою жизнь. Помоги мне.
Танцующий с грустью посмотрел на мальчика.
— Ты сам не знаешь, о чем просишь, — сказал он. — Идти по пути свободы — что может быть ужаснее!
— Расскажи мне об этом.
— Не слишком ли молоды твои уши для истины Танцующего?
— Я буду слушать не ушами, а сердцем. У него хватит сил вынести твой танец.
— Что ж… Вот тебе мой танец о пути свободы!
Одиноки слепцы, бредущие в ночи. Но стократ одинок зрячий среди слепцов.
Путь его пролегает по лезвию меча, переброшенного через пропасть. И каждый норовит столкнуть его. Ибо ненавидят люди тех, кто возвышается над толпой. И хоть сдернуть его с высоты, чтобы стал он вровень с ними.
Это первая опасность для идущего к свободе. Первая, но самая крошечная.
Куда опаснее ищущий сам для себя. Слишком силен в нем еще погонщик верблюдов. Слишком еще ленив и труслив его дух. А охотник — всего лишь искорка, которой еще только предстоит превратиться в ревущее пламя.
Только одно оружие у охотника — слова «ты должен». Это его меч и щит. Его надежда и его боль. Его победа и его поражение.
Эти слова должны быть твердыми, как алмаз, и острыми, как лезвие бритвы. Беспощадность к себе и решимость сделают их такими.
«Ты должен» — молитва и откровение охотника. «Ты должен» — начало начал на его пути к свободе.
Малейшие сомнения, тень страха, призрак лени должны разбиваться о слова «ты должен», как разбиваются штормовые волны о каменный утес.
Все, что делает охотник, он должен сначала приказать себе, ибо нет для него высшей доблести, чем повиноваться. Даже любовь должен он приказать себе.
Дух охотника вынослив, как мул, чтобы вынести все свои «ты должен». Его рука тверда, как гранит, потому что слишком часто приходится рубить мечом, на лезвии которого горит «ты должен», собственные слабости и страхи.
Ледяной холод одиночества ждет охотника. Мрачные чудовища, которые живут в темных глубинах души… И даже сама смерть лишь избавление от боли и сомнений.
Жестоким должен быть охотник. И прежде всего, жестоким к себе. Сам себе должен он стать смертельным врагом. И быть готовым погибнуть в этой схватке. Потому что гибель его будет торжеством слов «ты должен»!
Преодоление себя и отрицание себя — вот к чему стремится охотник. И едва увидев возможность нового долга, поспешит он туда со всех ног.
Каждому новому испытанию своей воли и решимости радуется охотник, потому что знает — это еще одна ступень вверх. И сам придумывает себе испытания.
Что самое трудное? — вопрошает охотник и отбирает у богов и героев их испытания, чтобы примерить на себя их терновый венец.
Но, сидя в яме, полной ядовитых гадов, протягивая руку голодному льву, опускаясь в мутную воду истины, кишащую пиявками, он занят одним — внимательно прислушивается он к себе, присматривается, выслеживает малейшую свою слабость, малейшее колебание духа, чтобы тут же навсегда покончить с этим. А если дрогнет рука — он отгрызет и ее.
Вот путь охотника. Возлюбить слова «ты должен» и выжечь раскаленным добела железом свои слабости.
Так закончил свой танец Танцующий.
И так нашел своего первого ученика.
