Жизнь на другой стороне - Браун Сильвия (книга бесплатный формат TXT) 📗
Глава 2.
Религия и другая сторона: больше вопросов, больше ответов
Вы, наверное, думаете, что девочке, воспитанной в лоне англиканской, лютеранской, иудейской и католической религий, пришлось забыть все молитвы и заповеди ради постижения тайн реинкарнации и Другой Стороны. Ничего подобного. Наоборот, религиозное воспитание только подтолкнуло меня к поиску. В процессе тщательных исследований, накопления знаний и опыта я постоянно совершенствовалась, духовно развивалась, благодаря чему всей душой поверила в Бога. Моя несокрушимая вера в Него стала тем устойчивым, крепким фундаментом, на котором зиждется вся моя жизнь.
С пяти лет я начала посещать католическую школу. Я должна была получить католическое воспитание не из религиозных соображений, а по причине моего неуёмного характера. Нельзя сказать, что я была несносным ребёнком, но таких детей, как я, тактично называют «непоседами». Вопросы дисциплины нужно было как-то решать, поэтому бабушка Ада посчитала, что монахини расположенной по соседству католической школы смогут справиться с моей неугомонностью, которую я до сих пор предпочитаю называть «детским любопытством».
Я отличалась от моих одноклассников, но в основном это работало мне на пользу. По результатам экзаменов, которые я сдала перед началом учебного года, меня, пятилетнего ребёнка, определили сразу во второй класс, а не в подготовительную группу. Я прославилась на всю округу как маленькая «ведунья». Более всего монахини поражались тому, что я, воспитывавшаяся в иудейско-протестантской семье, легко и с удовольствием изучала догматы католической веры. Я бы ла гордостью школы. Мне доверялись почётные миссии — возглавлять шествия на майские праздники и короновать венцом из цветом Пресвятую Богородицу. Всеобщее внимание и уважение так сильно повлияли на меня, что я стала ярой сторонницей католичества. Более того, я упросила бабушку Аду и в конце концов всех членов моей семьи принять католическую веру до того, как я окончу школу.
Многое в католичестве вызывало, и всегда будет вызывать, моё искреннее восхищение. Я относилась с благоговейным почтением к монахиням. Меня глубоко трогала их беспрекословная преданность Господу. Я не могла оставаться равнодушной к мистической красоте обрядов, даривших мне покой и утешение. Раньше бабушка Ада рассказывала мне об ангелах. Учителя, преподававшие в католической школе, обожали говорить о них. Наверное, самым главным было то, что я не ощущала себя чужой и чувствовала, как мне здесь рады. Было очень интересно слушать удивительные истории из жизни святых. Я даже узнала о двух маленьких девочках, Лурдес и Фатиме, обладавших способностью «видеть» и «слышать» духов. Хотя я не стремилась быть причисленной к святым апостолам, мою душу согревала мысль, что мы, «ведающие», всегда можем рассчитывать на особое отношение к себе.
Впрочем, как выяснилось, всему есть предел. Однажды, когда мне было девять лет, сестра Мария-Стефания рассказывала нам об ангелах-хранителях. Я подняла свою маленькую ручку и вежливо пролепетала:
— Мой ангел только что говорил со мной.
— Конечно, милая, — улыбнулась Мария-Стефания. — Они говорят со всеми.
Я терпеливо стала объяснять:
— Вы не поняли. Я на самом деле слышу голос моего ангела. Постоянно слышу.
К тому времени Франсина уже стала моей неизменной спутницей.
Сестра Мария-Стефания несколько мгновений молча изучала меня, а потом ледяным тоном объявила, что для обсуждения данного вопроса у нас будет достаточно времени после занятий.
Насколько я поняла, меня собирались наказать. Мне неясно было только, в чём я провинилась.
Когда все разошлись по домам, сестра Мария-Стефания стала расспрашивать меня, действительно ли я слышала своего ангела, что именно он говорил и как звучал его голос. Я описала режущую слух пронзительную трель Франсины и пояснила: «Она рассказывает, в чём я должна быть осторожной, и говорит со мной о Боге».
Сестра Мария-Стефания строго-настрого запретила мне выдумывать небылицы и создавать проблемы. Выслушав её нотации, я не раскаялась. Напротив, меня охватило раздражение. Оказывается, я чуть не сорвала урок, сообщив, что слышу голос моего ангела-хранителя! Но она же сама утверждала, что ангелы говорят с нами. Разве стали бы они к нам обращаться, заведомо зная, что мы их не услышим? Нет, это было бы глупо.
Дома я появилась довольно поздно. Конечно же, я рассказала бабушке Аде о происшедшем и спросила, может ли она выяснить, в чём я была виновата. Она пошла к сестре Марии-Стефании и провела с ней разъяснительную беседу. Точно не знаю, что она говорила сестре Марии-Стефании, но с тех пор меня никто больше не ругал за то, что я способна слышать голоса ангелов.
В шестом классе нам начали читать лекции об аде, сатане и одержимых. Религию, дарившую нам радость, любовь и утешение, попросту выворачивали наизнанку. Теперь она напоминала подземелье, скрывающее в своей жуткой утробе все виды ночных кошмаров. Честно говоря, я сразу подумала, что чертей не бывает. Похоже, нас пугали какими-то детскими страшилками, чтобы мы стали более послушными. Трудно представить себе любящего и милосердного Создателя в роли мелочного, мстительного, беспощадного чудовища, бросающего своих детей в «геенну огненную» за съеденный ими в пятницу кусочек мяса. Нас убеждали, что за грешные мысли тоже полагается наказание, независимо от того, реализованы они в действиях или нет. И это Божья Справедливость? Не верится. (Кстати, уже разрешено употреблять в пищу мясо по пятницам. Как же теперь быть несчастным душам, «отбывающим наказание» за отменённый грех? Наверное, со словами «извините, ошибочка вышла» Бог откроет ворота ада, простит им «списанный» грех и реабилитирует их посмертно? А кто им компенсирует адовы муки? Значит, Божий Суд далёк от совершенства? Господь тоже ошибается? Абсурд. Никогда в это не поверю!)
Если какой-то предмет мне неясен, я решительно исследую его, пока не расставлю все точки над Я всегда стремлюсь делать понятным непонятное. Эта особенность выделяла меня и в шестом классе. Итак, я снова подняла руку и потребовала объяснений: в какого Бога мы должны верить? В любящего, милосердного Создателя или в кровожадного душегуба, жестокость которого нам недавно так красочно живописали? Меня опять «сердечно» пригласили на беседу «тет-а-тет» после занятий. И опять я пришла домой мрачнее тучи, а бабушка Ада понеслась в школу, чтобы поговорить с монахинями «по душам». Будучи медиумом и специалистом в вопросах добра и зла, бабушка Ада считала «нечисть» — бесов, упырей, вурдалаков и т. п. — продуктом человеческого страха. Господь Бог не имеет к «чертовщине» никакого отношения. Монстров способно создавать только заражённое ужасом человеческое воображение. Сатана не более реален, чем «бабай», «бука» или «чудо-юдо». На самом деле его не существует. В тот день меня всё-таки пожурили, но не из-за расхождений во взглядах насчёт религии, а исключительно из-за моей «несносной» привычки то и дело задавать вопросы.
А потом была первая в моей жизни исповедь. Я знала, что войду в кабинку для исповеданий и стану перечислять все мои грехи священнику, сидящему за перегородкой. Мне не будет его видно, зато я отчётливо услышу его наставления. Наверное, он скажет, что я должна покаяться и искупить свои грехи, поскольку этого хочет Господь. Я сильно переживала, поэтому заранее составила подробный письменный список своих проступков, чтобы ничего не пропустить на исповеди. В ответственный момент раскаяния я, путаясь и сбиваясь, отчаянно шелестела своими «бумажными» грехами. Священник услышал шум и спросил, чем я занимаюсь. Мой ответ вызвал у него бурю негодования. А вдруг кто-то увидит этот «чёрный список»?! Стыд и позор! Мне было одиннадцать лет.
Перечень моих аморальных поступков включал препирательства с мамой и ложь относительно того, сколько раз в день я чищу зубы. Я говорила родным, что чищу зубы утром и вечером, но эта информация не соответствовала действительному положению вещей. Фактически, я делала это только один раз в день. Наверное, я должна была сгореть от стыда за совершение столь тяжких преступлений. Достойным ли было моё поведение, если я грубила и врала своим домашним? Конечно, нет. Но стоило ли священнику предавать меня анафеме за мои «грехи»? Вряд ли.
