Мистический Петербург - Нежинский Юрий (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗

Издатель текста воспоминаний С.Я. Штрайх так комментирует этот фрагмент:

«Рукопись этого рассказа, хранится в собрании M. M. Зензинова, с разрешения которого рассказ напечатан в моск. газете „Утро России“ от 21 декабря 1911 года. Там же переданы обстоятельства, при которых появился рассказ об убийстве Павла I, слышанный автором от проживавшего одновременно с ним (по возвращении М. И. из Сибири) в Твери К. М. Полторацкого, который в чине прапорщика был в карауле в Михайловском дворце в эту роковую ночь. Полторацкий обещал описать убийство Павла, но умер, не успев сделать это. Тогда сам М. И. Муравьев-Апостол продиктовал рассказ своей воспитаннице А. П. Сазонович, дополнив его многими подробностями, слышанными в Москве еще в 1820 г. от одного из участников убийства, полкового адьютанта Преображенского полка и плац-майора Михайловского замка Аргамакова». ^[46]

В год гибели Павла I создателю мемуаров, Матвею Ивановичу Муравьёву-Апостолу было семь лет. Свои воспоминания он диктовал в 1860-х годах.

Безусловно, запутанные обстоятельства, при которых появился рассказ Муравьева-Апостола, несколько снижают доверие к нему; но вот наличие параллельного источника — сообщения Кутузова в передаче Ланжерона — полностью это доверие восстанавливает, и мы смело можем констатировать: скорее всего, слова про кривое зеркало действительно Павлом были произнесены. Другой вопрос: был ли в этом мистический подтекст? Эта фраза могла быть таким же случайно брошенным замечанием, как и пожелание императора умереть там, где он родился, которое лишь со временем и лишь в контексте дальнейших событий приобрела значение пророчества. То же самое касается, кстати, и фразы: «На смерть идтить — не котомки шить». Да и зеркало, в конце концов, действительно могло быть кривым — и такое случается.

Есть еще одно удивительное свидетельство, которое почему-то обходят упоминанием нынешние копипастеры. А между тем оно действительно может поставить в тупик любого скептика.

Автор свидетельства — сын Павла I, император Николай I, который, будучи уже вполне зрелым человеком, составил записки о своем детстве. Вот что он пишет: «Однажды вечером был концерт в большой столовой; мы находились у матушки; мой отец уже ушел, и мы смотрели в замочную скважину, потом поднялись к себе и принялись за обычные игры. Михаил, которому было тогда три года, играл в углу один в стороне от нас; англичанки, удивленные тем, что он не принимает участие в наших играх, обратили на это внимание и задали ему вопрос: что он делает? Он, не колеблясь, отвечал: „Я хороню своего отца“! Как ни малозначащи должны были казаться такие слова в устах ребенка, они тем не менее испугали нянек. Ему, само собою разумеется, запретили эту игру, но он тем не менее продолжал ее, заменяя слово отец — Семеновским гренадером. На следующее утро моего отца не стало. То, что я здесь говорю, есть действительный факт». ^[47]

Как заметил один современный исследователь, это свидетельство не поддается комментарию ^[48]. Действительно, как объяснить его, оставаясь на позициях скептика-материалиста?

А в итоге создается странное впечатление. Есть несколько историй, каждая из которых, как кажется, доказывает, что Павел действительно предчувствовал свою смерть. Каждую из них, взятую отдельно, можно поставить под сомнение; но все вместе они обретают новое качество. Показания свидетелей, накапливаясь, достигают своеобразной «критической массы», и от настойчивости, с которой источники убеждают нас: «Предвидение было!», уже трудно отмахнуться.

Однако научный принцип, известный как «бритва Оккама», предлагает нам всегда искать более простое объяснение ряду феноменов. Можно ли предложить версию, объясняющую все странности в поведении Павла, оставаясь при этом обеими ногами на твердой земле? Мы хотим попытаться…

Считается, что Павел знал о готовящемся заговоре, причем не от кого-нибудь, а от самого Палена. В целом, суть интриги последнего описывают так: сначала Пален убеждает Александра Павловича присоединиться к заговору, угрожая ему расправой со стороны отца; затем Пален доносит Павлу о существовании заговора, все нити которого, однако, находятся в руках Палена. Действительно, потрясающий пример двойной игры.

Свидетельств об этой хитрой политике Палена множество. Вот некоторые из них:

Из воспоминаний М. А. Фонвизина: «Однажды Пален решился высказать великому князю все и своей неумолимой логикой доказал ему необходимость для блага России и для безопасности императорскаго семейства отстранить от престола безумнаго императора и заставить его самого подписать торжественное отречение. Чтобы еще более убедить великаго князя, Пален представил ему несомненные доказательства, что отец его подозревает и супругу свою и обоих сыновей в замыслах против его особы, и даже показал ему именное повеление Павла, в случае угрожающей ему опасности, заключить императрицу и обоих великих князей в Петропавловскую крепость. Все это поколебало наконец сыновнее чувство и совесть великаго князя, и он, обливаясь слезами, дал Палену согласие. […] После этого, явившись к Павлу, Пален сообщает ему о существовании заговора и о том, что сам он — в числе заговорщиков: „Как, и ты в заговоре против меня?!“— „Да, чтобы следить за всем и, зная все, иметь возможность предупредить замыслы ваших врагов и охранять вас“.

Такое присутствие духа и спокойный вид Палена совершенно успокоили Павла, и он более, нежели когда-либо, вверился врагу своему. Это происходило за неделю или за две до рокового дня и ускорило катастрофу.» ^[49]

Очень похожая история содержится в воспоминаниях самого Палена, записанных Ланжероном. Пален абсолютно цинично и, похоже, с удовольствием говорит об искусстве, с которым он вел свою интригу. ^[50]

Из воспоминаний В.Н. Головиной «Заговорщики собирались у князя Зубова; но, несмотря на всю таинственность, которой они облекли это дело, Император узнал, что злоумышляют против него. Он призвал Палена и спросил, почему он не доложил ему об этом. Тот дерзко поклялся, что не было ничего серьезного, что несколько молодых безумцев позволили себе вольные речи и что он образумил их, подвергнув аресту у генерал-прокурора. Он прибавил, что Его Величество может положиться на его верность, что он предупредит Императора о малейшей опасности и разрушит зло в самом его корне.

Через три дня он решил нанести решительный удар. Он пришел к двери кабинета Императора и попросил позволения говорить с ним. Он вошел в кабинет с видом, полным отчаяния, и, упав на колени, сказал:

— Я прихожу с повинной головой, Ваше Величество; Вы были правы: я только что раскрыл заговор, направленный против Вас. Я приказал арестовать виновных*; они находятся у генерал-прокурора. Но как открыть мне Вам величайшее несчастье? Ваше чувствительное сердце отца вынесет ли удар, который я принужден нанести ему? Ваши оба сына стоят во главе этого преступного заговора; у меня все доказательства в руках.

Император был смертельно поражен, его сердце разрывалось: он поверил всему. Его несчастный характер не дал ему подумать. У него были все проявления отчаяния и бешенства. Пален старался тогда успокоить его, уверял, что очень легко разрушить заговор, что он принял все необходимые меры и, чтобы устрашить виновных, достаточно его Величеству подписать бумагу, которую он принес с собой.

Несчастный Император согласился на все. Смерть была уже в его сердце. Он любил своих детей. Обвинение их было для него более тяжелым, чем муки, которые ему готовили заговорщики.