Спаси и защити! - Усвятова Дарья (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
— ЛЮБЛЮ!
Стеклянные границы рухнули, души, получив воплощение, вырвались на Свет Божий, я вошла в Мир, а Мир вошел в меня и сознание мое погасло.
Очнулась я буквально через мгновение. Домна Федоровна уже успела развязать меня. Лицо ее сияло тихим радужным светом. Или нет — этот свет был разлит везде в пространстве, воздух был буквально заряжен им.
— Что происходит? — спросила я. — Почему здесь так… сильно?
— Это ты сотворила Словом своим, — ответила наставница.
— Это и есть та самая концентрация Слова, как в линзе?
— Она и есть.
— А что теперь будет с моими остальными словами? Они тоже так действовать будут?
— Так — не будут. Но ты сделала их стократ сильнее. Во что силу свою употребишь?
Она испытующее посмотрела на меня.
Я задумалась. Теперь, что бы я ни говорила, я будут говорить Слово. И ответственность за него будет лежать не только на мне, но и на той, что посвятила меня в Логос… Я с надеждой и трепетом взглянула на ведунью.
— Хорошо, что понимаешь, — произнесла она.
Отрыгну сердце мое слово благо, глаголю аз дела моя цареви: язык мой трость книжника скорописца. Красен добротою паче сынов человеческих, излияся благодать во устнах Твоих, сего ради благослови тя Бог во век. Препояши мечь Твой по бедре Твоей, Сильне. Красотою Твоею и добротою Твоею, и наляцы, и успевай, и царствуй истины ради и кротости, и правды, и наставит Тя дивно десница Твоя. Стрелы Твоя изощрены, сильне, людие под Тобою падут в сердцы враг царевых. Престол Твой, Боже, в век века: жезл правости, жезл Царствия Твоего. Возлюбил еси правду и возненавидел еси беззаконие, сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости, паче причастник Твоих. Смирна и стакти и кассиа от риз Твоих, от тяжестей слоновых, из нихже возвеселиша Тя. Дщери царей в чести Твоей, предста Царица одесную Тебе, в ризах позлащенных одеяна преиспещрена. Слыши, Дщи, и виждь, и приклони ухо Твое, и забуди люди Твоя, и дом отца Твоего. И возжелает Царь доброты Твоея: зане Той есть Господь Твой и поклонишися Ему. И дщи Тирова с дары, лицу Твоему помолятся богатии людстии. Вся слава Дщере Царевы внутрь, рясны златыми одеяна и преиспещрена. Приведутся Царю девы в след Ея, искренния ея приведутся Тебе. Приведутся в веселии и радовании, введутся в храм Царев. Вместо отец твоих быша сынове твои: поставиши я князи по всей земли. Помяну имя Твое во всяком роде и роде. Сего ради людие исповедятся Тебе в век и во век века.
Глава 3. Молитва — Слово Божие
Фомино воскресенье, или Красную горку казаки не празднуют так широко, так торжественно, как Светлое Христово Воскресение. Вот и Калитвины ограничились лишь тем, что сходили к заутрене в станичную церковь да пригласили на обед «самчона» Степана и еще нескольких родственников, живущих в станице.
Но все-таки это был большой праздник, а потому, проводив родню, весь оставшийся день Калитвины отдыхали. Я взяла из хозяйской библиотеки книгу и пошла в сад, где в «холодке» под яблонями качался на ветру никем еще не занятый гамак. Был четвертый час дня, небо затянула прозрачная белая дымка, солнечный свет сквозь нее струился мягко, вычерчивая темные силуэты листьев и крохотных, покрытых белесым пушком, только что завязавшихся яблочек.
"История войска Донского и старобытность начал казачества. Сочинение Василия Михайловича Пудавова. Новочеркасск, 1890 г." Я давно нацелилась на эту книгу: у нас в городе ее не достать; тем обиднее было, что в этот блаженный час чтение никак не шло на ум. Просто хотелось лежать и смотреть вверх, на светлую парчу неба с яблочными узорами. В таком расслабленном состоянии меня и застала Домна Федоровна. Мне стало неудобно: схватила букинистический раритет, но вместо того, чтобы читать, валяюсь, бездумно уставившись в небеса. Но она, увидев, что книга так и раскрыта на предисловии, спокойно сказала:
— Не идет книжка, так оставь, не мучайся. Значит, час для того неподходящий.
— Да вот, давно почитать хотела, а не заставить себя никак, — оправдывалась я, вставая с гамака.
— Ну и не заставляй. Когда душа к чтению не лежит, то и на ум книжка не ляжет.
— Да у меня сейчас на ум ничего не ляжет. Мыслей в голове никаких… Так хорошо, так блаженно, будто позади ничего не было, и впереди ничего нет.
— Это правильное состояние. Значит, сердце твое открыто и Спас с тобой говорить может.
— Спас? Говорить со мной? Но… каким образом? Так вот сам сойдет с небес и говорить начнет?
— Спас, доня, с небес не сходит. Он ис-ходит, из сердца твоего, и глубин души твоей.
— Да разве же там есть Спас?
— Только там и есть. А ежели его в сердце твоем нету, то и на небесах его не найдешь.
— И все-таки я не понимаю… Получается, для того чтобы Спас пришел, надо так вот лежать и ничего не думать? У меня такое бывало, не часто, правда, но я помню такие моменты. Однако Спас не приходил.
— А ты его звала?
— Нет… Как же я звать его могу, если не знаю, как его позвать можно?
— Очень просто, взять и позвать: Господи, мое сердце сейчас свободно, приди ко мне, поговори со мной.
Я недоверчиво посмотрела на нее. Вот так вот, просто — приди? Будто не Бога призываешь, а соседку на чай зовешь в выдавшуюся свободную минутку…
Наставница поняла мои мысли, тепло улыбнулась:
— Ну ежели для тебя это пока непонятно, то просто можешь молитву прочесть. Молитвою тоже Спаса позвать можно.
— А какой именно молитвою?
Знахарка задумалась.
— Проще да вернее сказать будет: какая к сердцу ближе. Но, — она поглядела мне прямо в душу, — ты ведь скорее всего и сама не знаешь, какая тебе ближе.
— Не знаю…
— Значит, будем учиться молитве.
Мы уселись в резной беседке, где над виноградным цветом вились пчелы и еще какая-то летающая насекомая мелочь. И опять душу начали прожигать слова знахарки, пропущенные через печать Логоса:
— Молитва, доня, не просто взывание к небесам да иконам, как многие думают. То такая же беседа, как и любой разговор человека с другим человеком. Человек — живое существо, и Спас — живое существо, Дух, который и есть сама Жизнь. Потому не просто надо ему в уши жужжать о своих проблемах да нуждах, а и у самого узнать — что Он-то думает о тебе, о жизни твоей, о том, как ведешь ты себя? Ты ж не забудь, что это мне или кому другому ты пожалиться можешь — и я тебя пожалею, и другой, — потому что ты со своей стороны беду расскажешь, а как оно было на самом деле, да почему произошло, большею частью утаишь. А Спас все ведает и в душе твоей читает ровно в книге открытой. Потому с ним надо быть честной всегда, честнее, чем сама ты с собой бываешь. Для того прежде молитвы всегда покаяние идет. Только каяться не значит бить себя в грудь да прибедняться: я такой-сякой разэдакий. Самоуничижение чрезмерное — та же гордыня, когда человек не достоинством, а грехами своими гордится, хвастается. Вот и батюшка наш Серафим на исповеди всегда строго-строго к таким хвастунам относится. Спасу не истерики твои нужны и не гордыня, а спокойное, трезвое покаяние. Иногда бывает, что покой в душе есть, когда с Богом говорить можешь, а покаяния нету в тебе, не чувствуешь ты — именно сейчас — никакой вины за собой.
— Да, у меня такое часто происходит. Вот и в Великий четверг на исповеди мне никак не стыдно было за все те грехи, которые священник перечислял.
— Это ничего, это не потому что ты такая бессовестная. Просто управлять сердцем своим человеку сложнее всего. Научишься, не беда. Главное — чистоту в сердце хранить и честность. Нет вины, нет покаяния — так и скажи: Господи Спасе мой, сердце мое спокойно и чисто, прости прегрешения мои, о которых ты знаешь лучше меня, а прежде всего прости мне нечувствие мое. Вот после этого уже и можно молиться начинать.
— Своими словами молиться?
— Это ежели они есть у тебя, свои слова молитвенные. Но так редко бывает, и хорошо ведь, что редко.
