Имя мое легион - Климов Григорий Петрович (книги хорошего качества txt) 📗

После смерти своего проблематичного сына потомок Чингисхана поселился в том цыганском фургоне, который достался ему в наследство от Люси. В качестве компаньона он нашел себе какую-то приблудную дворняжку. Такую же бездомную, как он сам.

Так доживает свой век последний кровный отпрыск Чингисхана. Того самого Чингисхана, от одного имени которого когда-то дрожали целые народы. А соседи думают, что в цыганском фургоне приютился какой-то юродивый.

Иногда по вечерам сквозь доски старого фургона доносится приглушенное бормотание:

– Отче наш, иже еси на небесех, да святится Имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя яко на небеси, и на земли… Господи, за мои грехи Ты забрал на небо бедного Люсю, а меня оставил мучиться здесь. Прости мне, грешному, мои прегрешения. Избави меня от лукавого и дай мне умереть спокойно… Остави нам долги наша, якоже и мы оставляет должникам нашим…

Потомок Чингисхана бьет земные поклоны и размашисто крестится:

– Яко Твое есть царство, и сила, и слава Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Глава 19

Когда просыпаются мёртвые

В домике по переулку Энтузиастов No 22, что при игре в очко означает перебор и где жили Миллеры, однажды появилась милиция с обыском. Все чин чином – с понятыми и свидетелями. Руководил обыском капитан КГБ, вежливый, в роговых очках и со значками медицинской службы на погонах.

Обыск начали в комнате Нины и конфисковали там только одну вещь: красивую продолговатую коробочку с замочком и надписью: «Made in USA». Это был подарочек от американской ведьмы Доки Бондаревой, с которой Нина одно время дружила.

Когда капитан КГБ открыл эту коробочку, понятые и свидетели только ахнули. И потом среди соседей еще долго шушукались, что за чудо нашли у очаровательной девушки Нины, которую все считали образцом благовоспитанности. В коробочке лежал один из секретных инструментиков психологической войны, которым ведьмы пользуются, чтобы превращаться в мужчин. Это был огромный, твердый, розовый резиновый потц со специальной упряжью, чтобы ведьмы могли пристегивать его вокруг бедер.

Через несколько дней Нину Миллер вызвали в Главное управление КГБ на Лубянке. Там ее встретил тот же капитан КГБ, на погонах которого поблескивали змейки, обвившиеся вокруг чаши с ядом. Капитан улыбнулся и сказал:

– Меня зовут Сафаров. Санитарно-политическая служба КГБ. Так вот, Ниночка… Поскольку вы лесбиянка с садистскими наклонностями, то есть ведьма, то в доброе старое время, при Сталине, мы таких ведьм загоняли в Сибирь, в концлагеря. Но теперь у нас гнилой либерализм. Поэтому, поскольку ваш отец еврей, то все ваше ведьмачье хозяйство высылается в Израиль. В порядке санитарно-политической профилактики.

Доктор взял со стола папку:

– Чтобы не было всяких фиглей-миглей и шахер-махеров, вот вам ваше личное дело. А теперь пройдите в соседнюю комнату и ознакомьтесь с этим делом.

В современной авангардной литературе есть так называемые антироманы и антигерои. Нечто вроде такого антиромана представляло из себя и личное дело Нины фон Миллер. В папке были фотокопии документов, протоколы допросов свидетелей, медицинские формуляры. Сверху лежала родословная Нины, составленная на основании этих материалов.

Мама Милиция Ивановна любила рассказывать, что их бабушка Ираида Феодоровна когда-то была богатой помещицей, ходила в лес по грибы да по малину, вечерами дворовые девки пели да плясали хороводы, бабушка попивала чай из самовара, а галантные кавалеры целовали ей ручку. Все как в красивом романе.

Но в папке, как в антиромане, было совсем другое.

Бабушка Ираида Феодоровна до революции была не помещицей, а содержательницей публичного дома, бандершей. Вокруг нее пели да плясали проститутки, бабушка хлестала водку, а воры да сутенеры целовали ей ручку.

Дальше шли технические детали. Бабушка была родом из семьи, принадлежавшей к секте молокан. А название этой секты берет свое начало вовсе не от слова «молоко», как думают некоторые, а от греческого слова «malakoi», которое, со слов самого апостола Павла, означает гомосексуальность.

Мама рассказывала, что ее отец был из духовного сословия. А в папке, как в антиромане, стояло: исключен из духовного сословия за связь с сектой голиков-адамитов. Через этих голиков дедушка-расстрига познакомился с бабушкой-бандершей и стал ее мужем и компаньоном в публичном доме. У дедушки была болезненная потребность наблюдать то, что делает его голая клиентура. В медицине это называется эксгибиционизм и войеризм.

Несмотря на такое обилие соблазнов, у бабушки была полная гарантия, что дедушка ей не изменяет. Просто потому, что сам-то он был импотентом, и ему не оставалось ничего другого, как подсматривать то, что делают другие. Кстати, все дети бабушки были не от дедушки, а от пьяных клиентов.

Итак, мама Милиция Ивановна была сделана по формуле – на чужом х… в рай проехать. Но Бога не обманешь, и мама выросла лесбиянкой. Активного, то есть мужского типа. Поэтому она и ведет себя как милиционер. Поэтому ее и называют не Милица, а Милиция Ивановна.

Дедушка по отцу был из евреев-выкрестов, купил себе поместье и таким образом стал помещиком и дворянином. Выдавал себя за немца – Миллер. От рождения хромал на левую ногу. Невротик, эксцентрик, игрок и спекулянт. Интересовался психиатрией Ломброзо. Сочувствовал народникам-террористам, а потом – скопцам и толстовцам. Часть завещания оставил сионистам, а другую часть – коммунистам.

Бабушка по отцу была из правоверной еврейской семьи, но убежала из дома и стала суфражисткой, то есть борцом за эмансипацию женщины. Курила, пила, наркоманила и лесбиянила. Страдала психическими расстройствами, писала футуристические стихи, интересовалась теософией мадам Блаватской и антропософией еврея Штейнера.

От таких дедушки и бабушки папа Миллер родился хорошеньким, как херувимчик. Но в его душе сидел бес суккуб, который превращает мужчин в женщин. Папа Миллер был гомо пассивного типа, то есть по виду мужчиной, а в душе женщиной. Поэтому-то он такой пассивный, ленивый и вечно сонный.

В семье Миллеров все было наоборот. Обычно говорят о красоте жены. А здесь папа как теософский херувимчик, а мама как жаба. Обычно муж старше жены. А здесь жена на десять лет старше мужа. Обычно муж выбирает себе жену. А здесь «активная» старая жаба женила на себе «пассивного» молоденького херувимчика. И потом всю жизнь попрекала его, что он такой дохлый, что он импотент, педераст и минетчик. Хотя она и сама была нисколько не лучше. Потому бедного папу и прозвали Гоняло Мученик.

Сбоку приписка красным карандашом:

«Потому и говорят, что дьявол делает все наоборот».

Почерк показался Нине знакомым. Ей даже почудилось, что это почерк Бориса Руднева.

Затем шли всякие мелочи из семейной жизни Миллеров. И все в стиле антиромана. В монну Нину влюбился соседский мальчик пятнадцати лет и такой же хорошенький, как ее папа в молодости. Этот мальчик был подрастающим минетчиком и мазохистом, он душой чувствовал, что Нина его дополняющая половина, и безумно страдал за ней. А Нина над ним только насмехалась. Зато в этого мальчика столь же безумно влюбился престарелый папа Миллер. А Нина уверяла всех, что ее папа втрескался в блудницу Магдалину, с которой Нина рисовала рубенсовских женщин и одновременно крутила лесбийский романчик. Но маму, конечно, не обманешь, и из-за этого получился семейный скандальчик. Мама на старости лет приревновала папу к глупому мальчику, а бедный папа заболел черной меланхолией и глотал всякие таблетки.

Внизу примечание красным карандашом:

«Положение более безвыходное, чем в романе Сартра „Без выхода“. Характерно, как в семье повторяется тот же самый цикл – как карма».

И опять почерк показался Нине до странности знакомым.