Бессмертие. Тайное знание Древней Руси - Гонсалес Алекс Рон (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
Остановившись в гостинице «Прибалтийская», расположенной на самом берегу Финского залива, я в первый же день приступил к «охоте на лис». На Васильевском острове я довольно быстро выявил несколько аномальных зон: возле самой гостиницы, на углу улицы со странным названием «Шкиперский проток» и Гаванской улицы, на Смоленском кладбище, на 16-й линии, и т. д. Я посетил даже родильный дом, в котором отец появился на свет. Старушка-старожилка показала мне тщательно заложенный кирпичами парадный подъезд, поведав легенду о том, что когда-то здесь родился Дракон-Антихрист, и всех младенцев, проносимых после него через те же двери, постигала страшная судьба. Так что пришлось сделать другой вход, а этот замуровать цементом, замешанным на святой воде с землей от склепа петербургской юродивой — Ксении Блаженной...
Кроме Васильевского, мною был исхожен и изучен весь центр города. Руководствуясь дневником, словно путеводителем, я чувствовал себя так, будто вернулся в свой город, хотя и не был здесь никогда. Я бродил по набережным каналов и рек, особенно в старой центральной части, к счастью, до сих пор неухоженной и необустроенной, сохранившей благодаря этому свою уникальную энергетику. В особенности меня привлекали набережные канала Грибоедова (или Грибонала, как для краткости зовут его местные жители). Поначалу я, как и многие, полагал, что назван он в честь русского писателя-дипломата с трагической судьбой, автора пьесы «Горе от ума». Но нет! Его назвали в честь инженера, предложившего новую систему канализации — великое благо для великого города... Впрочем, извините, если здесь усматривается некое противопоставление, это не входило в мои планы. Всего лишь одна из многих иллюстраций парадоксальности Невской столицы.
Извилистая набережная Грибонала вела меня по старому городу: от Кокушкина моста возле Сенной площади — местности, где разворачивалась драма жизни Федора Достоевского и его героя Родиона Раскольникова, — до места слияния канала с рекой Фонтанкой. Далее самыми глухими кварталами старого Петербурга, я шел в сторону Коломны — к печально известной благодаря находящейся на ее берегах психиатрической больнице реке Пряжке... И вдоль Мойки, мимо Новой Голландии, возвращался в торжественный, парадный, «столичный» Петербург с его дворцами, соборами, проспектами...
В течение недели этот путь был пройден мною неоднократно, но несмотря на постоянное ощущение, что истина где-то поблизости, конкретных результатов, кроме ощущения явной аномальности изучаемой местности, я так и не получил.
Однако к концу недели, когда я уже почти отчаялся обнаружить в своих поисках что-то конкретное, — и, надо сказать, такому упадническому настроению весьма способствовал промозглый, пробирающий до костей балтийский ветер, — так вот, в этот тяжелый момент все же появилась некая зацепка.
Дурная погода и не лучшее расположение духа завели меня в подвальчик одного из самых гнусных питейных заведений, какие мне доводилось посещать на этой планете. Это был клуб «Циникъ», располагающийся возле Исаакиевской площади. Я зашел туда, ведомый не только надеждой согреть продрогший организм, но и смутным предчувствием близкого выхода из сложившегося порочного круга.
Гонимый ветром и косым дождем по Синему мосту, мимо величественного Мариинского дворца (места обитания нынешнего городского парламента), я свернул в переулок Антоненко, где мне пришлось осторожно обойти кучку полупьяных-полуобкуренных подростков у входа в молодежную дискотеку «Порт».
Надо сказать, что хоть я и обладаю сверхъестественными способностями и знаю в совершенстве несколько внутренних стилей ушу, в том числе столь редкий, как «Тайцзи цюань Отшельника с Горы Девяти Золотых Лотосов», даже преподаю его нескольким ближайшим ученикам, я никогда не ищу повода показать свое искусство. Я хорошо помню слова моего учителя У Цзе Шаня, китайского монаха из маленького монастыря в районе Удана: «Истинным гунфу [9] обладает лишь тот, кто никогда его не применяет. Если же мастер оказывается в ситуации, вынуждающей его к бою, то он (конечно, если он настоящий мастер) применяет сначала гунфу быстрого бега». Уроки старого китайца крепко сидят в моей памяти — тем более, что он всегда умел придать им убедительности своей тяжелой бамбуковой тростью...
Так вот, благополучно миновав все возможные препятствия, включая сурового, одетого в черную кожу фейс-контролера, я спустился в подвальчик «Циника».
И тут остановился, обуреваемый двумя противоположными стремлениями: немедленно покинуть это место и остаться здесь хотя бы ненадолго. Был вечер субботы, хоть и не поздний, но веселье в клубе било ключом, дым стоял коромыслом, а музыка оглушала!
Решив все же довериться интуиции и остаться, я с трудом протиснулся по проходу между деревянными некрашеными столами, заполненному месивом тел представителей «золотой молодежи» и питерского «дна». Купив попутно в баре кружку местного пива сорта «Невское классическое» (не из особой любви к пиву, а дабы не выделяться излишне из общей массы), я добрался до сравнительно тихой дальней комнаты.
Сесть пришлось за стол возле «интерьерного» книжного шкафчика, набитого явно случайным набором книг — от русской классики до современных авторов с ничего не значащими для меня фамилиями, которые я на всякий случай записал в свой блокнот: Пелевин, Стогофф, Ширяев, Лукьяненко, Светлов, Берснев... Это был единственный стол с несколькими свободными местами. По соседству со мной оказались следующие персонажи: сонная девица, в глубокой медитации созерцающая стакан с недопитым коктейлем, и двое молодых людей интеллигентной, как принято говорить, наружности, но изрядно навеселе и что-то оживленно обсуждающих. Никто из них не обратил на мой приход ни малейшего внимания, и это меня вполне устраивало.
В некий момент между двумя глотками водянистого пива я понял, что с интересом прислушиваюсь к происходящей за столом беседе. По давно сложившейся привычке исследователя реальности я незаметно нажал на клавишу включения диктофона...
Вот что мне удалось позднее различить сквозь грохот музыки, доносящейся из соседнего зала, звон бокалов и крики пьяных людей.
— ...все, что ни делается — делается Богом.
— С точки зрения идей кашмирского вшиваизма?
Клянусь, так и было сказано!
— С точки зрения кашмирского шиваизма [10] что ни делается — делается Богом!
— То есть все, что я делаю — делает Бог?
-Да.
— А все, что делаешь ты, соответственно, делает — кто?..
— Бог.
— Тоже Бог?
-Да.
— Не, ну как такое может быть?! И то, что я делаю, делает Бог, и то, что ты делаешь, делает...
— Да! А потому, что кашмирский шиваизм — это парадвайта [11]!
— ...делает Бог. А если я, например, тебе дам пенделя, а ты мне сделаешь тепель-тапель?..
— ...я тебе яйца оторву.
— ...то... да... что же это получается?!.
— Это и есть Бог!
— То есть Бог сам себе яйца отрывает?
— Да. Это игры Бога. Игры Бога!
— Хорошенькие игры...
— Бог — игривый.
— То есть любая игра — она божественна... -Да.
— А Бог игрив. -Да.
— Тогда это даун ваще...
— А-а-а?..
— Даун какой-то получается!Или дебил.
— А Он бывает и дебилом, и гением — всем бывает. Потому что все есть Бог. Все, что ни делается, все — Богом.
— А где же Дьявол?
— Дьявол — это тоже Бог. Это игра Бога. В Дьявола. Даже эгоизм — это игра Бога. Потому что майя [12] — это Творение, это проявление Бога.
— А вы откуда это знаете?
Собеседник неожиданно перешел на «вы» — то ли впечатленный величием озвученных идей, то ли чтобы сильнее дистанцироваться от них... Надо сказать, что голоса звучали несколько нетвердо, реплики наслаивались одна на другую, так что у меня даже возникло подозрение, что беседующие не только изрядно выпили, но еще и покурили...
