Кто умирает? - Левин Стивен (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Махараджи однажды обратился к своему последователю и сказал: «Не будь привязан даже к следующему вдоху».
Когда ум и сердце сходятся воедино в своей любовной капитуляции и ясном принятии того, что есть, – только тогда осознанная смерть оказывается возможной. Наблюдая процесс, который мы всегда по ошибке принимали за «я», мы видим, что все возникающее уходит, заканчивается и сменяется следующим мгновением – что даже само время постоянно умирает.
Смерть – это иллюзия, на которую мы все попались, поэтому мы должны внимательно следить за тем, чтобы «осознанная смерть» не стала еще большей иллюзией, когда мы вообразим, что знаем, что такое смерть.
Мы слышим о смерти мастеров дзэн, святых, всех, кого считаем «выдающимися людьми», и узнаем, что они умирают без малейшего сопротивления. Нам кажется, что мы на такое не способны. Но я вижу, что многие люди, приближаясь к смерти, пребывают в замешательстве, но в конце концов достигают единства с процессом умирания. Они, надо полагать, в последние месяцы своей жизни проходят то, что можно назвать «перевоплощениями». Они углубляют работу, ради которой, возможно, родились. Они больше не являются кем-то отдельным, кем-то «умирающим сознательно». Они становятся просто пространством в пространстве, светом в свете.
Робин было тридцать три, когда я познакомился с ней. В течение последних двух с половиной лет она работала со своим раком. Когда ей поставили диагноз, она была агентом страховой компании. «Тогда я была довольно угловатой», – сказала она. Пытаясь понять процесс исцеления, открываясь своей косности, которая вполне могла быть причиной ее болезни, она начала исследовать саму жизнь. В течение полутора лет, которые прошли после постановки смертельного диагноза, она углубила свое участие в жизни посредством медитации, молитвы и чтения духовных текстов, которые до этого времени для нее практически не имели смысла.
«Каким великим учением является этот рак!» – воскликнула она, начиная рассказывать то, что случилось с ней накануне ночью. Она поведала о том, что ей показалось, что она приближается к смерти. И когда она открыла свое сердце в молитве, она почувствовала, что движется в великом туннеле, который скоро закончился, и она оказалась на широкой золотистой ладони. Впервые за несколько месяцев она не чувствовала боли, и вот, полежав на ладони и насладившись спокойствием, она подумала, что, должно быть, разленилась, если до сих пор не посмотрела по сторонам. Тогда она стала на четвереньки, выглянула за край ладони и увидела то, что ей показалось бесконечным звездным небом. Она сказала, что ее взгляду открылись десятки тысяч мерцающих звезд и что каким-то образом она близко знала их все и, фактически, была еще одной такой звездой. Она не знала, как такое возможно; она знала только, что это так. Одна из звезд приблизилась, и это был Иисус, затем вышла другая, и это был Рамана Махарши. Затем каждая из этих звезд снова вернулась на звездное поле и стала такой же, как и все остальные. В этот момент, по ее словам, она поняла, что природа всех вещей одна. Через мгновение окружающая обстановка растаяла, и она обнаружила себя в своем больном теле. Она сказала, что после этого переживания она преисполнилась чувством, что смерть – это «ничего особенного».
Через год она, казалось, подошла к «концу игры» и вот-вот должна была умереть. Она знала, что в традиции эскимосов и североамериканских индейцев умирающий собирает всех своих родственников и порой ждет несколько недель, пока они соберутся, чтобы попрощаться с каждым из них и пожелать им всего наилучшего, прежде чем вернуться в спокойную комнату и умереть мирной смертью. Она решила, что также попробует практиковать сознательное умирание такого рода. Она сделала многое в прошлые годы и подумала, что это будет совершенным проявлением сознания, над которым она столько работала в месяцы страданий и беспокойства. Она пригласила своих близких прийти к ней домой 10 марта, чтобы быть вместе с ней в вечер ее смерти. Когда приближалось десятое число, ей, по ее словам, приходилось держаться, чтобы не умереть «раньше отведенного времени», не пережив глубоко прощание с близкими накануне смерти. Утром назначенного дня ее бывший муж, шестилетний сын, сестра (врач), брат со своей женой и я – все мы собрались, чтобы проститься с той, кого мы так сильно любили. Близился вечер. Был накрыт стол, но мало кто ел. Мгновение было исполнено энергии прощания. Около восьми вечера сестра и брат помогли Робин перейти из спальни в гостиную. Это было очень сильное мгновение. Она была очень ясной, полностью принимала свою смерть и удовлетворение, которое эта смерть давала ей, – радость быть с близкими людьми и оставить свое тело без сожаления и без незаконченных дел. После полутора часов общения она почувствовала себя слабо, и ее препроводили обратно в ее комнату. Все остались сидеть в гостиной, глядя в глаза друг другу с грустью и пониманием. Каждый из нас попрощался с ней и пожелал ей всего наилучшего в новом путешествии сознания. Когда дверь за Робин закрылась, многие плакали от тоски по той, которую больше не увидят.
В пять часов утра на следующий день Робин проснулась и сказала: «О черт!», и мы провели целый день за разговорами о том, что держит ее здесь, о ее желании «умереть сознательно» и о неконтролируемости потока событий. В эту ночь каждый из нас приходил в ее комнату и прощался с ней в последний раз, так как нам всем казалось, что она доживает свои последние часы на земле. Вечером мы читали ей Библию, а она с умиротворением слушала. Было решено, что я буду ночевать в ее комнате в спальном мешке, чтобы быть рядом с ней в последние мгновения перед смертью.
В четыре часа утра мы оба проснулись, глядя друг другу в глаза, и начали смеяться от того, что природа лучше нас умеет отсчитывать время. Так продолжалось много дней. В первые несколько дней утром мы первым делом возвращались на уровень «ноль», отпуская все предрассудки, открываясь процессу, каким он был. К четвертому дню наше общение на заре продолжалось только около получаса. Мы перешли на общение с помощью тишины, а не с помощью слов. Наша работа вечером, приблизительно за час до отхода ко сну, состояла в том, чтобы открываться образу Иисуса, который проявлялся в ее сердце все ярче каждый день.
Постепенно день за днем ее идеи о том, кто она как «сознательная личность», ее идеи об открытии смерти, о том, что такое смерть, начали растворяться. Ей не дано было даже быть той, кто умирает сознательно. Она становилась все слабее и слабее, она больше не принимала пищи, широко открывалась смерти, но все же не могла умереть. Иногда она была немного в замешательстве, но чаще излучала любовь.
Все поселились в доме Робин, чтобы быть с ней во время ее смерти. Через неделю после начала процесса, она проснулась утром и своим тоненьким, как у птички, голоском сказала: «Сегодня ночью мне казалось, что я должна покинуть тело. Иисус стоял справа от меня, и я спросила у него, возьмет ли он меня, но он сказал „Нет“, потому что еще не пришло время. Все это дается мне, чтобы я научилась доверять и терпеть. И вот я по-прежнему здесь».
По мере того как шли дни, она должна была отказаться даже от понимания того, как все есть. Она должна была отказаться от своего знания и просто присутствовала. Через несколько дней, когда мы проснулись, я спросил ее: «Что происходит?», – и она с необыкновенной ясностью ответила: «Я не знаю». Однако это «Я не знаю» таило в себе такое глубокое удовлетворение, какого я не слышал в ее словах раньше. Наконец-то она не знала, и с ее стороны было очень хорошо не предугадывать течение процесса, а просто отдаваться ему. Это позволяло ей присутствовать еще в большей мере. Она отпускала каждый день, каким он был. Она просто доверяла мгновению, ничего не ожидая от него. Она перестала задаваться вопросом о том, когда все случится. В ней осталась только капитуляция перед Богом, только мягкость и открытость всему, что могло случиться. Все, что мы воображаем, теряется в умирании: личность, наше чувство истории, наши цели, представления и модели уходят, и только сознание остается. С каждым днем она становилась все более прозрачной. Доверие и терпение.
