Жизнь-в-сновидении - Доннер Флоринда (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗

Эта женщина наклонилась ко мне и громким чистым голосом спросила: — Ты что же, не хочешь поздороваться со мной?

— Нелида! Когда ты пришла? Я просто пыталась избавиться от звона в ушах.

Она кивнула и, подтянув под себя длинные красивые ноги, обняла руками колени. — Приятно тебя видеть, — мечтательно произнесла она.

Хмуря брови, смотритель что-то бормотал про себя, изучая лежащие перед ним страницы. Через некоторое время он произнес: — Твои каракули не только трудно разобрать, в них и смысла мало.

Прищурившись, Нелида осуждающе посмотрела на меня, словно призывая возразить.

Я заерзала, чтобы подняться, желая уйти от этого нервирующего меня пристального и изучающего взгляда. Но она наклонилась и неожиданно схватила меня за руку, будто взяла ее в тиски.

Смотритель начал читать вслух раздражающе медленно. То, что он читал, казалось знакомым, но я не могла определить, действительно ли он воспроизводит текст, так как не могла сосредоточиться. Кроме того, меня выводила из себя та показушная манера, с какой он кромсал предложения, фразы и изредка даже слова.

— И наконец, — заявил он, заканчивая чтение последней страницы,— это просто плохо написанная работа. — Он сложил эти разрозненные листы в стопку и облокотился на изгородь, не спеша согнув колени в то самое положение, которому меня научил Исидоро Балтасар — согнув правую ногу так, чтобы ее щиколотка лежала на левом бедре — и закрыл глаза. Он молчал так долго, что я подумала, что он уснул, и даже вздрогнула, когда медленно и размеренно он начал говорить об антропологии, истории и философии. Его мысли, казалось, облекались в форму, слова были ясными и точными. Он говорил просто, было легко следить за ходом его речи и легко ее понимать.

Я внимательно слушала и в то же время не могла отделаться от вопросов. Как он может столько знать о западноевропейских интеллектуальных течениях? Где он учился? Кто же он на самом деле?

Как только он закончил говорить, я сразу же попросила:

— Не мог бы ты все повторить сначала? Я бы хотела кое-что записать.

— Все, о чем я говорил, есть в твоей работе, — заверил меня смотритель. — Все это похоронено под множеством сносок, цитат и сырых идей. — Он наклонился, почти прислонив голову к моей. — Недостаточно цитировать работы, пытаясь придать правдивость тому, что написано тобой.

Ошеломленная, я тупо смотрела на него. — Помоги мне, пожалуйста, написать статью.

— Нет, этого я сделать не могу, — произнес он с мрачным блеском в глазах. — Это ты должна сделать самостоятельно.

— Но я же не могу, — запротестовала я. — Ты же только что показал, как плохо написана моя работа. Поверь, это лучшее, на что я способна.

— Нет! — уверенно возразил он, посмотрев на меня в изумлении, к которому примешивалось дружеское участие. — Я уверен, твои профессора примут работу, как только она будет отпечатана. Но не я. В ней нет ничего оригинального.

Я была слишком ошеломлена, чтобы расстраиваться.

— Ты только другими словами пересказываешь то, что прочитала, — продолжал смотритель. — А я требую, чтобы ты больше полагалась на свое собственное мнение, даже если оно противоречит тому, чего от тебя ждут.

— Но это ведь только реферат, — защищалась я. — Знаю, он еще сырой, но мне нужно, чтобы и профессора были довольны. Согласна я или нет со всем этим — к делу не относится. Мне нужно, чтобы меня приняли в аспирантуру, а это отчасти зависит от того, довольны ли будут профессора.

— Если ты хочешь черпать силу из мира магов, ты больше не можешь работать, имея это в голове. Скрытые цели неприемлемы в нашем магическом мире. Если хочешь стать аспирантом, значит должна вести себя как воин, а не как женщина, которую научили всем угождать. Даже когда тебе смертельно плохо, ты все равно стараешься угодить. А когда ты пишешь, тебя ведь этому не учили, значит, ты можешь принять настроение воина.

— Что ты называешь настроением воина? Мне что же, с профессорами воевать?

— Не с профессорами, а с собой. За каждый миллиметр. И делать это настолько искусно и умно, чтобы никто и не догадывался о твоей борьбе.

Я не совсем поняла, что он имеет в виду, да и не хотела понимать. Воспользовавшись паузой, я спросила, откуда он знает столько об антропологии, истории и философии.

Улыбнувшись, он покачал головой.

— А ты что, не заметила? — и сам ответил на вопрос. — Я собрал эти мысли из ниоткуда. Я просто разбросал свои энергетические волокна и подцепил их, как рыбак ловит рыбу, из необъятного океана мыслей и идей.— И он развел руками, обнимая все пространство вокруг себя.

— Исидоро Балтасар говорил мне: для того, чтобы собирать мысли, нужно уметь распознать, какие именно могут быть полезны. Поэтому ты, должно быть, изучал историю, философию и антропологию.

— Может, когда-то и изучал, — неопределенно произнес он, в задумчивости почесывая затылок. — Наверное.

— Просто должен был, — назидательно произнесла я, будто совершила открытие.

Глубоко вздохнув, он снова откинулся на изгородь и закрыл глаза.

— И почему ты хочешь всегда быть права? — спросила Нелида.

Это прозвучало так неожиданно, что я уставилась на нее, открыв рот. В уголках ее губ притаилась озорная затаенная улыбка. Она показала мне на мой открытый рот. Меня так поглотила речь смотрителя о реферате, что я напрочь забыла о присутствии Нелиды, хотя она и сидела напротив меня. Или не сидела? Мысль о том, что она могла незаметно уйти и вернуться, меня испугала.

— Не думай об этом, — тихо сказала Нелида, словно я кричала от страха. — Мы обычно приходим и уходим так, что нас никто не замечает.

Ее тон сглаживал леденящее впечатление от ее слов. Переводя взгляд с одного из них на другого, я думала, действительно ли они незаметно исчезнут прямо у меня на глазах. Потянувшись как кошка, я легла на соломенную циновку на спину, медленно подвинув ногу к подолу платья Нелиды, опускавшемуся до земли, а моя рука двинулась к одежде смотрителя. Он, должно быть, почувствовал, что его тронули за рукав, потому что резко сел и уставился на меня. Я закрыла глаза, но продолжала смотреть на них сквозь ресницы. Они сидели, не шелохнувшись. В их прямых позах не было ни следа усталости, а у меня слипались глаза.

Налетел прохладный ветерок, наполненный ароматом эвкалипта. Вереницы разноцветных облаков бежали по небу. Глубокое и прозрачное, оно медленно растворялось и таяло так незаметно, что невозможно было различить, где облака и где небо, где день и где ночь.

Положив ногу на кайму платья Нелиды и вцепившись в рукав смотрителя, точно от этого зависела жизнь, я уснула. Показалось, что прошло лишь мгновенье, как чья-то рука прикоснулась к лицу.

— Флоринда? —- прошептала я, инстинктивно чувствуя, что рядом сидит другая женщина. Она говорила что-то очень тихо. Было ощущение, что она говорила уже давно, и я проснулась, чтобы это услышать.

Я попыталась сесть. Легким, но твердым прикосновением к плечу она остановила меня. Маленький огонек мерцал где-то в темноте, проливая бледный дрожащий свет на ее лицо. Это делало ее похожей на привидение. Казалось, она увеличивается в размерах, приближаясь ко мне. Ее глаза казались больше от этого приводящего в замешательство взгляда. Ее словно подведенные черным брови хмурились.

— Нелида! — вздохнула я с облегчением.

Едва улыбнувшись, она кивнула. Я хотела спросить ее о смотрителе и о реферате, но она приложила свои пальцы к моим губам и продолжала что-то нашептывать. Звуки становились тише и тише. Казалось, они доносятся издалека, и наконец они исчезли совсем.

Нелида встала и жестом пригласила сделать то же самое. Я встала и увидела, что мы не во дворе, а в одной из спален, выходящих в коридор.

— А где же моя работа? — спросила я, беспокоясь, что ветер мог расшвырять страницы по двору. Мысль о том, что мне придется начинать все с самого начала, привела меня в трепет.

Нелида по-королевски кивнула, чтобы я следовала за ней. Она была гораздо выше меня и очень походила на Флоринду. Если бы не ее хрупкость, я бы ни за что не смогла их различать. Сейчас она казалась незавершенной копией Флоринды — такой, скорее всего, та была в юности. В Нелиде было что-то воздушное, хрупкое, обаятельное. Мы часто шутили с Исидоро Балтасаром, что будь я мужчиной я, потеряла бы из-за нее голову. Он остроумно замечал, — в шутку, конечно, — что потому-то она со мной почти не разговаривает.