Пища богов - Маккенна Теренс (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗
Реко получил свой образец гриба от РобертоВейтландера, европейского инженера, работающего в Мексике. На следующий год небольшая группа вместе с дочерью Вейтландера и антропологом Жаном Бассе Джонсоном стали первыми белыми, принявшими участие во всенощной грибной церемонии – веладе.
Вассен переслал в конце концов образцы Реко в Гарвард, где они привлекли внимание молодого этноботаника Ричарда Эванса Шульца. Шульц был студентом-медиком, пока не столкнулся с работой Клювера о мескалине. Шульц счел, что гриб Реко мог быть таинственным теонанакатлем, описанным испанскими историками. Вместе со студентом-антропологом из Йелльского университета Вестоном ла Барром он опубликовал подборку доказательств того, что теонанакатль - это какой-то психоактивный гриб.
На следующий год Шульц сопровождает Реко в селение Уатла де Хименес в нагорье Сьерра Масатека. Были собраны и отправлены в Гарвард образцы психоактивных грибов. Но в конце 30-х годов наступают силы более значительные; как и во многих областях, исследования в этноботанике приостанавливаются, а затем и совсем прекращаются с началом Второй мировой войны. Реко уезжает, а когда японцы закрепляют свое положение на каучуковых плантациях в Малайе, Шульц принимает приглашение изучать в бассейне Амазонки экстракции каучука для учрежденного на время войны правительством США Управления стратегических служб. Но до того, в 1939 году, он публикует работу “Идентификация теонанакатля, наркотического базидиомицита ацтеков”. / Richard Evans Schultes. “Plantae Mexicanae. II: The Identification of Teonanacati, a Narcotic Basidiomycete of the Aztec amp;”, Botanical Museum Leaf lets of Harvard University (1939) 7:37-54/ В ней он без всякого шума предлагает разгадку тайны, которая в то время казалась не более чем предметом ученых дебатов среди специалистов по Центральной Америке.
Несмотря на то что светила науки покидали Европу, здесь все же произошел фундаментальной прорыв. В 1938 году Альберт Хофман занимался, как обычно, своими привычными фармацевтическими исследованиями в Базельской лаборатории фирмы “Сандоз” в Швейцарии. Он надеялся создать новые средства для облегчения потуг (родовых схваток) и деторождения. Работая с сосудосужающими веществами, извлеченными из спорыньи, Хофман первый синтезировал тартрат диэтиламида d-лизергиновой кислоты – ЛСД-25. Будучи человеком скромным, он зафиксировал завершение синтеза, и неизвестное доселе соединение было занесено в каталог и помещено в хранилище. Там оно и оставалось в условиях нацистской Европы еще пять самых бурных лет человеческой истории. Страшно вообразить возможные последствия, стань открытие Хофмана известно хотя бы немного раньше.
Альфред Джерри, возможно, выразил свое предчувствие этого знаменательного события и аллегорически изобразил его в написанной им в 1894 году книге “Страсть, считавшаяся увлечением высокогорными велосипедными гонками”. / Alfred Jarry, Selected Works of Alfred Sorry, Roger Shattuck and Simon Watson Taylor, eds. (New York: Grove Press. 1965)/ Фактически дадаисты и сюрреалисты и их предшественники, сгруппировавшиеся вокруг Джерри и его “Школы патафизического”, многое сделали для изучения применения гашиша и мескалина в качестве усилителей творческого выражения. Они создали культурную платформу для поистине сюрреалистического распространения информации об ЛСД среди общественности. Любому энтузиасту
ЛСД известна история, как 16 апреля 1943 года, чувствуя приближение предвыходной суеты и еще не зная, что получил дозу ЛСД, когда соприкасался с веществом без перчаток, химик и почти уже герой контркультуры Альберт Хофман рано закончил работу и отправился на велосипеде по улицам Базеля.
Я вынужден был прервать работу в лаборатории после обеда и отправиться домой, побуждаемый заметным чувством беспокойства в сочетании с легким головокружением. Дома я прилег и погрузился в подобное сну состояние какого-то не лишенного приятности опьянения, характеризующегося крайне стимулированным воображением. В этом состоянии с закрытыми глазами (дневной свет казался неприятно слепящим) я наблюдал непрерывный поток фантастических картин, экстраординарных образов с интенсивной калейдоскопической игрой цвета. Где-то часа через два это состояние прошло. / Albert Hofmann. LSD, My Problem Child (Los Angeles: Tarcher. 1983). p. 15/
В 1947 году в научной литературе наконец появились сообщения о необычайном открытии Хофманом метагаллюциногена, активного на уровне микрограмм. Как показали события 50-х годов, ящик Пандоры был открыт.
Олдос Хаксли написал в 1954 году “Двери восприятия” – блестящую зарисовку схватки европейских мужей-интеллектуалов, сражающихся с осознанием подлинных измерений сознания и Космоса, а равно и изумленных ими.
То, что все остальные видят только под воздействием мескалина, художник, по природе своей, с рождения видит постоянно. Его восприятие не ограничено тем, что полезно биологически или социально. Частичка знания, принадлежащая Всемирному Разуму, просачивается помимо ограничительного клапана мозга и “эго” художника в его сознание. Это знание о внутренней ценности всего сущего. Для художника, как и для принимающего мескалин, ткани – это живые иероглифы, которые неким необычайно выразительным образом символизируют непостижимую тайну бытия. Даже более, чем кресло, хотя, вероятно, и менее, чем те вовсе сверхъестественные цвета в вазе и складки на серых фланелевых брюках, они наполнены этой “естьностыо”. Чему они обязаны своим привилегированным положением, я сказать не берусь. / Aldous Huxley, The Doors of Perception (New York: Harper, 1954). p. 33 (цит. русский перевод. С.23)/
В 1956 году чешский химик Стивен Жара синтезировал ДМТ – диметилтриптамин. ДМТ остается самым сильным из всех галлюциногенов и одним из самых краткодействующих из известных соединений этого рода. Когда ДМТ курят, опьянение достигает пика где-то за две минуты, а затем еще в течение примерно 10 минут ослабевает. Инъекции обычно действуют дольше. Вот описание самого первооткрывателя.
На третьей-четвертой минуте после инъекции появились вегетативные симптомы, как то: ощущения покалывания, дрожи, легкой тошноты, расширение зрачков, повышение кровяного давления и учащение пульса. В то же время появились эйдетические феномены, оптические иллюзии, псевдогаллюцинации, а затем позднее – и настоящие галлюцинации. Галлюцинации состояли из движущихся, ослепительно окрашенных восточных мотивов; потом я увидел чудесные, быстро сменяющиеся сцены, картинки. / Steven Szara in Psychotropic Drugs. S. Garattim and V. Qhetti, eds… (Amsterdam: Elsevier. 1957). p. 460/
Год спустя, в мае 1957 года, Валентина и Гордон Уоссоны опубликовали свою знаменитую статью в журнале “Лайф”, возвещающую об открытии псилоцибинового грибного комплекса. Статья эта, как и многие другие краткие публикации по данному предмету, привнесла в массовое сознание понимание того, что растения могут вызывать экзотические, а быть может, и параноидальные видения. Нью-йоркский специалист по банковским вкладам Уоссон был хорошо знаком с движущими силами и возмутителями истеблишмента. А потому, естественно, он обратился к издателю “Лайфа” своему другу Генри Люсу, когда ему понадобился всенародный форум/чтоб возвестить о своих открытиях. Тон статьи в журнале резко контрастирует с той истерией и тем ажиотажем, которые раздуют впоследствии американские средства массовой информации. Статья корректна и обстоятельна, непредубежденна и научна.
Свободные концы Уоссоновых химических открытий связал Альберт Хофман, который во второй раз вспыхнул в истории фармакологии психоделиков ярким светом, химически изолировав псилоцибин и определив его структуру в 1958 году.
