Послания - Студит Федор (читать книги онлайн полностью TXT) 📗
Отеческая святость твоя, более, чем мы сами заботящаяся о делах наших, в двух собственноручных письмах сообщила нам странное и дивное. Но о подателях писем Бог благоволил так, что они с согласия игумена приняты в свой монастырь. Хорошо поступило благочестие твое, возвратив их назидательным словом своим в отеческие и духовные недра.
О брате же нашем, оставившем звание и изверженном из монастырского общежития, как из рая, не знаю, что и сказать. И мы прежде смотрели на этого человека, как на виноград поистине богонасажденный, самое чистое семя, плодоносное (Иер.2:21). Как же теперь повредил его лесной вепрь и одинокий дикий зверь поел его (Пс.79:14), и он обратился, так сказать, в горечь смертную? Не потому ли, что он предался неукротимым зверям страстей, – понимаю под этим плотоугодие и любоначалие, – и теперь можно видеть, как он в умственных помыслах пожирается ими и терзается, будто устами львов?
Божественный Василий, как ты знаешь, говорит, что падение безрассудно отлучившегося и отвергшего отца – такое же, как и у того, кто нарушил и сам святой обет, поэтому они одинаково и осуждаются на отлучение и прочие епитимьи. Впрочем, мы, грешные, молимся о том, чтобы он опять взлянул на прежний свет из своей отупевшей от страстей и омраченной души и опять возвратился домой к любезному отцу и возлюбленной общине.
Самих же братьев мы увещеваем оставаться мужественными в общежительных подвигах и не колебаться из – за падения нечестивого, но все более и более по этому поводу прилепляться к истинной вере и неразрывному союзу, даже до пролития крови, как учат богоносные Отцы, чтобы за совершенство покорной жизни своей получить им венец мученичества в день Суда и ликовать вместе с Досифеем, Акакием и Дометианом, мужами вполне святыми, проведшими жизнь свою в полном послушании. Ибо ныне, как твое преподобие говорит в остальной части письма, господствует нестроение и непослушание, так как почти все, можно сказать, опираются на обычаи человеческие и на установления соседей, противоположные заповедям Божиим, и больше хотят вести образ жизни такого – то и такого – то игумена, нежели Божественных Отцов наших.
Поэтому пастыри, из них я первый, стали неразумными; не ищем Господа и не держимся безукоризненного и неизменного образа жизни, но – как будто обветшал закон Божий, упразднилось Евангелие, обессилели духовные уставы и, скажу нечто более нечестивое, как будто изменился неизменяемый Бог!
Это относится к тем, кто говорит и ссылается на времена, дни и поколения, – тогда одни, а теперь другие. А я возражаю, что такое различие произошло не от времени. Ибо ни небо не получило другого вида или другого движения, ни светило – причина дня – не приняло другого сияния, ни вселенная не стала носиться и обращаться вопреки прежнему порядку; поставил их, – сказано в Писании, – во век и в век века, повеление дал – и не пройдет оно (Пс.148:6).
Но это произошло, святейший, от перемены свободной воли, оскудевшей божественной любовью и обратившей привязанность свою на вещи тленные, не желающей и не решающейся следовать достохвальным примерам и отображать первоначальный и отеческий боговидный образ, а следующей примерам безобразным, нелепым и чудовищным. Поэтому мы и носим в душе своей идолов, имеющих вид отчасти человека, отчасти пса, отчасти, может быть, леопарда, отчасти рыбы, или какого – либо пресмыкающегося, – твое преподобие примет это как иносказание.
Итак, те, которые по заблуждению болтают так, пусть или с открытым лицом разорвут Евангелие, свидетельства и заповеди Господни, и все переданные святые письмена, или, не делая этого, оставят младенческие и неразумные суждения, как поистине достигающие полного возраста Христова, мужа совершенного (Еф.4:13), согласно божественному изречению. Пусть и сами так поступают, и других учат; или, не делая ни того, ни другого из сказанного, пусть обвиняют собственное нерадение и невоздержание. Ибо, может быть, и для них настанет время вразумления.
Но горе мне, честнейший отец, что я, будучи сам подвержен всему сказанному и причастен всякому пороку и нечестию, начал укорять других и предписывать законы. Да восплачут и возрыдают и камни бесчувственные обо мне, подвергающемся опасности каждый час и рассеивающим паству Христову, вверенную мне, недостойному. Это я вынужден отвечать тебе по твоему повелению, богопочтенный.
Ты же, укрепляясь силой Духа и соблюдением заповедей закона и Отцов, да пребываешь неподвижным, непоколебимым и неустрашимым от многообразных слухов, приносимых к тебе некоторыми, подобно ветрам и треволнениям. Шествуй царским путем чистой жизни, не обращая внимания на вопиющее с обеих сторон пустословие людей и молясь непрестанно о нашем смирении с великим усердием.
Сын мой, авва Геласий! Каким образом виновник зла сатана изгнал тебя из общежительного рая, как некогда Адама из Едема, – тебя, последовавшего совету змееподобного Аммона? И теперь ты обитаешь в местах, на которые не взирает Бог, порождаешь терние и возделываешь в поте лица бесчестные страсти. Ибо что хорошего ты сделал или делаешь, уйдя оттуда? Или, скорее, чего не сделал ты дурного и ненавистного? Оскудел путеводный свет ума твоего, погасла искра духовной любви; друзья твои и ближние твои, – говорю не только о возлюбленных братиях твоих, но и об Ангелах Божиих, – вдали от тебя стали, и приблизились бесы, ищущие погубить прежде совершенные подвижнические труды твои (Пс.37:12–13).
Где твоя молитва, некогда чистая? Где твое исповедание, некогда непоколебимое, и светоносное проповедание, ангельское ликование, богоподобное послушание, христоносное смиренномудрие, и то хорошо и приятно, что воспевает песнописец Давид, – жить тебе с братией вместе (Пс.132:1)?
Так как всего этого ты лишился, сын мой, то взамен ты имеешь поселившееся в тебе противоположное этому: омрачение ума, ожесточение души, ослепление сердца, неверие, отчаяние, малодушие, страх смерти, боязнь суда. Для чего нужно перечислять все порознь, если ты живешь, совсем как Каин, стеная и трясясь (Быт.4:12)? Не говорю о множестве плотских страстей, волнующих твою внутренность и воспламеняющих грех. Поэтому, сын мой, познав истину через смиренное письмо мое, обратив взоры к свету, предавшись божественному сокрушению, проникнувшись любовью, вспомнив и поняв, откуда ты ниспал, и в каких находишься бедах, и где обитаешь, так сказать, за шатрами Кидарскими (Песн.1:4), приди в себя, восстань, пробудись, обновись и воспламени себя и, не медля ни часа, ни дня, ни недели, скорее оставив все, приди мужественно и уверенно ко мне, несчастному отцу твоему, и к доброму братству твоему, к великому моему отцу и твоему отцу.
Кроме того, я было решил, когда узнал, что ты извержен оттуда, послать к тебе брата с письмом, чтобы он возвратил тебя. Но так как относящий письмо пресвитер уверил меня, что ты непременно придешь и по одному этому письму, то я и удовольствовался им. Итак, сын мой, как сказано, не только я, несчастный, и отец мой, но и владыки мои Иоанн Предтеча и Иоанн Богослов – безусловно повелевают тебе поскорее удалиться, пока не постигла тебя неожиданная смерть.
Если же, – чего я не думаю, – ты ожесточился и будешь упорствовать, то знай, что ты отлучен от общества, и от всех святых, и от нас, грешных, пока не увидишь лица нашего. А если удалишься оттуда, как мы советовали, и возвратишься, то тебе уже разрешено участие и в Божественных Дарах, и в прочих снедях.
Так как ты, духовный сын мой Николай, по благоволению Божию, возведен в звание игумена, то тебе надлежит соблюдать все, заповеданное тебе в настоящем письме. Без необходимости не изменяй ни в чем ни того порядка, ни правил, которые ты принял от своей духовной обители. Не бери ничего от этого мира и не береги лично для себя ни одного сребренника.
