Бумажный посох. Буквоводство по эксплуатации судьбы - Сундаков Виталий Владимирович (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
А ещё, в эту самую минуту, миллиард людей встал на колени спиною к Храмам. Миллиард готовится убивать. А миллиард – смотреть на это пустыми глазами, глядя в экран, который вскоре, наконец, разрушит эту ставшую последней – циневедолизацию…
Вопросы огня
А ещё Огонь задавал вопросы, которые как всегда слышал лишь тот, кому они предназначались.
– Чем живёшь? – спросил он путешественника, – и тот ответил Огню:
– Мир полон величайших тайн, непонятых законов, невиданных сообществ, скрывающих иные сферы бытия и ценностей. Разве не достойная цель – найти их, понять и сделать эти знания достоянием достойных? И пока есть земли, на которых я ещё не был, пока есть на этих землях то, что я не видел прежде, пока я могу держаться в седле и легко обходиться без любых костылей, пока жажда познания терзает меня – я в пути! Да, мне придётся быть рыскучим, досужим, нестомчивым и лихим. Но мне давно недосуг…
– А как ты учиняешь свои стихи? – спросил Огонь поэта. И тот, как всегда, рифмой ответил огню:
– По профессии я не ПОЭТ, и ПОЭТому толком не знаю, как рождается слово и строчка. Как, вдовея, многоточие становится точкой. Восклицательный знак изгибает прозрение в знак вопросительный. А падеж щедро-дательный, превращается в жалко-просительный.
Развернув извне-вовнутрь глаза и уши, просто опрастываю душу. Отпуская слова на бумагу. Те, что уже через верх. Отныне, отвечая за них за всех.
Схватки у сердца – отдыхай голова! Дух свободен – свободнорожденны и слова. Из Вышнего мира прихожие, абсолютно безкожие. Не спорю с ними. Исправить не пытаюсь, тем более убить!
Ведь учат меня богобуквенно буквы – слова любить. А не их смертное произносилище, очень временное, из мяса и воды (неважно, я это, он или ты).
Любить не созвучие звуков. Не рифмы пунктирную нить. Не крыло-копытные муки прилётоскакавшие вдохновить.
Свободу первенцу-слову, «вначале» рождённому ИМ! Не в полон и рабство лицам третьим (читай всем остальным). Ведь творить – не ума работа, а духа игра. Не потуги, а пухость пера. Не трудорифморадение, со штампом «полёт вдохновения». А заведанное освобождение (вот и словоназванье приспело) – «словорождение».
Я у этого слова-младенца в долгу. Я ему помогу. Чем смогу. Как смогу…
– Что ты точно знаешь о жизни? – спросил Огонь Сказочника. И тот ответил Огню:
У луны пушистое дыхание.
Вопрос гораздо важнее ответа.
Свет любит темноту.
Главное земное чудо – прикосновение.
Земля очень маленькая, и Бог качает её, как люльку младенца, чтобы волны качали в море корабли.
Звёзды родили ветер, чтобы кроны деревьев могли говорить.
Люди должны мечтать выше неба.
И если ты топнул по жизни как по луже, то твой бумажный корабль сможет переплыть все синие океаны.
И это, пожалуй, всё, что я точно знаю о жизни.
ПРОдол. ЖЖЕНИЕ
Когда просыпались странники в спящем мире, то встречались они с жителями чужих снов, с героями своих не рассказанных сказок и с образами своих невзошедших стихов. И слушали непроизнесённое, и разглядывали незримое. Вспоминали другими забытое и собой неосуществлённое. И спорили они сердцами, и слушали дыханьем, и запоминали глазами, обращенными внутрь.
А когда догорал огонь, спускались во тьме на землю Боги и выбирали из всего пережитого нашими путниками за день. И перемешивая эту жатву, как замешивает её жизнь, так приговаривали:
Позже, на обетованных небесах, извлекая то, что добыли из бытия, развешивали Боги на солнечных лучах и так приговаривали:
– Это – не правда, а истина;
– А это – настоящая правда, а не метафора;
– Это – чудесная метафора, а не простая истина;
– А это, в отличие от метафоры, истины и правды, – непознаваемая людьми реальность…
– Так кто по настоящему богат – имеющий или не нуждающийся?
– Ни тот, ни другой! Воистину, богат лишь тот имеющий, кто с радостью делится своим богатством с нуждающимся.
Заговорил Воин. Странное поведал:
– Пал в бою я. И поднесла мне Перуница в ковше резном, писанном, воду живую. И подвела мне коня белого, и отправила к Сварге. Там встречал меня Перунько. Вёл в чертоги благие. За стол саживал. Слово сказывал. Помню слова те, как рукоять меча свого.
– Славно ты жил, Воин. И судьбу, и время для жизни ты верно выбрал. И ко мне вернулся достойно. Но много воды утекло с поры той. Ныне я сам тебе судьбу выберу. Вернёшься, Воин, в жизнь тем же, кем был. Но не сыщешь примет и зарубок жизни прежней. Тех, кого знавал, не встретишь.
Нынче землица людьми болеет. Нравы и устои былые – попраны. Красивое и хорошее – давно не одно и то же. Поменяли люди ясное да ровное, целое да обережное, на путанное да кривое, битое да задорное. В чести не честь, а почести, не служение, а выслуживание. Всё, что не может быть товаром, называют они бесполезным.
Радуясь, не мёды сладкие пьют, а дурманводу, огневицу горькую. Не любиться и петь, не играть и хороводить стали от радостей телесных, а зверя тревожить в себе смердного и блудного…
Словом и делом – всё сам узришь.
Пойдёшь, Воин, по тропе, встретишь троих, что у Огня мною вместе собранные тебя дожидаться будут. Веди их, куда сам пойдёшь, знаки мои читая, как прежде читал. Оберегай их, покуда, от зол, как чад несмышлёных…
– И вот уж я в поле, чистом от людей. Горы то вострые, то покатые покругом. Тропу заприметил, стал на неё и так иду.
И ТАК ПРИШЁЛ К ВАМ.
