Автобиография духовно неправильного мистика - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" (е книги .TXT) 📗
Но основополагающая пара противоположностей такова: медитация и любовь, искусство одиночества и искусство единства. Целостен тот человек, который познал и то, и другое, умеет с легкостью переходить от первого ко второму. Ему это дается без усилий, как вдох и выдох. Процессы противоположны, но дыхание — это чередование вдохов и выдохов.
Медитация — это вдох, любовь — выдох. Любовь и медитация делают дыхание полным, завершенным, цельным.
Долгие века все религии пытались достичь одного полюса за счет отрицания другого. Есть религии медитативные — джайнизм, буддизм. Они медитативны, их основа — медитация. Есть религии бхакти, религии преданности — суфизм, хасидизм. Их корни — в любви. Религиям, чьи корни в любви, необходим Бог — нечто «другое», что можно любить, чему можно молиться. Без Бога религия любви не сможет существовать, она просто невозможна. Любовь требует объекта. Медитативная религия вполне обходится без идеи Бога. Эта гипотеза оказывается лишней. И потому буддизм и джайнизм не верят в Бога. Там не нужно ничего «другого». Достаточно уметь оставаться в одиночестве, постигать безмолвие и неподвижность, полный покой и внутреннюю тишину. «Другое», напротив, следует отбросить, забыть. Это религии без Бога.
Когда западные богословы впервые познакомились с буддийской и джайнской литературой, они просто растерялись можно ли называть эти безбожные философии религиями? Философиями-то их можно называть, но вот религиями... Запад ничего не мог понять. Традиции иудаизма и христианства предполагали, что важнейшим для религии является представление о Боге. Религиозен тот, кто боится Бога, но на Востоке говорили, что Бога нет, и потому просто не могли его бояться.
На Западе долгие тысячелетия считалось, что человек, не верящий в Бога, — это атеист, безбожник, он не может быть религиозным. Но Будда оказался одновременно атеистом и религиозным человеком. И людям Запада это казалось очень странным, потому что они еще не понимали, что некоторые религии основаны на медитации.
То же относится и к последователям Будды и Махавиры. Они смеются над глупостью других религий, признающих понятие внешнего Бога, потому что это понятие само по себе абсурдно. Это лишь фантазия, игра воображения, нелепая проекция.
Но я считаю глупостью и один тип религий, и другой.
Я не выбираю один-единственный полюс. Я воспринимаю их как нечто единое. Я испробовал истину с обеих сторон: я любил и медитировал. И личный опыт показал мне, что человек становится целостным, только когда постигает то и другое. В противном случае он остается половинчатым, лишенным первого или второго.
Будда — это только половина. Иисус — тоже только половина. Иисус знает, что такое любовь, Будда знает, что такое медитация, но если бы они встретились, то не нашли бы общего языка. Они просто не поняли бы друг друга. Иисус заговорил бы о царстве Божьем, а Будда просто рассмеялся бы: «Что за ерунда? Какое еще царство?» Будда ответил бы: «Исчезновение Я, растворение Я!» А Иисус спросил бы: «Гибель Я? Растворение? Но это самоубийство, полное и окончательное! Разве это религия? Нужно думать о бессмертии души!»
Они просто не поняли бы друг друга. При встрече им понадобился бы толмач вроде меня, иначе они просто не смогли бы общаться. А мне пришлось бы переводить так, что я искажал бы обоих! Слова Иисуса «царство Божье» я переводил бы как «нирвана» — и тогда Будда понял бы, о чем идет речь. И если бы Будда произнес «нирвана», я сказал бы «царство Божье» — и тогда понял бы Иисус.
Сейчас человечеству нужен совершенно новый взгляд. Мы слишком долго глядели на все лишь с одной стороны. В прошлом иначе нельзя было, но теперь человек повзрослел. Мои санньясины доказывают, что можно одновременно медитировать и молиться, медитировать и любить, хранить безмолвие — и танцевать, радоваться. Само безмолвие должно стать для них праздником, а веселье — тишиной. Я ставлю перед ними самую сложную задачу, какая только возникала перед учениками. Они должны соединить противоположности.
В этом слиянии любые противоположности встретятся и станут единым целым. Восток и Запад, мужское и женское, материя и сознание, этот мир и тот мир, жизнь и смерть. Все противоположности сольются в неразделимый сплав, потому что это и есть окончательная полярность — она содержит в себе все полярности.
Эта встреча породит новый тип человека по имени Будда Зорба. Вот как я называю нового человека. И всем моим санньясинам предстоит приложить все силы, чтобы добиться такой текучести и подвижности, чтобы охватить оба полюса.
Только так можно ощутить вкус целостности. А познать целостность означает познать святость. Иного пути нет.
Моя весть очень проста. Моя весть — новый человек, homo novus. Прежние взгляды на человека непременно относили его к тому или иному: либо материалист, либо спиритуалист, смертный или бессмертный, грешник или святой. Все опиралось на деления, расколы, различия. Человечество страдало шизофренией, расщеплением личности. В прошлом род человеческий был болен, страдал недугом, душевным расстройством. За три тысячи лет на свете произошло пять тысяч войн. Невероятно! Полное безумие! Это глупо, неразумно, бесчеловечно.
Разделяя человека надвое, мы сбрасываем его в ад. Так ему никогда не выздороветь, никогда не стать целостным. Вторая, отрицаемая сторона непременно отомстит. Она найдет пути и средства, она обязательно возьмет верх над выбранной стороной. Человек превратится в поле боя, внутри разгорится гражданская война. Вот что происходило в прошлом.
В прошлом мы создавали не настоящих людей, а человекоподобные существа. Они выглядели почти как люди, но оставались искалеченными, парализованными. Им не позволяли расцвести, достичь зрелой целостности. Они были людьми лишь наполовину, и эта половинчатость вызывала вечные муки, вечное напряжение. Такие люди не могли радоваться. Радоваться, способен только целостный человек. Радость — это благоухание целостности.
Цветет только здоровое дерево. Но человек еще не расцвел.
Прошлое было мрачным и унылым. Это была темная ночь души. А подавленность всегда влечет за собой агрессивность. Если что-то подавляется, человек становится жестоким, он лишается мягкости. Так было всегда вплоть до нашего времени. Но теперь настала пора отбросить старое и провозгласить новое.
Новый человек уже не будет «тем или другим», он станет «тем и этим». Новый человек будет близок к земле и одновременно возвышен, он будет жить сразу в двух мирах. Он примет свою целостность и будет жить без внутренней разделенности, без расщепленности надвое. Его Бог не станет противостоять дьяволу, его нравственность не окажется на пути безнравственности. Он не будет мыслить противоположностями. Он возвысится над двойственностью, исцелится от шизофрении. И с появлением нового человека возникнет новый мир, потому что новый человек будет видеть мир совсем иначе. Жизнь станет совсем другой, такой жизнью люди никогда еще не жили. Человек будет мистиком, поэтом и ученым одновременно. Он не станет выбирать одно или другое, у него будет только один выбор, который и выбором тогда уже назвать нельзя, — быть собой.
Вот чему я учу: homo novus, новый человек, а не человекоподобное существо. Человекоподобность неестественна. Она рождается обществом, ее творят священники, политики, педагоги. Человекоподобные существа штампуются, производятся. Любой ребенок рождается настоящим человеком — цельным, живым, не расколотым на части, но общество тут же принимается душить его, давить в тисках, резать на куски. Ребенку говорят, что можно делать, а чего нельзя, каким следует быть и каким нет, — и целостность быстро пропадает. Ребенок начинает стыдиться ее. Он отрицает естественное, и само это отрицание губит его творческий талант. Теперь он только кусочек самого себя, а кусочек не в силах танцевать и петь. Кусочек губит сам себя, так как не понимает, что значит жить. Человекообразное существо не в силах принимать решения самостоятельно. За него решают другие: родители, наставники, политики, попы. У него отнимают право принимать решения. Они все решают, они отдают приказы, а он просто подчиняется. Человекоподобность — это рабство.
