Имя мое легион - Климов Григорий Петрович (книги хорошего качества txt) 📗
Его сочувственно спрашивали:
– У тебя, Жоржик, что, неприятности?
– Если нет, так будут, – философски отвечал Жоржик. И неприятности не заставили себя долго ждать. После своих агентурных похождений Жоржик обычно отсыпался в фотолаборатории. И вдруг выяснилось, что попутно Жоржик разворовал всю фотоаппаратуру. В результате дело передали в суд.
Косоглазый Филимон потянул носом воздух:
– Хм, в воздухе пахнет тюрьмой. Пока там суд да дело, Жоржик пьянствовал пуще прежнего и жаловался:
– У меня душа артиста, а мне в эту душу наплевали. Ух, бюрократы!
Затем Жоржик перестал платить за квартиру.
– Зачем мне квартира? Скоро мне дадут казенную. Затем он принялся пропивать свою одежду.
– Зачем мне одежда? Скоро мне дадут казенную. Если когда-то Жоржик был ласковым приблудным песиком, то теперь он походил на бродячего шелудивого кобеля, каких ловят в собачий ящик и отправляют на живодерню, где из них, говорят, варят всякие косметические препараты.
Но самому Жоржику никакая косметика уже не помогала. Пробовал он пудрить свой посиневший от водки нос, закапывал всякие капли в свои вечно красные слезящиеся глаза. Но зеленый змий был сильней. Кроме того, теперь у Жоржика постоянно дрожали руки.
– У воришек всегда руки трясутся, – говорил Акоп Саркисьян.
В хмуром доме по соседству с домом чудес вдруг зашевелились. Чтобы проверить Жоржика на наркотики, решили сделать ему медосмотр. Но чтобы сам Жоржик ничего не заподозрил, осмотр устроили для всего руководящего состава дома чудес. Пришел молодой доктор в штатском костюме, но с военной выправкой. В руках у него был чемоданчик с какой-то специальной аппаратурой.
Всем предложили раздеться догола. Первым, как президент, на осмотр пошел Борис Руднев. А остальные в чем мать родила расселись в соседней комнате.
Комиссар дома чудес Сосий Исаевич Гильруд, несмотря на просьбу раздеться, упорно не хотел снимать с себя трусики и все время придерживал их рукой.
– Знаете, как-то неприятно сидеть голым задом на колодном стуле, – оправдывался он. На самом же деле комиссару просто не хотелось показывать, что он обрезанный. Чтобы потом не было разговорчиков, почему это все комиссары обрезанные.
Тело у Соси было белое-белое, мягкое и округлое, как у полнеющей женщины, и даже без единого волоска. На объемистом животе комиссара, как у Будды, свисали три жирные складки. А на левом боку у него было огромное черное пятно. Начиналось оно под мышкой и уходило под трусики. Даже и не пятно, а просто весь бок черный. Да такой черный, что любой негр позавидует.
Антисемит Карл Маркс когда-то говорил про семита Фердинанда Лассаля, что его бабушку негр догнал. Может быть, и у Соси тоже так.
Так или иначе, Сося немножко стеснялся своего черного пятна и старался прикрыть его рукой или повернуться другим боком. В средние века такие черные пятна, даже величиной с пятак, считались печатью дьявола или меткой ведьмы, и обладателей таких пятен жгли на кострах, как ведьм и ведьмаков. Из Сосиного же пятна можно было наделать сотни таких печатей дьявола. И в доброе старое время с такой уж большой печатью он сделал бы большую карьеру среди сатанистов или попал бы на костер инквизиции.
Неистовый Артамон, который всегда носился по дому чудес, как ракета, когда разулся, вдруг сразу сбавил скорость и стал прихрамывать. У него был какой-то беспорядок с ногами, и поэтому он носил специальные ботинки с искусственной пяткой. Живот у него был кругленький и гладенький и торчал вперед, как спелый арбузик. А внутри этого арбузика все время раздавался какой-то шум.
– Как в атомном реакторе, – заметил косоглазый Фили-мон. – Поэтому-то у вас и такая масса энергии.
– Это моя желудочная язва, – объяснял Артамон. – От нервного перенапряжения.
После медосмотра Жоржик продолжал выпивать и жаловался:
– Что же они меня не садят? Я уже все пропил, а они там бюрократию разводят.
Вскоре после этого, управляя казенной автомашиной, Жоржик – конечно, в пьяном виде – наехал ночью на велосипедиста. Хотя Жоржик и уверял, что это велосипедист наехал на него, но это не помогло. Велосипедиста повезли в госпиталь, а Жоржика замкнули в вытрезвитель.
На этот раз Жоржик на бюрократию уже не жаловался. Прямо из вытрезвителя его препроводили в дежурную камеру суда, где ему без долгих разговоров припаяли три месяца тюрьмы и столь же оперативно отправили по месту назначения. Так Жоржик Бутырский опять попал в Бутырскую тюрьму, где в музее криминологии хранился череп папы Бутырского с маленькой дырочкой в затылке. В доме чудес говорили:
– А наш Жоржик-то теперь, знаете, чирикает. Как птичка в клетке.
Пока Жоржик сидел и чирикал в Бутырках, все было хорошо. Но когда стал подходить срок его освобождения, в доме чудес заволновались. А что же будет дальше?
Устроили экстренное совещание, где выяснилось, что за время отсидки воришке Жоржику по настоянию гуманиста Соси по-прежнему выплачивают жалованье, которое хранится в сейфе. Кроме того, Жоржик опять обещал Капиталине жениться на ней и под залог своей любви опять занимал у нее деньги, чтобы расплатиться с другими невестами.
– Хорошо, – решил Борис Руднев. – Так вот, или пусть Жоржик по выходе из тюрьмы немедленно женится на Капиталине – тогда мы справим ему на деньги из сейфа свадьбу и замнем дело о воровстве. Или пусть он катится к чертовой матери – и отсиживает второй срок в тюрьме.
Всем это предложение очень понравилось. За исключением гуманиста Соси, который произнес целую речь о любви к людям, о неповторимости человеческой личности, что Жоржика нужно перевоспитывать лаской и любовью и так далее прочее.
– Что это у тебя за странная любовь? – сказал Борис.-Какая-то негативная любовь к воришкам, жуликам, алкоголикам и социальным паразитам. Ты прямо как те гуманисты из верховного суда США, которые голосуют не за нормальных людей, а за преступников. Итак, давайте проголосуем. Кто за свадьбу – поднимите руки!
Жоржик так всем надоел, что большинство проголосовали за свадьбу. А Сосе, поскольку он заботится о Жоржике как приемный отец, поручили передать этот ультиматум в Бутырскую тюрьму. Так, сидя за решеткой, Жоржик решил жениться. Все получилось как в рыцарском романе, где благородная дева своей любовью спасает своего суженого из темницы.
Когда Жоржик вышел на свободу, вид у него был довольно бледный.
– Это от тюряги, – говорили одни.
– Не-ет, – говорил другие. – Это oт предстоящей свадьбы.
Лев Толстой проповедовал непротивление злу насилием, а гуманист Сося Гильруд занимался этим на практике. После тюрьмы Сося выхлопотал Жоржику месячную путевку в санаторий. Пока Жоржик набирался там сил для супружеской жизни, в доме чудес шли приготовления к свадьбе.
Поскольку у Жоржика не было даже второй пары кальсон, гуманист Сося пустил по дому чудес подписной лист на подарки бедному жениху. Люди чертыхались, но давали. Так Жоржику справили приданое.
Свадьбу закатили такую, что ни в сказке рассказать, ни пером описать. Чтобы жених не сбежал, с самого начала к нему приставили двух караульщиков. В общем, пропили все деньги, которые Жоржик заработал, сидя в тюрьме. Всем был очень весело. Невеста сияла. Грустное лицо было только у одного Жоржика.
Чтобы подсластить Жоржику горькую пилюлю, после свадьбы гуманист Сося опять выговорил ему месячный отпуск – как медовый месяц. Жоржик с кислой физиономией уехал, в доме чудес удивлялись:
– Такая дрянь, как Жоржик, а Сося носится с ним, как дурак с писаной торбой. Но Сося вовсе не дурак. Там что-то другое.
Больше всех возмущался Миша Гейм-Данилов, бывший собутыльник Васьки Сталина. От волнения у Миши судорожного дергались губы и он заикался больше обычного:
– А ч-ч-чем я хуже Жоржика? А п-п-почему мне ничего не дают? Я когда-то с самим Васькой Сталиным вып-п-пи-вал. А теперь меня заб-б-были.
