Книга-1: Третий Глаз - Рампа Лобсанг (книги онлайн полностью TXT) 📗
В Тибете есть и профессия мясника, но ортодоксальные семьи не общаются с мясниками – это каста «неприкасаемых».
Мать решила принять гостей столь же оригинально, сколь и роскошно. В частности, она задумала угостить их специально приготовленными цветками рододендрона. Еще за несколько недель до приема часть слуг верхом на лошадях отправилась к подножию Гималаев, где можно найти самые изысканные цветы. У нас растут рододендроны-гиганты, отличающиеся удивительной гаммой оттенков и запахов. Для сбора годятся едва распустившиеся бутоны; их сразу же осторожно промывают. Осторожность необходима: достаточно малейшей царапины, и «варенье» будет испорчено. После этого каждый цветок погружают в большую стеклянную банку, наполненную водой и медом. Особенно следят за тем, чтобы воздух не попал внутрь бокала. Банку закрывают и ежедневно в течение последующих нескольких недель выставляют на солнце и регулярно поворачивают, чтобы все части цветка получили необходимую порцию солнечного света. Цветок медленно растет, напитываясь нектаром из медового раствора. Некоторые перед употреблением в пищу выдерживают цветок еще несколько дней на воздухе, так чтобы лепестки стали слегка хрустящими, но еще не потеряли вида и аромата. Иногда лепестки посыпают сахарной пудрой, имитирующей снег.
Отец недовольно ворчал:
– Вместо этих красивых цветочков мы могли бы купить десять яков со всей упряжью.
Но мать отвечала с чисто женской логикой:
– Не будь глупым, наш прием должен быть всем на удивление; а что касается расходов, то это мои проблемы.
Другим деликатесом был суп из плавников акулы. Кто-то из гостей заметил, что «это блюдо – мировая вершина гастрономического искусства». Мне же суп страшно не понравился. Меня едва не стошнило, когда пришлось его пробовать. Акулу доставили из Китая в таком жалком состоянии, что по внешнему виду ее вряд ли узнал бы даже бывший владелец. Мягко выражаясь, она была «слегка с душком». Кое-кто считает, что от этого вкус только улучшается.
Зато мне пришлись по душе молодые сочные побеги бамбука, также привезенные из Китая. Существует несколько способов приготовления побегов, но я съедал их в сыром виде, посыпав щепоткой соли. Особенно мне нравились желто-зеленые молоденькие кончики побегов! Кажется, большинство стеблей, которые повар готовил для закладки в кастрюлю, оказались без кончиков, и повар явно сожалел об этом, потому что сам он тоже предпочитал есть их сырыми. Он смутно догадывался, в чем дело, но доказательств у него не было!
В Тибете на кухне хозяйничает мужчина. Женщины ничего не смыслят в таких вещах, как приготовление тсампы и составление точных смесей. Они бросят горсть того, подсыплют на глаз горсть другого и думают, что все в порядке. Мужчины вдумчивы, терпеливы и поэтому, как правило, оказываются лучшими поварами. Поболтать и посудачить – здесь женщинам нет равных, как и кое в чем другом. Но только не в приготовлении тсампы.
Тсампа – основная пища тибетцев. Для некоторых чай и тсампа вообще являются единственными блюдами на всю их жизнь, от первого приема пищи до последнего. Готовится тсампа из ячменя, который поджаривают до тех пор, пока он не примет золотисто-коричневый оттенок. Затем ячмень мелют на муку, муку в свою очередь снова поджаривают, ссыпают в чашу и заливают горячим чаем с растопленным маслом. Все содержимое круто замешивают и придают ему форму галеты. Соль, буру и масло яка добавляют по вкусу. Приготовленная таким образом тсампа раскатывается, нарезается кусочками и подается в виде лепешек или печенья различной формы. Тсампа сама по себе не очень привлекает к обеденному столу, но все же служит достаточно емкой и сбалансированной пищей на всех высотах в любых условиях.
Но вернемся к нашему торжественному приему. Одни готовили тсампу, другие делали масло, пользуясь технологией, которую никак нельзя рекомендовать с точки зрения гигиены. Большие мешки из козьих шкур мехом внутрь служили бурдюками для пахтанья масла. Их наполняли молоком яков или коз. Для того чтобы молоко не вытекало, горловина мешка скручивалась и накрепко затягивалась. Мешки с молоком энергично мяли и встряхивали до тех пор, пока в них не сбивалось масло. Для этой работы были оборудованы специальные маслобойни из булыжников, выступающих из земли почти на полметра.
Если наполненные молоком мешки многократно поднимать и опускать на булыжники, то масло внутри отделяется от молока, сбивается – это и называется пахтаньем. Даже наблюдать было тяжело, когда человек по двенадцать слуг часами занимались этим делом. Тяжело дыша, охая, они поднимали и опускали, поднимали и опускали мешки на камни. Иногда мешки, то ли от неловкости обращения, то ли от ветхости, лопались. Мне запомнился один здоровяк, который трудился с каким-то яростным усердием, словно хвастаясь силой своих мышц. Он работал вдвое быстрее других, от напряжения у него на шее вздувались вены. Однажды кто-то ему заметил:
– Стареешь ты, Тимон, медленнее стал работать.
Проворчав в ответ что-то нелестное, Тимон яростно схватил мешок и в сердцах бросил его на камни. Но тут сила сослужила ему плохую службу – мешок порвался в тот самый момент, когда Тимон стоял над ним, вытянув руки и шею. Взметнулся столб еще полужидкого масла и ударил растерявшемуся Тимону прямо в лицо, залепив глаза, рот, уши и волосы. Галлонов пятнадцать масла и пахты золотистой массой стекали по телу богатыря.
На шум прибежала мать. Насколько я знаю, это был единственный случай в ее жизни, когда она не сказала ни слова. То ли она пришла в ярость, видя, сколько масла пропало, то ли ей показалось, что бедняга захлебнулся, но она молча схватила тяжелый разорванный мешок и с размаху шлепнула им Тимона по голове. Незадачливый Тимон потерял равновесие, поскользнулся и растянулся в масляной луже.
Случалось, неловкие слуги, такие, как Тимон, портили масло. Достаточно одного небрежного движения при опускании мешка на камень, чтобы шерсть внутри отделилась от шкуры и смешалась с маслом. Если вытащить из масла дюжину-другую волосков считалось обычным делом, то целый клок шерсти вызывал неприятные чувства. Испорченное масло сжигалось в масляных лампах или раздавалось нищим, которые его перетапливали и отфильтровывали. Нищим перепадали и всевозможные «ошибки» поваров. Если в каком-нибудь доме принималось решение показать соседям настоящий уровень жизни, то такого рода «ошибки», то есть на самом деле замечательно приготовленные блюда, отдавались нищим. После чего эти джентльмены, ублаготворенные и наевшиеся до отвала, ходили и рассказывали, как бы между прочим, как их хорошо угощали. В свою очередь соседи, не желая ударить лицом в грязь, закатывали нищей братии угощение по первому разряду. Можно было бы долго рассказывать о том, как живут нищие в Тибете. Они ни в чем не нуждаются; профессия нищего, владеющего всеми традиционными приемами, обеспечивает просто роскошную жизнь.
В большинстве восточных стран нищенство не считается позорным. Множество монахов ходят от монастыря к монастырю, прося милостыню, и эта практика считается столь же достойным занятием, как и, скажем, распространенный в других странах обычай собирать деньги на благотворительные цели. Тот, кто накормит странствующего монаха, совершает доброе дело. У нищих есть свои законы: получив, например, милостыню, они уходят и некоторое время не беспокоят щедрого хозяина.
Два наших монаха также принимали деятельное участие в приготовлениях к приему. Они заходили в кладовые, где лежали мясные туши, и возносили молитвы обитавшим в них раньше душам. Наша религия учит, что если животное погибло – даже случайно – и люди хотят его съесть, то они становятся его должниками. Долг оплачивается через духовника, который, стоя перед тушей, возносит молитвы его душе. В ламаистских монастырях и храмах есть монахи, которые только тем и занимаются, что молятся за животных. Перед долгой дорогой наши монахи просят у богов милости к лошадям, чтобы те не уставали на трудном пути. Лошадь никогда не выводят из конюшни два дня подряд. Если на ней ездили вчера, то сегодня она отдыхает. Это правило распространяется и на тягловых животных. И животные прекрасно все понимают. Если, например, по ошибке оседлали лошадь, которая работала накануне, то ее и с места не сдвинешь. Когда с нее снимают седло, она отходит в сторону и покачивает головой, как бы говоря: «Хотела бы я посмотреть на вас, если бы с вами поступили так несправедливо». С ослами дело обстоит еще хуже. Они ждут, когда на них навьючат тюки, а потом падают и перекатываются с боку на бок, норовя раздавить поклажу.
