Активная сторона беcкoнечнocти - Кастанеда Карлос (читать книги без регистрации .txt) 📗
Следование по моему списку людей сделало перепросмотр очень формальным и трудновыполнимым, как этого и хотел дон Хуан. Но время от времени что-то во мне вырывалось на свободу, что-то, заставляющее меня сосредоточиваться на событиях, не относящихся к моему списку. Событиях, ясность которых была настолько безумной, что я был пойман и погружен в них, возможно, даже глубже, чем когда прожил эти события. Каждый раз, когда я таким способом перепросматривал, я делал это с оттенком отрешенности, благодаря которой я видел те вещи, на которые я не обращал внимания, когда на самом деле мучился от них.
Первый случай, когда вспоминание события потрясло меня до основания, произошел после того, как я прочитал лекцию в колледже в Орегоне. Студенты, ответственные за организацию лекции, повезли меня и моего коллегу-антрополога в какой-то дом, чтобы переночевать там. Я собирался поехать в мотель, но они настояли на том, чтобы отвезти нас в дом ради нашего же удобства. Они сказали, что это за городом и нет никакого шума: самое тихое место в мире, без никаких телефонов, никакого вмешательства извне. Я, как дурак, которым я и был, согласился поехать с ними. Дон Хуан не только предупреждал меня, чтобы я всегда был одинокой птицей, он потребовал, чтобы я соблюдал эту его рекомендацию, что я в основном и делал, но были случаи, когда во мне брало верх стадное существо.
Эти студенты— опекуны привезли нас в дом, довольно далеко от Портленда, дом профессора, который был в годичном отпуске. Они очень быстро включили освещение дома, который был расположен на холме с прожекторами со всех сторон. С включенными прожекторами, дом, наверное, было видно за пять миль.
После этого студенты-опекуны как можно быстрее уехали, и это меня удивило, потому что я думал, что они останутся поговорить. Дом был деревянным, в форме буквы А, небольшой, но очень хорошо построенный. В нем была огромная гостиная, а над ней — антресоли со спальней. Прямо вверху, в верхней точке треугольника, на странном вращающемся шарнире висело сделанное в натуральную величину распятие. Прожектора на стене были сфокусированы на распятии. Это было очень впечатляющее зрелище, особенно когда распятие вращалось, скрипя, как будто шарнир не был смазан.
Еще одним зрелищем была ванная комната. В ней были зеркальные плитки на потолке, стенах и полу, и она освещалась красноватым светом. Нельзя было войти в ванную, не увидев себя со всех мыслимых сторон. Мне понравились все эти особенности дома, который показался мне великолепным,
Но когда пришло время ложиться спать, я столкнулся с серьезной проблемой, потому что в доме была только одна узкая, жесткая, очень монашеская кровать и мой друг-антрополог был близок к пневмонии, хрипя и выплевывая слизь каждый раз, когда он кашлял. Он сразу пошел к кровати и отключился. Я искал место для сна и не мог ничего найти. Этот дом был лишен удобств. Кроме того, было холодно. Студенты-опекуны включили освещение, но не включили отопление. Я искал обогреватель. Мои поиски ни к чему не привели, как и поиски выключателя прожекторов и, кстати, всех ламп в доме. На стенах были выключатели, но они, по-видимому, не действовали из-за какого-то главного выключателя. Освещение было включено, и я никак не мог его выключить.
Я смог найти только одно место для сна — тонкое покрывало, и нашел только одну вещь, чтобы прикрыться, — дубленую шкуру огромного французского пуделя. Очевидно, он был любимцем в доме и его шкуру сохранили; у него были блестящие глаза из черного мрамора и открытый рот со свисающим языком. Я положил голову шкуры пуделя по направлению к моим коленям. Однако мне пришлось прикрыться дубленым задним местом, которое было на моей шее. Кроме того, сохраненная голова шкуры была твердым предметом между моими коленями и очень мешала! Если бы было темно, то было бы еще ничего. Я собрал несколько полотенец и использовал их как подушку. Я использовал сколько мог полотенец, чтобы как можно лучше покрыть шкуру французского пуделя. Я не мог спать всю ночь.
И вот тогда, когда я лежал там, молча проклиная себя за такую глупость и невыполнение рекомендации дона Хуана, у меня было первое за всю жизнь безумно отчетливое вспоминание. Событие, которое дон Хуан назвал привратником, я вспомнил с такой же ясностью, но я всегда был склонен не обращать особого внимания на то, что происходило со мной, когда я был с доном Хуаном, потому что в его присутствии все было возможно. Но в этот раз я был один.
За много лет до того, как я встретил дона Хуана, я работал, рисуя вывески на домах. Моего босса звали Луиджи Пальма. Однажды Луиджи получил контракт нарисовать вывеску на задней стене старого здания, рекламирующую продажу и прокат свадебных платьев и смокингов. Владелец магазина в здании хотел привлечь внимание возможных клиентов большой рекламой. Луиджи должен был рисовать жениха и невесту, а я — надписи. Мы забрались на плоскую крышу тринадцатиэтажного здания и установили подмости.
Я очень боялся, хотя у меня не было явных причин для страха. Я нарисовал десятки вывесок на высоких зданиях. Луиджи думал, что я начинаю бояться высоты, но мой страх скоро пройдет. Когда пришло время начинать работу, он опустил подмости с крыши на несколько футов и прыгнул на их плоские доски. Он пошел на одну сторону, а я стоял на другой, чтобы никак не мешать ему. Художником был он.
Луиджи принялся за работу. Когда он наносил краски, его движения были настолько размашистыми и возбужденными, что подмости качались взад-вперед. У меня закружилась голова. Я хотел вернуться обратно на плоскую крышу, под тем предлогом, что мне нужно больше красок и других принадлежностей для рисования. Я схватился за край стены, которая окаймляла плоскую крышу, и попытался подтянуться, но носки моих ног застряли в досках подмостей. Я попытался притянуть мои ноги и подмости к стене; чем сильнее я тянул, тем дальше я отталкивал их от стены. Вместо того чтобы помочь мне освободить ноги, Луиджи сел и обвязался веревками, которыми подмости крепились к плоской крыше. Он перекрестился и посмотрел на меня в ужасе. Из сидячего положения он встал на колени и, тихо всхлипывая, стал читать «Отче наш».