Две жизни. Том II. Части III-IV - Антарова Конкордия (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt, .fb2) 📗
– То, что вы видели здесь, – сказал ему Иллофиллион, обнимая его, – научит вас нести верность тем делам и встречам, которые Жизнь будет указывать вам. Не ищите возможности облегчать людям их внешнюю жизнь. Стремитесь проникать в духовное царство каждого человека и очищать тёмные углы, мешающие каждому видеть свой путь Вечного Света на земле.
Иллофиллион подошёл к Наталии, коснулся крестообразно палочкой её лба, груди, плеч и сказал:
– Неси, сестра, свой подвиг труда для счастья и блага людей до конца своей земной жизни в этом теле. Стремись к полному самообладанию, и не успеешь ты выйти из этого тела, как войдёшь в новое, юное тело, чтобы снова учиться и учить. Ежеминутно помни, что для тебя не будет ни минуты отдыха от земного труда. И ты начнёшь новый земной путь, но уже с тем духовным совершенством, которое успеешь выработать сейчас. Мчись как молния в своих духовных порывах, но всегда держи в сознании мысль, что каждый порыв духа, который ты замараешь раздражением или слезами, уведёт тебя от возможности передать труд Али стонущей земле.
Ты видела здесь бывших убийц и грабителей, получивших развязку старинной кармы и освобождение от тенёт зла. Почему смогла закончиться вековая драма? Только потому, что юноша, грешивший постоянно раздражением, нашёл в себе самообладание и силу такой чистоты в любви, которая сожгла в его сердце все пережитки страстей и злобы. При этой встрече юноши с его старинными врагами он смог открыть им врата своего сердца. Он встретил их жалостью и состраданием, забыв обо всём, кроме их несчастья. Одно мгновение полной отдачи себя труду Учителя, одно мгновение до конца проявленной преданности и верности может создать в тебе ту новую гармонию, которая необходима Учителю для его нового труда с тобою.
Не печалься больше потрясениями, которые тебе приходится приносить людям. Чем яснее будет твоё сердце, видя горе и скорбь людей, тем скорее ты забудешь о своём «я», так тяжко переживающем эти печали. И тем ближе ты войдёшь в тесное единение труда с не видимыми никому, кроме тебя самой, самоотверженными тружениками светлого человечества. Мало ещё – для истинного ученика – слышать слово Учителя. Надо ещё так настроить всё твоё существо, чтобы сила твоей мысли и духа могла включиться в огонь духовного действия Учителя.
Забудь навсегда о слезах, смейся весело. Но бдительно следи, чтобы ни в одном твоём слове не было язвительности, когда ты говоришь с братьями своими. Установи новое правило поведения: не говори никогда и ничего о братьях и сёстрах твоих, когда их нет с тобою. И говори только то, в чём не будет отражаться твоё раздражение. Каждый раз, когда слово осуждения готово сорваться с твоих уст, вспоминай, как мало тебе остаётся ещё жить в этом теле и как каждое упущенное мгновение разлагает не один лишь твой дух, но и дух каждого, с кем ты в это мгновение встретилась. И духовный путь от тебя к Учителю не может охранить невидимый круг твоих защитников и помощников. Чтобы твои защитники и помощники могли охранять твой творческий духовный канал, необходимо держать главный приёмник – твой организм – в непоколебимом самообладании и верности.
Будь благословенна. Иди любимая и любящая, радующая и радующаяся, творящая и вдохновляющая к творчеству.
Иллофиллион ещё раз коснулся крестообразно своею палочкой Наталии, склонившей перед ним колени.
– Подойди сюда, дитя!
Я даже не понял сначала, к кому Иллофиллион обращался с этими словами. По направлению его взгляда я определил, что он звал Алдаз. Девушка, спрятавшаяся в самом отдалённом углу комнаты, вышла сконфуженная, вся зардевшись. Увидев её, все три карлика бросили свои игрушки и окружили её, всеми наивными способами выражая ей своё обожание. Франциск помог ей освободиться от ласковых, но цепких ручонок карликов, увёл их в дальний конец комнаты и переставил кроватки, запретив им переходить за их линию.
– Алдаз, – продолжал Иллофиллион, – ты хочешь дать обет целомудрия, хочешь стать монахиней и остаться навеки в Общине. Ты любишь детей и хочешь стать наставницей в доме, где Община собирает сирот и беспризорных детей. В этом ты видишь подвиг наивысшей любви. Я не спорю, это действительно подвиг: заменить сиротам мать. Но есть подвиг выше. Есть подвиг великой любви: забыть о себе, о своих желаниях и выборе. И выполнить тот урок и завет любви, в котором вся великая Жизнь Вселенной нуждается в этот час. Каждый самоотверженный и честный труженик должен услышать и понять час его наивысшей мудрости, чтобы вложить свой труд в мудрость бьющего часа его родины. И только тогда он поймёт и реализует наивысшую задачу своего воплощения.
Родина твоя, Алдаз, страдает сейчас больше всего от отсутствия чистой, честной и доброй семьи. Все её несчастья происходят от распада этой первоначальной ячейки мира и гармонии. Сейчас моими устами к тебе идёт зов Жизни. Хочешь ли выполнить этот зов Мудрости и стать женой и матерью, центром семьи для воплощения новых людей? Если ты радостно возьмёшь на себя этот подвиг материнства и воспитания, ты дашь возможность сегодня же завершиться бедствиям трёх созданий, по несмышлёности своей очутившихся в центре зла. Подумай, друг. Не забывай, что ты совершенно свободна в своём решении, тебя ничто не принуждает и ты можешь идти своим подвигом заботы о чужих детях и даже не меньше будешь благословенна и на этом пути. Ты только не выполнишь в это воплощение наибольшего урока любви, какой ты могла бы выполнить, но об этом сказано: «Могий вместить да вместит».
– Мне выбирать не приходится, Учитель! – мягким, серебристым голосом ответила Алдаз. – Если ты думаешь, что я могу создать такую семью, какая сейчас нужна моей родине, да будет на то воля Бога и твоя.
– Счастлива твоя жизнь, смиренная сестра моя, кроме радости, ты ничего не принесёшь тем душам, которые будут даны тебе для спасения, рождения и воспитания. – Иллофиллион склонился к прелестной девушке и обнял её. – Иди теперь с миром по своим делам. Я укажу тебе жениха и всё объясню о тех душах, которым предстоит счастье иметь тебя матерью.
Алдаз низко поклонилась Иллофиллиону, так же низко поклонилась всем нам и тихо вышла из комнаты.
Ко мне подошёл Бронский, и я снова был поражён его лицом и его фигурой. Я подумал, что таким он, по всей вероятности, выходит к толпе, когда играет роли великих героев. Блистающие глаза, энергия, брызжущая, точно искры, сила, уверенность, радостность. Я стоял, остолбенев от неожиданности этой перемены в нём. Меня привёл в чувство Эта, внезапно взлетевший мне на плечо.
– Что, Лёвушка, – услышал я смех Никито, – твой воспитанник уже не только не спрашивает разрешения для себя, но и всех своих новых приятелей привёл к тебе.
Действительно, карлики пытались, подражая Эте, тоже «взлететь» на мои плечи, преуморительно подпрыгивая. Видя неуспешность своих попыток, они ловко, точно обезьяны, карабкались друг другу на плечи, лезли на меня, и первым, чуть ли не на голову мне, залез Макса. Мои друзья помогли мне освободиться от осады лилипутов, разобрав всех трёх уродцев на свои плечи, чем те остались несказанно довольны.
Мы вышли из комнаты и направились в столовую сестры Александры. Здесь мы сдали наших маленьких друзей Алдаз и самой сестре Александре. Малютки не желали покидать своих «мехари», на плечах которых они сидели с таким удобством и гордостью, но запах вкусной пищи и любовь Алдаз скоро заманили их к приборам у стола, где сидело сегодня много самых разнообразных людей, лечившихся в больнице.
Франциск, подойдя к Наталии и Бронскому, предложил им пройти к нему в комнату, мы же вернулись обратно домой, где Иллофиллион предложил нам снова поужинать в отдельной комнате, чему мы все были очень рады.
Ужин наш был ещё более скромен, чем обед, и состоял из зелени и фруктов. Всегда отличавшийся отличным аппетитом, я на этот раз даже не испытывал желания есть и не замечал, что мне накладывали на тарелку друзья. Все мои мысли, в противовес хаосу, который наполнял меня всегда раньше, когда мне приходилось испытывать много разнообразных впечатлений, были чётки, ясны и ложились легко целыми рядами гармоничных образов и воспоминаний.
