Мир тропы. Очерки русской этнопсихологии - Андреев А. (полная версия книги .txt) 📗
Итак, девку сговорили. Это настоящий момент, с которого начинается ее и наше путешествие в страну Востока, потому что к началу песни она уже на Закате, ее уже отвезли за Реку или за Море, где ждет ее встреча и расставание. И теперь у нее неугасимая тяга обратно, к себе, в страну утерянного счастья или детства. Но образ Забытъ-реки не случаен. Это знак того, что возвращение невозможно, оно сопоставимо со смертью. Попытавшийся на ее глазах достичь ворот в тот мир "Старой" умирает. Тогда кто же путешествует? Если речь идет о смерти, то это путешествие Души.
И путешествие не в Индию или на Тибет, а туда, где рождались новый день, новое солнце или просто жизнь для этого человека. Для любого человека. В частности, и моя жизнь, и жизнь того, кто об этом читает или задумался. Это путешествие к себе, к истокам своего существа. И с этим, казалось бы, все ясно. Это путешествие духовное, это путешествие мысли, в крайнем случае, некий вид самокопания или самоанализа. Но есть "но". Нельзя забывать, что речь идет о русской народной культуре, которая о "самоанализе" не знала, а самокопанию предпочитала действие, в силу того, что она была магичной. А это для меня означает, что когда в фольклорном тексте говорится о путешествии Души, а не духа, то говорится именно о путешествии Души! И когда народ говорит о том, что Душа путешествует из мира в мир кукушкой или птичкой, зверьком или даже растением, то он именно это буквально и понимает под сказанным. Моя собственная мама, Шевцова Мария Владимировна, 1928 года рождения, рассказывала, что в ее жизни было нечто подобное. Я просто приведу ее рассказ целиком с минимальными сокращениями, потому что он, хоть и не отличается от подобных быличек принципиально, но получился в целом очень характерным.
"Как раз перед войной было. Еще войны не было. Поздней осенью. Темнота за окнами, темный вечер длинный. Отец был на работе, а мы дома ждали. Мы сидели с сестрой, с Ларисой за столом, У нас же на кухне два окошка. Одно-то здесь, а другое перед печкой, как раз перед челом. Мама там сидела и вязала, нет, пряла. Лен. Нитки пряла. А мы не помню чего делали.
И вдруг все трое мы услышали такой нежный стук в окошко, где мама сидела. Словно птичка клювиком. Поскольку папу ждали, мы встрепенулись; "Папа идет!" Мама мне говорит:
– Наверное, отец. Манька, иди открой. Я побежала в коридор, кричу:
– Папа, папа!
А там и нет никого. Ну я рассказала, мама и говорит:
– Ну, может, нам всем показалось.
Потом посидели минут пять, ну, может, три. Затихли. Опять такой же нежный стук. На этот раз пошла Лариса. Тоже никого нет. Мы перепугались.
А когда на третий раз опять получился этот стук, мама говорит:
– А может, это с отцом что случилось, Лежит где-нибудь под окном. Пошли втроем, девки.
Я лампу в коридоре поставила и с ними. Вышли и в прогон поглядели, и за дом поглядели. Никого. Потом домой вернулись, мама вдруг и говорит:
– Девчонки, да ведь это моя мать приходила! Ваша бабушка. Ведь сегодня годовщина смерти, а я и забыла. Мне бы надо было в церковь сходить, помянуть!.. Вот она и прилетала мне напомнить…
Бабушка на этом же самом месте все время сидеть любила, где мама-то… А через некоторое время отец пришел. Ну, тут совсем другой стук. Грубый, да не в окно, а в дверь.
Еще раньше к нам тоже птичка прилетала. Аркадий (брат – А.А.) как раз в армии был. У меня окно было открыто. Сначала села, постучала, потом влетела, полетала, на часах посидела, ну и улетела опять в окно. А мама верила в эти вещи, она сразу говорит:
– Ну вот, какая-то весть будет!
И точно, не сразу, но было письмо.
И сестра моя Лариса Владимировна – ведь вечером перед смертью к ней ведь покойный Иван Федорович (муж – А.А.) приходил. Она нас трижды с Федюшкой (сыном Ларисы Владимировны – А.А.) прогоняла смотреть. Вдруг говорит мне;
– Мария, стучатся к нам!
Я книжку читала, может, прослушала. Я вышла, покричала:
– Кто?
Никого нет. Ну, я уж знала, что она умирает, а у умирающих бывают такие штуки. Пришла, сказала, что нет никого. Через какое-то время опять, прошло несколько времени, говорит:
– - Опять стучат!
Ну, мы с Федюшкой вместе вышли. Возвращаемся, она мне сама говорит, не спрашивает:
– Ну что, опять никого нет?
– Может, убежал.
– Да, нет!- смеется,- Это Иван Федорович приходил за мной! Вы-то не слышите, я одна слышу! Это он. Зовет меня к себе, ведь я же умираю… А знаешь, ведь я приду к нему и опять его моложе намного…
Я ей поуспокоить:
– Да полно тебе, Лариса, ты же грамотная, тебя же учили. Такого же не бывает, ты же знаешь!
А она:
– Да нет, я уж знаю. Это Иван Федорович…"
Вот ради этого противоречия в понимании Знания я и привел весь этот рассказ. Умирающий "знает" совсем не так, как "знает" образованный. Член общества, человек воспитанный "знает" мир совсем не так, как человек из общества вырванный или уходящий, как говорится в этнографии, находящийся в лиминальном, то есть переходном состоянии. Вот об этом, пожалуй, и говорится в былинном выражении "заколодела прямоезжая дорожка": как существа общественные, мы утеряли способность воспринимать Мир таким, как видели его наши древние предки. Совершенно очевидно, что с утратой видения утерялись и прежние возможности.
Если мы хотим понять взрастившую нас культуру, нам придется принять, что Душа в народном понимании отнюдь не абстрактное представление, не способ называть определенные проявления мышления или "сознания", а вещь материальная, хотя и гораздо менее вещественная, чем Тель, как раньше называлось физическое тело. Впрочем, это тоже тело, только более "тонкое", чем физическое, это тело сознания или Духа. И оно способно перемещаться из мира в мир и материализоваться в разных видах. Способно ли оно материализоваться мгновенно, сказать трудно, но то, что именно Душа или нечто с ней сопоставимое, как своеобразная генетическая программа, выращивает наши физические тела, накапливая вещество в соответствии с определенным образом воплощения, очевидно. Но если принять это положение за исходное, тогда естественно возникает и следующий вопрос: так ли иллюзорно это путешествие, о котором поют древние песни? Не предполагается ли ими чего-то гораздо более сущего, чем самокопание, тоска по детству или дорога до кладбища, когда они рассказывают о путях и способах путешествия Души.
Приглядитесь: "Сяду я, скручуся, вспорхну и полечу"… Тот, кто говорит это, даже не допускает мысли, что слушателю может быть непонятно, что такое "скрутиться", не объясняет, как само собой разумеющееся, и зачем при этом надо садиться. Похоже, что когда создавалась первооснова песен про Дочку-пташку, а их у славян существует целый цикл, всем было еще ясно и зачем, и даже как это делать. Так ведь это всего лишь один текст и один песенный мотив. А сколько подобных "технических" деталей и подробностей исконной магии рассыпано по всему народному фольклору? Я это знаю, мне довелось кое-что почувствовать на себе. Порой, слушая пение моих старичков, я ловил себя на том, что воздействие их странного пения на меня больше, чем просто музыкальное. Оно околдовывало, и состояние моего сознания странно менялось. В те мгновенья я твердо знал, что ходил этими путями и дорогами неоднократно… ходил, но забыл. Забыл и пути, и способы, и даже где вход. Скорее всего, потому, что принял современную культуру, как основу мышления и мировоззрения. А она видит мир не так, как видели предки. Как там у Стругацких: "…с тех пор все тянутся передо мной глухие кривые окольные тропы…"
И Дядька, и Поханя любили подобные сопоставительные экскурсы в русские песни. Они, конечно, и не пытались придавать этому научность. Им нравилось выявлять и показывать внутренние связи культуры, но еще больше им нравилось погружать меня в забытые состояния… После такого я сжимал зубы и начинал искать сам.
Итак, девку "сговорили", а что это значит? Хорошо это или плохо? Если задать этот вопрос женщинам, то они в подавляющем большинстве таинственно заулыбаются и скажут: хорошо! Почему? Потому что это замужество! Но почему замужество хорошо? Потому что теперь ты состоялась как социальное существо? Теперь общество не имеет к тебе претензий, ты свои долги ему отдала? Ты обретаешь некий вид покоя? Но какой ценой! Ты согласилась быть послушной и подвластной. Ты работница в домашнем хозяйстве, обреченная на многолетние муки. Нет, просто замужество не может быть так уж хорошо. Безусловно, это стереотип общественного мышления – радоваться выходу замуж. Сколько песен и сколько живых рассказов повествуют о том, что ничего хорошего замужем нет.
