Тайны русских знахарей. Целебные составы, обряды и ритуалы - Ларин Владимир Николаевич (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
– Память моя, – говорила она. На некоторые письма бабушка отвечала, и тогда через некоторое время у нее появлялся новый больной…
Сила солнышка и тайна девочки магии
– Бабушка, а девочка Магия вернулась? – спросил я, когда мы остались одни.
– Нет, миленький, не вернулась. Живет она в других мирах в другом времени, правда, иногда разговаривает с людьми, которые ее помнят.
– Как по телефону? – интересуюсь я.
– Да, как по телефону, миленький. Ну, пойдем на вечернее солнышко посмотрим, устала я что-то, там и расскажу.
Бабушка складывает в платочек зеленый лук, пирожки, вареные яйца и бутылку простокваши.
– Поужинаем на воздухе, – говорит она, и мы выходим из дома.
Недалеко от леса, на поляне, стоит большой клен. Это любимое место бабушки. Почти каждый вечер она приходит сюда, садится под дерево и, прислонившись к нему спиной, долго смотрит на заходящее солнце, а иногда закрывает глаза и как будто засыпает.
Вот и сегодня мы пришли на поляну, устроились на прогретой за день земле, и бабушка развязала платочек с ужином.
– Смотри на вечернее солнышко, – сказала она. – Кто на вечернее солнышко смотрит, здоровым да сильным растет и глазки зоркие имеет.
– А Магия, бабушка, почему она не возвращается и со всеми людьми не разговаривает?
– Не может она со всеми разговаривать, потому что глупые люди бывают, неразумные. Всякое знание да изобретение пытаются себе на пользу повернуть, а своя польза часто чужим горем оборачивается. Вот наша мясорубка, к примеру. Сделал ее в давние времена беззубый монах, который мясо любил, а жевать не мог. Но попала она в руки инквизиции, и стала инквизиция с ее помощью людей мучить да пытать.
– Что такое инквизиция, бабушка?
– Ну это как бы милиция при церкви такая была, теперь ее уж нет, – ответила она.
– Ба, так нашу мясорубку беззубый монах сделал? – спросил я.
– Нет, конечно, не нашу, а ее прапрабабушку, нашу мы в магазине купили. Ты покушай, непоседа, да на солнышко посмотри. – Бабушка протягивает мне пирожок и кружку простокваши. – Так вот, если услышат Магию глупые люди, то и почернеет она. Повернут ее силу себе на пользу, а другим на горе. Всякое добро может злом обернуться, смотря в чьих руках окажется. Вот и живет Магия в другом мире, ждет, пока люди поумнеют, – тогда и вернется.
Щетинка вместо порчи
– Бабушка, а почему хлеб такую силу имеет? – любопытствую я.
– Хлебушек, миленький, для любого народа свят. По-разному его везде называют: каравай и чурек, лаваш и хом, – а все одно, много сил и души в него вкладывают. Зерно посеять надо, урожай собрать, муку смолоть, тесто замесить да испечь. Видишь, через сколько рук хлебушек проходит, и каждые руки его с любовью берут и свою силу вкладывают. Поэтому и исцеляет он боли людские, а уходит человек в дорогу, и не мяса кусок, а хлеба краюшку с собой берет. Она его и накормит, и согреет, и силы вернет. Люди говорят: «Хлеб на столе – счастье в доме». Пойдем домой, миленький, поздно уже, спать пора.
Однажды к нам на дачу приехала молодая женщина с маленьким ребенком. Ребенок был очень беспокойным, все время плакал, вертелся на руках у матери и никак не хотел успокаиваться.
– Совсем замучилась с ним, Анна Георгиевна, – рассказывала женщина. – Врачи ничего не находят, а малыш не спит, плачет ночи напролет, ест плохо, видите, как исхудал. Уж сколько бабок объехали, все говорят – порча. Что только ни делали: молитвы читали, воск лили, водой святой обмывали, – ничего не помогает. На вас последняя надежда.
Бабушка распеленала ребенка, внимательно осмотрела, ощупала животик и головку, заглянула в глаза. В ее руках мальчик постепенно успокоился, затих, закрыл глазки и начал посапывать…
Теперь я знаю, что в процессе осмотра бабушкины пальцы нажали на несколько, как их теперь называют, биоактивных точек, работу с которыми издавна применяли русские знахари. Но об этой методике я расскажу немного позже, чтобы не нарушать последовательность повествования.
Закончив осмотр, бабушка укрыла ребенка одеялом.
– Пусть поспит, – сказала она. – А ты садись пока, чайку попей, устала, небось, в дороге.
Бабушка разожгла самовар, достала варенье и домашние пирожки. Они уселись за стол.
– Щетинка у твоего ребенка, девонька, – сказала бабушка, – выгонять надо.
– Какая щетинка, Анна Георгиевна, – перепугалась женщина, – порча ведь у нас.
– Не говори, чего не понимаешь, – рассердилась бабушка. – Ишь, порча у нее, видите ли! Какая порча, что ты об этом знаешь?
– Так ведь бабки сказали. – Женщина нервно заерзала на стуле.
– Дурак сказал, – отрезала бабушка, – ему все, что не понять, то и порча. А ты, коль с безгрешного младенца порчу снимать собралась, так в другое место езжай.
Редко мне случалось видеть бабушку в таком раздражении. Голос ее, обычно мягкий и спокойный, стал вдруг резким, брови нахмурились, между ними пролегла складка. Впоследствии она говорила мне: «Сколько живу, не могу понять глупость людскую, что им ни скажут пострашнее да поглупее, в то и верят, совсем думать разучились. Непонятных слов наслушаются, начитаются, вот и вставляют их ни к селу ни к городу, а что стоит за теми словами, и знать не знают. Найдут какого-нибудь дурня старого, который знахарем или колдуном себя называет, так чем грязнее и неряшливее он выглядит да больше слов страшных и непонятных говорит – тем и лучше. Сколько уж людей такие колдуны угробили, и не счесть, а все мало. Нет, видно, не дано мне понять глупость людскую».
– Что вы, что вы, Анна Георгиевна, – расплакалась женщина, – простите, ради бога, если что не так. Куда же я пойду, ведь где только не была. Если вы не поможете, не знаю, что и делать.
– Ладно, что плакать-то, ребенка лечить надо. – Бабушка погладила женщину по голове. – На-ка, девонька, чашку, пойди в другую комнату да молока грудного сцеди.
Женщина вышла. Бабушка налила кипятку из самовара и запарила березовый веник в тазике и траву череды в глиняном горшочке. Когда женщина вернулась, бабушка убрала со стола, постелила чистое полотенце и перевернула малыша на животик. Она достала из тазика веник, подождала, пока он немного остынет, положила ребенку на спинку и накрыла одеяльцем.
– Подержи-ка, девонька, чтобы веник не сползал, – сказала она, а сама достала буханку круглого хлеба и вынула мякиш. Трижды бабушка обдавала веник кипятком и накладывала ребенку на спину. – Это чтобы кожа распарилась да поры открылись, – говорила она.
Потом окунула мякиш в горячую воду, в которой замачивала веник, добавила грудного молока, размяла и скрутила из него колбаску. Протерев распаренную кожу ребенка грудным молоком, бабушка принялась катать по ней хлебный валик, периодически смазывая спинку молоком. Минут через пятнадцать она подала валик женщине.
– Ну вот и щетинка, – сказала бабушка, – она-то и не дает малышу покоя.
Хлебная колбаска была утыкана жесткими черными волосками, торчавшими, как иглы ежа, во все стороны. Женщина с недоумением посмотрела на валик, потрогала волоски пальцем.
– Ой, колючие какие, да откуда же взялись-то они?
– Неважно откуда, были, а теперь нет, – ответила бабушка. – Ты, девонька, сходи-ка на почту, домой позвони или телеграмму пошли, чтобы не беспокоились. Денька три у меня поживете.
Бабушка вынула из горшочка траву череды и обтерла ею все тело ребенка, после чего обмыла его настоем. Она положила малыша на кровать, где он тут же уснул. Женщина ушла на почту, а я пристал к бабушке:
– Ба, а откуда у малыша такие колючки взялись?
– Понимаешь, миленький, дети ведь волосатенькие рождаются. Потом волоски у них пропадают. А у некоторых под кожей остаются, отвердевают и превращаются в такую щетинку. Они-то и колют малыша, раздражают, спать не дают, вот он и плачет. А мы спинку ему березовым веничком распарили, молочком размягчили да и вытянули на хлебушек те волоски. Атавизмом это в науке называется. Человек-то, он от обезьяны произошел. У тебя маленького тоже щетинка была.
