История спиритизма (с иллюстрациями) - Дойл Артур Игнатиус Конан (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗

В то же время абсурдно утверждать, что личность Хоума не имела изъянов. В его характере была некая слабость: часто в нем проскальзывало нечто женоподобное. Находясь в Австралии, автор этих строк обнаружил переписку между Хоумом и старшим сыном семьи Раймер, датированную 1856 годом. Они вдвоем путешествовали по Италии, и там Хоум неожиданно оставил своего друга при обстоятельствах, свидетельствовавших о его непостоянстве и неблагодарности. Справедливости ради следует добавить, что к тому времени здоровье Хоума оказалось настолько подорвано, что его едва ли можно считать полностью ответственным за свои поступки. «В его характере имелись недостатки, — пишет лорд Данрэйвен. — Например, чрезмерное тщеславие, что, возможно, было и к лучшему, ибо помогало ему держаться своего мнения в обстановке, полной насмешек над спиритизмом и всем, что с ним связано. Он имел склонность впадать в состояние глубочайшей депрессии и страдал труднообъяснимыми нервными кризисами, однако по отношению ко мне он был преисполнен простоты и доброго расположения, проникнутого любовью и юмором… Мои дружеские чувства к нему оставались неизменными».

Лишь очень немногими разновидностями «медиумических», как мы их называем, или, по определению Св. Павла, «идущих от духа» способностей, не обладал Хоум. Ему была свойственна исключительная разносторонность. Обычно нам встречаются медиумы, способные вызвать голос, или медиумы, вещающие в состоянии транса, ясновидящие или физические медиумы. Хоум обладал всеми четырьмя перечисленными видами способностей. Насколько нам удалось установить, он мало знал о способностях других медиумов и не был свободен от так называемой «психической ревности», характерной для этой породы чувствительных людей. Миссис Дженкин, урожденная мисс Кейт Фокс, являлась единственным медиумом, с которым его связывало нечто вроде Дружбы. Его глубоко огорчали доказанные случаи шарлатанства, поэтому он с подозрением относился к любым проявлениям потусторонних сил, не согласующимся с тем, что известно ему самому. Об этом Хоум с изрядной прямотой пишет в своей последней книге «Свет и тени спиритизма» [111], чем вызывает естественное недовольство других медиумов, заявляющих, что они не уступают ему в честности. Изучи он более тщательно те явления на которые обрушился его гнев, то, возможно, отнесся бы к ним более справедливо. Так, например, он выступал против опытов в темноте, однако в некоторых случаях темнота просто необходима, ибо опыты с эктоплазмой, которая служит основой всех материализаций, показали, что она распадается под воздействием световых лучей, если не использовать красный светофильтр, Хоум не имел большого опыта в области полной материализации, такого, как у мисс Флоренс Кук, мадам д’Эсперанс или у нашей современницы, медиума мадам Биссон, поэтому он и не признавал в своей деятельности условий полной темноты. Так порой он оказывался несправедлив к другим. Хоум также во всеуслышание объявил, что материя не может проходить сквозь материю. Однако на некоторых сеансах в комнату доставлялись даже птицы редких видов, причем при обстоятельствах, исключающих подлог. А отчеты, помещенные Цолльнером в «Трансцендентальной физике» [112], заставляют считать доказанными факты прохождения дерева сквозь дерево. Этот великий физик и прочие лейпцигские профессора наблюдали подобные явления в присутствии Слэйда. Так что подозрительное отношение Хоума к тем способностям других медиумов, которыми он сам не обладал, можно считать небольшим изъяном его личности.

Некоторые могут упрекнуть Хоума в том, что он нес свои знания представителям верхушки общества, а не простому люду. Возможно, Хоуму, как натуре артистической, были свойственны соответствующие слабости: он хорошо чувствовал себя в атмосфере изящества и изысканности, а всякая неуклюжесть и нет воспитанность вызывала у него неприязнь. Кроме того, слабое здоровье не позволило ему возложить на себя более тяжкую миссию, ибо постоянные кровотечения принуждали его стремиться к спокойной и приятной жизни в Италии, Швейцарии или на Ривьере. Да и сам успех его миссии зависел в большей степени от демонстрации новых явлений в лаборатории Крукса или при дворе Наполеона III, чем от вынесения их на обозрение толпы. Чтобы публика поверила в истинность фактов, необходимо было признание со стороны людей науки и предводителей общества. И если этой цели удалось достичь лишь частично, то винить в этом следует узколобых ученых и мыслителей того времени, а уж никак не Хоума, с блеском сыгравшего роль демонстратора, оставив другим людям, лишенным его дара, право анализировать и выносить на суд общества то, что они увидели. Он не претендовал на роль ученого: он был подопытным объектом, искренне стремившимся к тому, чтобы другие познали через него все то, что он мог показать всему миру — так, чтобы наука смогла подтвердить истины, проповедуемые религией, и религия получила научное обоснование. Когда знание, принесенное Хоумом будет полностью воспринято, неверующих начнут обвинять не в отсутствии благоговения, а в элементарном невежестве.

Есть нечто трогательное в попытках Хоума найти такую церковь, примкнув к которой он мог бы удовлетворить свой инстинкт принадлежности к общине, ибо его нельзя было назвать убежденным индивидуалистом, и, одновременно, обрести нишу, куда бы он мог целиком поместить бесценную истину, открывшуюся ему. Его паломничество подтверждает утверждение некоторых спиритов, что человек может принадлежать к любой общине и нести при этом спиритическое знание; подтверждает оно, однако, и слова тех, кто считает, что истинная гармония для проводников спиритического знания в наше время возможна лишь в условиях специальной спиритической общины. Печально, если последние окажутся правы, ибо нет ничего хуже сектантства, как бы ни была велика секта. В юности Хоум являлся последователем Уэсли, однако вскоре присоединился к более либеральным конгрегаторам [113]. Пропитанная высоким искусством атмосфера итальянского католицизма, его история, богатая явлениями, сходными с теми, что демонстрировал сам Хоум, заставили его обратиться в католичество. Он даже собирался вступить в монашеский орден, от чего его все же удержал здравый смысл. Смена религии произошла в тот момент, когда психические способности оставили его на целый год. По уверениям духовника Хоума, эти способности, будучи порождением зла, никогда не вернутся к нему, ибо он стал сыном истинной церкви. Однако, спустя ровно год, день в день, эти силы вернулись к нему. С того момента он если и оставался католиком, то лишь номинально. А после второй женитьбы — обе его жены происходили из России — он ощутил сильнейшую тягу к Греческой церкви. По православному обряду он и был похоронен на кладбище Сен-Жермен в 1886 году. На его могиле краткая надпись: «До следующей встречи с духами» (I Кор., XII, 10) [114] — намек на события, о которых мир еще услышит.

Если бы потребовались доказательства честной жизни Хоума, то главным из них могла бы стать бесплодность всех попыток его многочисленных врагов найти в этой жизни хоть один повод для злословия, за исключением абсолютно невинного случая, известного как «Дело Хоума-Лайон». Любой беспристрастный судья, изучив подробности этого дела, опубликованные без всяких сокращений во втором томе книги «Происшествия в моей жизни», убедится, что Хоума можно обвинить только в излишнем сострадании. Нельзя найти лучшего доказательства благородства его характера, чем обращение с этой неприятной, ненормальной женщиной, сначала настоявшей на том, чтобы он принял от нее большую сумму денег, а затем, когда ее каприз принял другое направление, а надежды быть немедленно принятой в высшее общество не оправдались, предпринявшей весьма недостойные действии, чтобы вернуть свои деньги. Попроси она попросту вернуть их, Хоум, движимый чувством деликатности, вне сомнения тут же сделал бы это, несмотря на все хлопоты и затраты, которые он уже понес в связи с этим делом. Ему даже пришлось, идя навстречу желанию дамы сделать его своим приемным сыном, поменять фамилию на Хоум-Лайон. Ее требование, однако, было высказано в такой оскорбительной форме, что подчиниться ему значило признаться в собственной виновности всего лишь в том, что он принял от нее в свое время подарок. Если ознакомиться с оригиналами писем, что мало кто из комментаторов удосужился сделать, становится ясно, что Хоум, его представитель С. К. Холл и его поверенный Уилкинсон прилагали массу усилий, чтобы как-то ограничить ее неразумную щедрость, обернувшуюся еще менее разумной озлобленностью. Она очень хотела, чтобы Хоум взял деньги и стал ее пасынком. Однако большего бессребреника, чем Хоум, наверное, никогда не существовало. Он долго умолял ее подумать о своих родственниках, но она отвечала, что это деньги ее собственные, она вольна распорядиться ими, как пожелает, и что никто из родственников не зависит, от этих денег. С того момента, как он подчинился ее требованию, он стал обращаться с ней, как преданный сын, и глупо было бы предположить, что эта ограниченная женщина не ждала от него именно такого обращения. Так или иначе, она вскоре устала от своей щедрости и потребовала деньги назад, выставив в качестве оправдания поистине чудовищный если внимательно прочесть все письма и сопоставить даты аргумент; она якобы действовала, подчиняясь спиритическому влиянию.