Три жизни - Рампа Лобсанг (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
Привратник ответил: «Да, сегодня утром было скучновато, прибывали одни праведники, я уже устал их впускать. Что ж, пойду с тобой, посмеемся. А они там подождут малость за воротами».
Так что Ангел-привратник и Старый Писатель бок о бок проследовали по коридору, уселись на астральные стулья в большом зале, которым заканчивался коридор, и принялись смотреть на девушку, направляющуюся к Ангелу-писцу. Зад ее нервно подергивался. Ангел-писец был толстым коротышкой с несоразмерно большими крыльями, которые слишком сильно трещали при разговоре, напоминая то, как у некоторых болтливых старух щелкают и едва не выпадают вставные челюсти. Что ж, вот как выглядел Ангел-писец, при каждом движении его крылья дергались, причем кончики их все время норовили сшибить нимб с его головы. С некоторым удивлением девушка увидела, что нимб кое-где перемотан пластырем. Она фыркнула, все казалось ей каким-то странным. Тут, наконец, ангел взглянул ей в лицо – до этого он смотрел куда угодно, только не на нее, – и спросил: «Дата смерти? Где умерли? Где умерла ваша мать? Где сейчас находится отец, в раю или в аду?»
Девушка опять фыркнула. Ее начинало смущать все это, люди как-то странно смотрели на нее, а кроме того что-то очень сильно щекотало ее ноздри. Внезапно она чихнула, будто выстрелила из пушки, от этого чиха у ангела чуть не сдуло нимб с головы. «Пардон, – сказала она смущенно, – я всегда так чихаю, когда слышу странные запахи».
Ангел-привратник прыснул в кулак и сказал: «Да уж, он у нас, – он указал большим пальцем на Ангела-писца, – слегка пованивает. Тут многие чихают, как нанюхаются его духа».
Ангел-писец взглянул в свои бумаги и пробормотал: «Так, дата смерти, дата того, дата сего. Нет, нам это не надо, я-то позадавал все эти вопросы, но если она начнет сейчас все рассказывать, я целый день проторчу за этими анкетами, понимаешь». Вдруг он снова глянул на стоящую перед ним девушку и спросил: «А что, барышня, окурков вы случайно с собой не захватили? Покурить так захотелось. Странно, но те, кто сюда попадает впервые, всегда выбрасывают окурки. У них, в адской канцелярии намного лучше, там многие курят, пока с ними решаются вопросы».
Девушка покачала головой, нет, у нее не было окурков или вообще какого-либо табака. Удивление ее все увеличивалось. Тогда ангел откашлялся и спросил: «Место смерти? Кто хоронил, хорошая контора?» Он порылся в бумагах и вытащил визитку, на которой было написано: «Я. Копальский, „Общепохорон“, Общество с неограниченной ответственностью. Похоронные услуги. Кремация для удобства клиентов». «Вот у них, – сказал он, – у них надо было заказывать похороны, к нам попадает много их клиентов, они всегда так хорошо зашиты – по шрамам видно».
Девушка стояла молча, но вдруг взгляд ее на чем-то остановился, и она завизжала от злости: «Это что такое!!! Вы меня записали как „мисс“. Я не мисс, я человек. Немедленно зачеркните, я не потерплю дискриминации». Она все распалялась и скоро стала совсем красной. Легко было заметить, что красными пятнами пошло все ее тело, ведь она была совсем голая. От ярости она топнула ногой. Ангел-писец зашикал на нее: «Тсс! Тихо, тихо, спокойней! Вы понимаете, где вы находитесь?» Затем, сложив губы, он издал довольно неприличный звук и сказал: «В общем так, мисс – мы не знаем других названий для молодой женщины, – вы уже сами сделали свой выбор касательно вашей дальнейшей судьбы, потому что феминисткам, так же как и репортерам, вход в рай заказан. Да-с, они отправляются в преисподнюю. Так что, милочка, ноги в руки и отправляйся в путь. Давай, давай, я сейчас позвоню старине Люциферу, скажу, чтоб встречали. Обязательно передай ему лично привет от меня, у нас с ним такая игра: кто у кого больше клиентов отберет. Но на этот раз тут он выиграл чисто – феминистка! Стопроцентно, его клиент». Он отвернулся и, скомкав ее анкету, выбросил ее в корзину для мусора. Затем он аккуратно прибрал на столе и разложил перед собой новые формуляры.
Барышня неуверенно огляделась и повернулась к Старому Писателю со словами: «Ну и работники здесь. Дискриминация на каждом шагу. Я обязательно пожалуюсь, когда встречусь с их начальством. А как мне отсюда добраться до преисподней?»
Старый Писатель взглянул на нее и подумал, что ей в аду придется туго; учитывая ее гнусный характер и наглую самоуверенность, можно было с уверенностью сказать, что ее там хорошенько поджарят. Но вслух он сказал: «Не имеет значения, куда вы пойдете, все дороги ведут в ад, кроме одной-единственной, но на нее вам вход закрыт. Так что идите хоть по вон той дороге, вы увидите, что быстро доберетесь».
Девушка фыркнула и ядовито сказала: «Что, дверь мне никто не поможет открыть? И вы еще считаете себя джентльменами!»
Старый Писатель и Ангел-привратник смотрели на нее, раскрыв рты от удивления, а затем привратник выговорил: «Но ты же одна из этих, которые за освобождение женщин. Если мы откроем дверь для тебя, ты скажешь, что мы унижаем твое человеческое достоинство и ущемляем твои права, одно из которых – право самой открывать двери!». Ангел фыркнул и пошел дальше исполнять свои обязанности у врат рая, потому что кто-то уже требовал, чтобы его впустили, колошматя чем-то по решетке ворот.
«Эй, иди сюда, – сказал Старый Писатель, – я тебе покажу дорогу, у меня там, внизу, полно друзей, и еще больше врагов, конечно. Но смотри, поосторожнее там, половина тех, кто жарится в аду, – бывшие репортеры, они не в очень-то большом почете. Ну, пойдем».
Вместе они двинулись в путь, по дороге, которая показалась девушке бесконечной. Она повернулась к Старому Писателю и сказала: «А что, здесь нет более короткого пути?»
«Да нет, – сказал Старый Писатель, – не нужен тебе короткий путь, до ада так или иначе доберешься вмиг. Вон, посмотри на людей, тех, на Земле». Он ткнул пальцем в сторону обочины, и она, к своему глубокому удивлению, обнаружила, что видит там людей. Он продолжил: «Видишь, вон мужчина сидит за большим письменным столом, я уверен, что это издатель или редактор, или, может быть, – он минуту помедлил, теребя в пальцах кончик бороды, а затем продолжил, – ага, понятно, теперь знаю, это литературный агент. Когда доберешься до преисподней, сыпани ему на голову лопату раскаленных углей. Это послужит ему уроком».
После этого дорога сделала поворот, и они оказались у ворот ада, кроваво поблескивающих и сыплющих искры в неприятные сумерки. Когда они подошли к воротам, девушка увидела ловкого черта, который при их приближении схватил в руки трезубец и стал быстро натягивать несгораемые рукавицы. Одновременно он потянул на себя створки ворот, и те распахнулись, дымясь и извергая водопады искр. «Милости просим, цыпа, – сказал он девушке, – ждали тебя, присоединяйся к нашему утреннику. Мы знаем, как обращаться с такими дамочками, как ты, ты у нас скоро поймешь, что ты баба, а не „борец за освобождение женщин всех стран“. Будешь у нас секс-символом, дорогуша». Он повернулся и взашей толкнул девушку так, что она оказалась спиной к нему, а затем довольно осторожно приставил зубья своего трезубца к ее заду. Она подпрыгнула в воздух и дико заверещала, ноги ее какое-то мгновение молотили воздух, прежде чем она вновь коснулась земли. Адский привратник повернулся к Старому Писателю и сказал: «Нет-нет старичок, тебе сюда нельзя, ты отбыл свой ад в земной жизни. У нас тут теперь гостят твои преследователи и мучители, мы с удовольствием им подсыплем двойную порцию угля. Давай, возвращайся обратно, завари еще какую-нибудь кашу, нам нужны люди – некому подсыпать уголь и вывозить шлаки. Давай-давай, в путь!»
Итак, девушка исчезла из сна старого писателя. Исчезает она и с наших страниц, мы можем лишь теряться в догадках, возможно похотливых и непристойных, о том, какая судьба ожидает в аду такую вот молодую женщину с соблазнительными выпуклостями и изгибами, впрочем, она ведь сама говорила, что для рая она не подходит.
Старый Писатель снова побрел вдоль дороги, вслушиваясь и всматриваясь во все звуки и образы, из которых состояла жизнь в преисподней. Где-то в стороне он увидел собственно сам ад, инферно, как его еще называют. В небо рвались огромные языки пламени, летали какие-то штуки, похожие на шаровые молнии, они могли бы украсить любой фейерверк. Повсюду осыпались каскады ярких искр, которые взмывали вверх по параболе и, опадая, гасли. Время от времени доносились вопли, крики, всякий шум. Кроме того, следует сказать, что почва в округе имела неприятный ржавый оттенок. Старый Писатель отвернулся и в это время раздался лязг отворяемой раскаленной двери и крики: «Писатель! Писатель!»
