Сила безмолвия - Кастанеда Карлос (книги без сокращений txt) 📗

— Когда я представил перед тобой не только старческое поведение немощного старика, но и себя в качестве старого больного человека, твой ум бросался из крайности в крайность, пытаясь восстановить последовательность моей рассудительности и твое самоотражение. И тогда ты сказал самому себе, что у меня, по-видимому, припадок.

— В конце концов, когда было уже невозможно поверить в продолжение моей рассудительности, твое зеркало начало трещать. С этого момента движение твоей точки сборки стало делом времени. Единственное, что было под вопросом, сможет ли она достичь места отсутствия жалости.

Наверное я казался дон Хуану излишне скептичным. Он объяснил, что мир нашего самоотражения или нашего ума очень непрочен и скреплен несколькими ключевыми идеями, которые служат его основным порядком. Когда эти идеи оказываются несостоятельными, основной порядок перестает функционировать.

— А чем являются эти ключевые идеи, дон Хуан? — спросил я.

— В твоем случае, в таком частном примере, как твое посещение целительницы, о котором мы говорили, ключевой идеей была последовательность, — ответил он.

— Что за последовательность? — спросил я.

— Идея того, что мы прочные болванки, — сказал он. — в наших умах наш мир поддерживается уверенностью, что мы неизменны. Мы можем принять, что наше поведение может быть модифицировано, что наши реакции и мнения могут быть изменены, но идея того, что мы можем менять свой внешний вид или быть кем-то еще, не является частью порядка нашего основного самоотражения. Когда маг прерывает этот порядок, мир разума останавливается.

Я хотел спросить его, достаточно ли нарушить последовательность человека, чтобы вызвать движение точки сборки. Он, кажется, предвидел мой вопрос и сказал, что ломка последовательности — это только смягчающее средство, а сдвинуться точке сборки помогает безжалостность нагваля.

Потом он сравнил действия, исполненные им в Гуаямосе, с действиями целительницы, которые мы обсуждали раньше. Он сказал, что целительница разрушила самоотражение людей, присутствовавших на операции, серией действий, которые не имели эквивалента в их повседневной жизни — драматическая одержимость духом, изменение голоса, вскрытие человеческого тела. Как только последовательность идеи самих себя была нарушена, точки сборки посетителей были подготовлены для передвижения.

Он напомнил мне, что в прошлом описывал для меня концепцию остановки мира. Он сказал, что остановка мира так же необходима для магов, как для меня необходимо читать и писать. Она состоит из введения диссонируюшего элемента в сплетение повседневного поведения с целью остановки уже приглаженного потока повседневных событий — событий, которые внесены в каталог наших умов нашим разумом.

Диссонорующий элемент называется «неделанием» или противоположностью делания. «Деланием» называется все, что является частью целого, о котором у нас есть познавательный опыт. Неделание — элемент, который не принадлежит этому картографированному целому.

— Маги, будучи «сталкерами», понимают человеческое поведение бесподобно. — сказал он. — они, например, понимают, что люди — творение описи вещей. Знание всех обстоятельств дела частной описи вещей делает человека знатоком или мастером в своей области.

Маги знают, что когда опись вещей обычного человека становится несостоятельной, человек либо расширяет свою опись, либо его мир самоотражения разрушается. Обычный человек охотно включает в свою опись новые пункты, если они не противоречат основному порядку описи. Но если какие-то пункты противоречат этому порядку, ум человека разрушается. Опись вещей — это и есть ум. Маги рассчитывают на это, когда пытаются разбить зеркало самоотражения.

Дон Хуан объяснил, что в тот день он тщательно выбирал опоры для своего акта разрушения моей последовательности. Он медленно трансформировал себя, пока действительно не превратился в немощного старика, а затем, чтобы укрепить разрушение моей последовательности, он подсунул мне ресторан, где все знали его как старика.

Я прервал его, так как осознал противоречие, которого не замечал раньше. Он говорил тогда, что трансформировал себя, так как хотел узнать, каково оно быть старым. Повод был благосклонный и неповторимый. Я понял это заявление так, что он не был стариком до этого времени. И тем не менее все в ресторане знали его как немощного старого человека, который страдал припадками.

— Безжалостность нагваля имеет множество аспектов, — сказал он. — она подобна инструменту, который сам по себе годен для многоцелевого использования. Безжалостность — это состояние бытия. Это уровень «намерения», которого достигает нагваль.

— Он использует ее, чтобы вызвать движение своей точки сборки или точки сборки своих учеников. Или же он использует ее для «выслеживания». Я начал тот день как «сталкер», претендующий быть старым, и в конце концов, как действительно старый и немощный человек. Моя безжалостность, управляемая моими глазами, заставила двигаться мою точку сборки.

— И хотя я был в этом ресторане много раз как старый больной человек, я тогда «выслеживал», просто разыгрывая из себя старика. Никогда прежде до этого дня моя точка сборки не сдвигалась в точную позицию старости и дряхлости.

Он сказал, что как только он вознамерился быть старым, его глаза потеряли свой блеск, и я тут же заметил это. Тревога была написана на моем лице. Потеря блеска в его глазах была следствием «намеренного» использования его глазами позиции старого человека. Когда его точка сборки перешла в эту позицию, он стал старым и на вид, и по поведению, и по чувствам.

Я попросил его пояснить идею вызова «намерения» с помощью глаз. У меня было слабое представление, что я понимаю ее, но не могу сформулировать даже для себя то, что я знаю.

— Единственно, что можно сказать об этом, это то, что «намерение» «намеренно» вызывается с помощью глаз, — сказал он. — я знаю, что это так. И тем не менее, как и ты, я не могу определить точно, что я знаю. Маги разрешили это частное затруднение принятием того, что является крайне ясным — люди бесконечно сложнее и таинственнее самых буйных наших фантазий.

Я настаивал, что он почти не ответил на этот вопрос.

— Все, что я могу сказать — это то, что глаза делают это, — сказал он резко. — я не знаю, как, но они делают это. Они вызывают «намерение» чем-то неопределенным, что имеется в них, в их блеске. Маги говорят, что «намерение» переживается глазами, а не разумом.

Он отказался добавить еще что-нибудь и вернулся к объяснению моего воспоминания. Он сказал, что, когда его точка сборки достигла определенной позиции, которая сделала его действительно старым, в моем уме больше уже не оставалось сомнений. Но от того, что я очень заботился о своей сверхрациональности, я тут же решил, что мне следует объяснить его трансформацию.

— Я говорю тебе вновь и вновь, что быть слишком рациональным — значит ставить себя в невыгодное положение, — сказал он. — у людей есть очень глубокое чувство магии. Мы — часть таинственного. Рациональность — только поверхностный лоск. Если мы сдерем этот слой, то внизу увидим мага. Некоторые из нас, однако, с огромным трудом спускаются ниже поверхностного уровня, другие, наоборот, делают это с удивительной легкостью. И ты и я одинаковы в этом отношении — мы оба здорово попотели, прежде чем позволили уйти себе от нашего самоотражения.

Я объяснил ему, что для меня поддержание своей рациональности всегда было вопросом жизни и смерти. И даже больше того, когда это касалось моих переживаний в его мире.

Он заметил, что в тот день в Гуаямосе моя рациональность была исключительно изнурительной для него. С самого начала он был вынужден использовать каждый прием, который он знал, чтобы подорвать ее. В конце концов он начал насильно цепляться руками за мои плечи, почти сгибая меня под своей тяжестью. Этот прямой физический маневр был первым толчком моего тела. И это, вместе с моим страхом, вызванным потерей его последовательности, наконец пробило мою рациональность.