Природа, мужчина и женщина. Путь освобождения. - Уотс Алан (книги без регистрации .TXT) 📗
Представление о «чистом желании», а также дуалистическое искажение учения о майе появились на Западе задолго до катарской ереси, потому что у св. Иоанна Златоуста, у св. Григория Нисского и у св. Джерома мы встречаем порицание распространенной среди христиан практики сожительства с agape-tae или virgines subintroductae. Эта форма любовного общения с христианскими девушками включала ласки, сон в одной постели и, возможно, половой акт без семяизвержения. При этом сексуальное желание не «рассеивалось» во время оргазма, а нарастало и превращалось в страсть. При этом напряжение в половых органах воздействовало на весь организм, распространяя атмосферу эротических чувств на все аспекты отношений партнеров. При этом сексуальное притяжение индивидуализировалось. Оно стало не просто «вожделением к женщине», а желанием, направленным на одну конкретную женщину, тело которой благодаря воздержанию излучало «флюиды чувственности». Таким образом мужчина начинал идеализировать свою возлюбленную. Она становилась для него чем-то большим, чем женщина. Она становилась богиней, воплощением божества.
Подавленная на время церковью, эта традиция опять распространилась в Европе в конце XII века в виде катаризма, или придворной любви. Однако теперь женщины чаще всего были не девственницами, а замужними женщинами, нередко женами феодалов, с которыми молодые рыцари формировали отношение donnoi. Очевидно, это были «идеальные» или «сексуально чистые» любовные отношения, в которых сексуальные чувства выражались прежде всего в знаках внимания, которыми джентльмен окружал свою леди. Эти отношения были воспеты трубадурами, традиции которых стали источником позднейшей европейской нерелигиозной поэзии и основой западного идеала романтической любви.
Историки расходятся во мнениях в отношении того, действительно ли эти отношения были идеальными или же они были прикрытием для супружеских измен. Последнее впечатление подтверждается многочисленными упоминаниями в поэтической литературе ласкания тела любимой женщины. В то же время есть много указаний на то, что следует избегать реального полового акта, поскольку, как выразился один поэт, «кто желает обладать своей возлюбленной, тот не познал истинного смысла donnoi». Хотя у нас нет весомых доказательств, двусмысленность свидетельствует о том, что отношения зачастую доходили до coitus reservatus, а по-арабски, кареззы (karezza) — продолжительного полового сношения без мужского оргазма.
Независимо от того, была ли популярна карезза в те времена, придворная любовь придала половым отношениям созерцательный характер, который отличается от активного так же? как в религии известно различие между созерцательной и деятельной жизнью. Ведь идеалом трубадура было по меньшей мере лицезрение и боготворение обнаженного тела возлюбленной. В этом отношении трубадуры приближались к идеалу сакральной любви, которая совместима с созерцательной жизнью и построена по ее подобию. Никогда не следует путать созерцательную жизнь с жизнью в уединении, поскольку последняя является всего лишь одной из разновидностей первой. В действительности, созерцательная жизнь — это вершина духовного вдохновения, видение или theoria Бога, постижение, проникающее во все повседневные и практические дела человека. Во многом подобно этому трубадур стремился созерцать свою возлюбленную и насытить свою жизнь атмосферой ее присутствия.
Хотя некоторые священники сами вступали в такого рода отношения, а отношения donnoi зачастую освящались христианскими обрядами, культ придворной любви в конце концов подвергся жестокому преследованию со стороны церкви. Такого преследования Европа не знала до эпохи Реформации. Доминиканская камлания против катаров, или альбигойцев, включала также попытки предложить в качестве объекта платонической любви Деву Марию. Но преследование так и не смогло подавить это движение, в результате чего идеал брака впоследствии включил в себя черты романтической любви — и был принят в таком виде церковью.
Современная католическая теория христианского брака существенно отличается от представления эпохи патристики именно потому, что она так много заимствовала у философии придворной любви. Именно эта философия, а не туманные намеки на нее в посланиях св. Павла и в евангелиях является источником современного христианского учения о любви в браке. Лишь немногие современные христиане рассматривают брак как ограничение сексуальных партнеров до одной женщины исключительно для зачатия христианских детей. Акцент теперь делается на том, что следует любить женщину как личность, как эту конкретную женщину, а не как «Женщину» вообще. Ведь в этом смысле супружеская любовь становится аналогичной любви самого Бога и понимается как его вечная верность каждому отдельному человеку.
Несомненно, современное представление об институте брака является громадным шагом вперед по сравнению с более ранним фамильным браком, который полностью отрицал сексуальные чувства. Однако это по-прежнему пародия на сакральную любовь, потому что она не отличает профанское от священного, считая, что они несовместимы, то есть единообразны. [79]
Одним из известнейших сторонников современного христианского брака является католически мыслящий протестант Дели де Ружмо, известная работа которого «Любовь в современном мире» — это одновременно удивительное разъяснение и глобальное искажение различий между сакральной и профанской любовью. Суть его рассуждений в том, что зрелая сексуальная любовь есть посвящение себя другому человеку. Такая любовь отлична от плотского вожделения или страсти, которые он называет влюбленностью во влюбленность. В частности, страсть он считает преувеличением субъективных переживаний, которое наступает в результате отказа от полового акта с платонической возлюбленной. Однако де Ружмо скорее всего ошибается, когда утверждает, что страсть трубадуров относится к «чистому эротизму» или «языческой любви» и поэтому противоречит христианским идеалам брака. Он считает, что в этих двух разновидностях любви женщина является всего лишь предлогом к экстазу, который является неудовлетворенной страстью или эгоистическим вожделением. Однако все здесь не так просто, как может показаться, потому что именно придворная любовь дала современному христианству идею о святом бракосочетании, в котором сексуальность может слиться с личностной любовью.
Следует подчеркнуть, что в первые столетия существования христианства никто не предпринимал попыток возвысить сексуальные чувства до идеалов божественной любви. Половое сношение между мужем и женой почиталось чистым в той мере, в которой оно было коротким совокуплением с целью продления рода. Жену любили и уважали, поскольку, обладая бессмертной душой, она была подобна мужчине. Испытывать вожделение к своей жене было подобно прелюбодеянию. Таким образом, именно у манихейцев и трубадуров христиане научились персонифицировать сексуальную любовь, го есть не торопиться удовлетворять желания — в результате чего оно направлялось не на безличностные органы и части тела женщины, а на всю ее индивидуальность. Поэтому современные представления о браке занимают промежуточное место между раннехристианскими и придворными, потому что они позволяют страсти развиться настолько, чтобы отношения персонифицировались, но при этом, в противоположность традициям трубадуров, они допускают мужской оргазм, чтобы рождать детей и не превращать страсть в самоцель. Между тем исторические основания этой идеи не совсем христианские.
Но даже в таком виде христианское представление о браке не позволяет судить о том, что такое сексуальные отношения на сакральном уровне. Это очевидно уже хотя бы из того, что де Ружмо отождествляет сакральный элемент в браке с верностью профанскому юридическому контракту между партнерами. По его мнению, достоинство человека измеряется тем, насколько сильна его воля, — насколько он может держать слово, быть верным раз и навсегда принимаемому решению жить вместе с супругом вопреки всем невербальным, природным, плотскими эмоциональным влияниям. По его мнению, это абсурдно со всех практических точек зрения, однако именно в этом божественная абсурдность христианства, о котором Тертуллиан сказал: «Credo quia absurdum est». [80]
