Низвержение духов Тьмы. Духовные подосновы внешнего мира - Штайнер Рудольф (бесплатные версии книг txt) 📗
Все это, особенно в наше время, проявляется во многом из того, с чем в наши дни носятся как с возвышенными представлениями, как с моральными импульсами, — ведь сегодня всё стараются подвести под моральные принципы, — а ведь в них живут те самые ариманически–материалистические силы, о которых я говорил; из них могут произрасти те импульсы, которые в будущем прикуют человека к Земле по его же собственной воле. Вот почему необходимо обращать внимание на эти вещи. И особенно необходимо обращать внимание на то, что в наше время почитается как самоочевидное. Определенные законы природы рассматриваются в наше время как простая самоочевидность. Не признающих этого почитают дилетантами и глупцами. Так же признаются самоочевидными определенные морально–политические призывы. Только поются не дифирамбы, а вильсониады. Все это несет в себе зародыш будущего произрастания в описанном мной направлении.
Я не случайно сказал, что те люди, которые в сороковые годы стояли у отправного пункта борьбы тех лет, находились в совершенно особых условиях. Затем они воплотились на Земле. И мало что будет понятно в душевной жизни таких людей, особенно если они были наделены духовными устремлениями, в их сомнениях, в их жизненной борьбе, если упустить из виду, какой импульс они внесли с собой из жизни духа сороковых годов во вторую половину XIX столетия и в начало двадцатого.
С этим связано еще одно явление — явление, мимо которого в наше время нельзя пройти, но очень часто проходят. В наше время считается, что духовные существа с их воздействиями не играют никакой роли в общественном порядке. Людям не нравится говорить о духовных причинах социальных явлений. Но тот, кто знаком с истинными процессами, происходящими в наше время, знает: психические, спиритуальные воздействия из духовного мира на людей, находящихся на физическом плане, особенно возросли в наши дни. Довольно часто теперь встречаешь человека, который мог бы рассказать (только обычно он не понимает соответствующих процессов), что он был подвигнут к тому или иному виду деятельности, к тому или иному действию благодаря сновидению или чему‑то подобному (но это всегда духовное явление). В гораздо большей степени, чем это признается материалистическим воззрением, люди в наше время подлежат таким психическим воздействиям. Кому представится случай проследить такие вещи, найдет их на каждом шагу. Если вы возьмете поэтическую продукцию наших лучших современных поэтов и составите статистику на предмет того, какое количество стихотворений возникло рационалистическим способом — способом, который можно рационально истолковать, — а какое возникло благодаря вдохновению, благодаря ясно выраженному спиритуальному влиянию из духовного мира (которое было пережито как сновидение или тому подобное), то вы будете изумлены, сколь высокий процент попадет под рубрику непосредственного воздействия из духовного мира. В гораздо большей степени, чем это теперь принято думать, мы стоим именно под влиянием духовного мира. И как раз самые значительные события в человечестве происходят под влиянием, исходящим из духовного мира.
Часто задают вопрос: почему была основана та или иная газета? Основатель ее поступил так, ибо получил тот или иной импульс из духовного мира. Если он доверительно расскажет вам о происхождении своего побудительного мотива, то это будет рассказ о каком‑то сновидении, если речь зайдет об истинных причинах. Поэтому я должен сказать о будущем времени: когда в будущем историк будет говорить о начале этой войны и при этом будет соблюдать старую манеру Ранке или будет опираться на исторические документы, то ему не удастся описать как раз самое главное, ибо оно в 1914 году происходило через влияние из духовного мира.
События происходят циклически, то есть по принципу периодичности. И то, что происходит здесь, на физическом плане, всегда, собственно, своего рода проекция, своего рода тень событий, происходящих в духовном мире. Только происходящее в духовном мире происходит раньше. Допустим, что эта линия (смотри рисунок) представляет собою порог, границу, пограничный уровень между духовным и физическим мирами; тогда сказанное мной можно охарактеризовать следующим образом: допустим, что‑то, что может быть обозначено как духовное событие, — борьба Михаила с Драконом, — происходит сначала как событие в духовном мире. Оно приводит, в конечном счете, к тому, что Дракон низвергается с небес на Землю. Это проявляется таким образом, что цикл получает свое земное завершение, то есть момент земного свершения будет отставать по времени от события низвержения Дракона на Землю (1879) настолько, насколько духовное событие (первопричина) опережает эту дату.
Можно сказать: утренняя заря, самое начало, самое первое побуждение к этой борьбе Михаила с Драконом в XIX веке имело место в 1841 году. Особенно оживленно эта борьба протекала в 1845 году. С 1845 по 1879 год [64] протекло тридцать четыре года, а в 1879 плюс 34 возникнет зеркальное отображение события: получится 1913 год, то есть предшествующий 1914 году. Вы видите, что на физическом плане зеркальным отражением кардинальных причин духовной борьбы является то, что начинается с 1913 года. А возьмем арку 1841–1917 с «осевым» годом 1879! Решающим годом XIX столетия был 1841 год, а его зеркальным отображением является 1917 год. И не приходится через меру удивляться многому происходящему, если учесть, что та борьба, которую в 1841 году предприняли ариманические рати в духовном мире, когда Дракон начал свою борьбу с Михаилом, получила свое отражение именно в 1917 году. Невозможно реальное понимание событий физического плана, когда не знают, как они подготавливались в духовных мирах.
Эти сообщения предназначены не для того, чтобы обеспокоить людей, чтобы разбередить умы, они должны служить побуждением к прозрачности взгляда на мир, действительному прозрению в духовный мир, к бодрствованию в отношении мировых событий. Вот почему столь настоятельно необходимым было именно в этом году в области нашего антропософского развития все снова и снова повторять, что необходимо бодрствование, внимание к происходящему, дабы не проспать текущие события.
То, что под этим подразумевается, подчас можно высказать только предположительно. Вчера я обращал ваше внимание на то, каким образом в восточной Европе делаются выводы из подобных процессов. Когда здесь, на Западе, хотят, опираясь на внешнюю сторону вещей, узнать, что, собственно, живет в восточноевропейской душе, то лучшим средством будет усвоить себе взгляд на душу Востока, исходя из философии Соловьева; но и это будет весьма неполно. Истинное прозрение может быть достигнуто только при помощи тех познаний, которые давались годами и десятилетиями в рамках нашего антропософского движения в циклах и отдельных лекциях относительно миссии духа русского народа, о существе этого русского народного духа [65]. Но, вникая в философию Соловьева, гипотетически можно выразить, что в отношении этих вещей хотят сказать. Вы знаете, что Соловьев умер на исходе девятнадцатого и в начале двадцатого веков, то есть он уже давно умер. На Западе ведь не слишком занимались философией Соловьева. Не так уж много существовало возможностей ознакомиться с нею, и западные люди не очень‑то стремились узнать Соловьева как рупор европейского Востока. Максимум, что одному профессору несколько лет назад взбрело в голову, — что не совсем хорошо вообще ничего не знать о Соловьеве, если ты являешься профессором философии в университете. Тогда он разрешил писать диссертации на эту тему, а про себя решил: аспиранты ради докторской степени станут изучать Соловьева, а он будет читать их диссертации!
Но мне хотелось бы эту тему свести к предположению, хотелось бы сказать: представим себе гипотетически, что Соловьев был бы жив в наши дни, пережил бы эту войну, пережил события в России, — что бы он стал делать именно как русский? Само собой, ответ может быть только гипотетическим; но с уверенностью можно сказать (и это не вызовет сомнений): Соловьев, как русский, очевидно, постарался бы изъять из обращения все свои труды, написанные до войны, и все их заново переписать. Ибо он повстречался бы с необходимостью пересмотреть все свои воззрения. Ведь его воззрения коренятся в его эпохе. И потому в нем должно было вспыхнуть желание переписать все свои труды. И тем самым он только сделал бы для себя тот вывод, который сделал весь европейский Восток.
