Загадочные племена на «Голубых горах» - Блаватская Елена Петровна (читать книгу онлайн бесплатно без TXT) 📗
Агент проснулся, разбуженный врачом, конечно, ничего не помня. В какой бы ужас и негодование пришел добродетельный агент, если бы знал о данном ему поручении. В назначенный день магнетизер с хохотавшими заранее приятелями приготовился к ожидаемой сцене и поместился в комнате, где была спрятана в шкафу линейка. В назначенный день, ровно в два часа бедный блюститель порядка находился на своей службе. Оставив свой обсервационный пункт на улице, он дезертировал, по выражению его сурового начальника. Он, лучший из полицейских агентов, которого ставили в пример всем другим, учинил в тот же день преступление № 1. Ровно за пять минут до двух часов на улице произошла драка. Когда прогудел второй удар на ближайших городских часах, он записывал в своем camet de police имена буянов. К удивлению собравшейся толпы и двух буянов, которые уже приготовились, вследствие proces verbal, провести ночь в кутузке, агент мгновенно уронил свой корне, вытаращил глаза и быстро, словно автомат, в котором завели ход, повернувшись на каблуках, пошел по улице и, поворотив за угол, исчез из глаз присутствующих. Все это совершилось так быстро, что когда, опомнившись от изумления, толпа бросилась за ним, то нашла, что его и след простыл. Агент исчез, и все решили, что он сошел с ума.
В эту самую минуту он входил в дом врача не в дверь, которую он нашел нарочно запертою, но в калитку сада, которую он, не задумываясь, выломал. То было преступление № 2.
Войдя в комнату, где сидел магнетизер с приятелями, агент в своем глубоком гипнотическом состоянии даже и не заметил их. Он направился прямо к шкафу, где лежала линейка, в его воображении – «малайский нож», и найдя шкаф запертым, вынул железные клещи из кармана и сломал замок. Все это он делал автоматически, не торопясь, но весьма быстро. Достав линейку, он спрятал ее под мундир и, озираясь во все стороны, как бы боясь быть замеченным, прокрался назад из дома на улицу. Это было преступление № 3. Доктор с приятелями последовали, конечно, за ним и очень близко, так как он, очевидно, не замечал никого.
Затем он пошел к означенному магнетизером публичному саду. Сад был полон бонн и детей; но та аллея, куда он направился для совершения четвертого и самого ужасного в этот день преступления, была к удовольствию четырех наблюдателей пуста…
Воображаемая драма делалась с каждым часом интереснее…
У входа в аллею агент остановился и стал считать деревья. Он находился в видимом затруднении. По мнению врача, мысль, переданная им агенту, не довольно ясно отражалась в голове субъекта; он не знал, на какой стороне аллеи ему следовало увидать жертву. Но он колебался недолго. Не найдя того, что он искал на правой стороне, он стал считать деревья на левой и вдруг, нагнувшись, совсем прилег на землю. Он вероятно увидел садовника и приготовился убить его…
Он походил в эту минуту на дикого зверя, – рассказывали очевидцы. Его крепко стиснутые зубы и полуоткрытый рот, его широко открытые глаза, выражавшие, невзирая на их стеклянную неподвижность, нечто дикое, жестокое и решительное: все это, взятое вместе, испугало своей реальностью экспериментаторов. Но их страх скоро перешел в ужас, когда их субъект стал разыгрывать с поразительной верностью действие воображаемого зверского убийства. Он стал подкрадываться к невидимому для всех, кроме его одного, садовнику, тихо и осторожно, то припадая низко к земле, то выпрямляясь и делая огромные прыжки. Наконец, он достиг означенного дерева и, вынув линейку из-за пазухи, ринулся на жертву и вонзил линейку три раза в воздух. Нагнувшись как бы над телом, он долго смотрел на него, вытирая все время линейку от крови, которая была для него такою же, вероятно, реальностью, как и он сам для наблюдавших за ним.
Словом, он исполнил до малейших подробностей задуманную врачом драму. Вырыл воображаемою лопатой воображаемую яму и зарыл в ней несуществующее тело. Потом он вышел из саду и пошел по направлению к полицейской префектуре. Но тут драма оборвалась, и эпилог не мог быть разыгран. Он встретился лицом к лицу со своим начальником, которого, впрочем, не узнал. Комиссар, видя, что он не обращает на него внимания и не отвечает на его зов, подозвал двух полицейских и велел его арестовать. Но тут проявилась во всей своей ужасной реальности сила месмеризма, гипнотизации, колдовства, – назовем это как угодно. Агент одним взмахом руки далеко отбросил от себя двух товарищей, бывших гораздо сильнее его, и продолжал идти вперед так же спокойно, как бы его ничего не останавливало. Тут к счастью подоспел доктор-магнетизер и остановил руку комиссара, который уже собирался стрелять в бунтовщика агента из револьвера. Он его умолил подождать несколько минут.
Подбежав к субъекту, он в несколько пасс окончательно вывел его из гипнотического состояния. Но на нем лежала более трудная обязанность: спасти агента от серьезных последствий, убедив его начальника, что он действительно находился в продолжение этих двух часов в состоянии невменяемости: что он, словом, совершил между другими воображаемыми преступлениями, ряд проступков против службы бессознательно и должен быть прощен в силу этого.
В этом-то и состояла трудность и вместе торжество месмеризма. Опытный гипнотизер вышел великолепно из затруднения. Производя над агентом, что называется на языке магнетизеров passes contraires, он приказал ему помнить даже наяву его инструкции. «Помните, – приказал он ему мысленно, – вы должны свалить на мясника преступление. Покажите вашему начальнику орудие смерти – малайский нож. Вы знаете, как и все знакомые мясника, что этот нож – его собственность».
Затем произошла драма-комедия. Совершенно очнувшийся sieur А. (агент) вдруг огорошил собравшуюся публику формальным донесением начальнику, что он оставил свой пост для предупреждения преступления, но, к сожалению, явился слишком поздно. Прибежав в сад, он нашел там мясника над телом несчастного садовника и успел вырвать у него один нож, который он и имеет честь представить начальству.
И, вынув линейку, он ее серьезно и торжественно подал комиссару. Тот, конечно, как и все присутствующие, зная, что «се malheureux» никогда не пил, тут же решил, что он сошел с ума.
Тогда врач и его три приятеля выступили вперед и, прося начальника повременить с приказаниями, стали укорять агента во лжи. «К ужасному преступлению, – говорили они, – вы присоединяете еще худшее: клевету на невинного человека. Это вы сами убили садовника. Мы следили за вами, мы видели, как вы троекратно вонзили в его спину этот ужасный малайский нож… покайтесь лучше, сознайтесь в вашем преступлении… Это одно может облегчить вашу участь».
Теперь, ни комиссар, ни все увеличивающаяся толпа ровно ничего уже не понимала. Они сочли их одну минуту всех сумасшедшими…
Но что должен был почувствовать начальник, когда его любимый агент, упав перед ним на колени, громко покаялся перед всею толпой в своем ужасном преступлении. Комиссар, говорят, побледнел и кончил тем, что поверил. Он приказал «преступнику» вести себя на место убийства, что тот не колеблясь и сделал, повторив еще раз, что он зарыл тело под деревом и что это видел мясник, на которого он поэтому и пожелал свалить вину…
«Malheureux! Malheureux! (несчастный), повторял его начальник на все лады, когда врач, подойдя, объяснил ему галлюцинацию его агента. Тогда комиссар страшно рассердился и не поверил. Только тогда, когда, разогнав толпу, он отправился с несколькими полицейскими на „место преступления“ и увидал, как агент, все еще под влиянием галлюцинации, указал ему на нетронутое место под деревом, уверяя его, что „вот кровь… а вот и труп“ и как, затем, он выходил из себя, не понимая, почему другие не видят трупа, комиссар понял, что это не шутка врача, но что под нею кроется нечто более серьезное, нечто действительно ужасное, хотя он и не может еще понять, как это все случилось. Когда агента спросили, притворяясь, что верят ему, почему он, честный, заслуженный сержант, совершил такое страшное, бесполезное преступление, то он отвечал, спустя голову, что не знает. «Меня влекла непреодолимая сила», говорил он, – «сила, которой я был не в силах, не в состоянии противиться и которая заставляла меня думать и чувствовать, что я поступаю прекрасно, что так и должно быть сделано». Когда ему кто-то напомнил о старухе матери, у которой он был единственным сыном, агент горько заплакал, но продолжал видеть перед собою зарезанный им труп и равнодушно толкал его ногой…
