Магия Любви и Черная Магия - Давид-Ниэль Александра (книги без регистрации TXT) 📗
Золотоволосый человек слушал его с доброжелательным вниманием и время от времени улыбался.
— Значит, ты не охотишься на коз в горах? — спросил чужеземец, возвращая Гараба на землю.
— О! Я охотился на другую дичь, — беспечно сказал Гараб.
— Ты был солдатом? — поинтересовался путник.
— Охо-хо! — воскликнул Гараб вместо ответа.
Но его собеседник не дал ему договорить.
— Слушай! — приказал он.
Он произнес прекрасную речь, которая напомнила Гарабу наставления бодхисаттв о самопожертвовании и сострадании. Однако Гараб чувствовал между ними различия, хотя и не мог себе этого объяснить. Гэсар действовал в небесных сферах, среди богов и демонов, а также в нашем мире; будды и бодхисаттвы владели бесконечной вселенной. Но чужеземец не выходил за узкие рамки нашего мира, как будто до него не долетали звуки из других миров.
Кроме того, Гараб ничего не понял из слов симпатичного чужеземца, хотя тот изъяснялся на безупречном тибетском языке.
— Я хочу повидать твоего учителя, — повторил путник, когда Гараб стал с ним прощаться.
На следующий день человек с собачьими глазами созвал слуг и отдал распоряжение относительно предстоящей охоты. Они ничего не сказали в ответ, но в тот день хозяин их больше не видел — слуги отправились к скиту. Дорджи Мигьюр открыл им дверь и позволил сесть на пороге, где они слушали речи отшельника, перебирая четки.
Двое китайцев приготовили чужеземцу еду, но вечером, когда рассерженный хозяин выпил больше обычного и стал грозиться, что убьет всех, кто ему не подчинится, китайцы испугались и тоже сбежали.
Вернувшись в лагерь, монголы передали золотоволосому человеку ответ отшельника. Он назначил ему встречу на следующий день.
Начальник каравана поджидал своих слуг с ружьем в руках. Он пришел в их палатку, повторил свой приказ и заявил, что, если утром они не будут готовы к охоте, им не поздоровится.
Монголы не возражали, однако ночью они взвалили на мулов большое количество провианта, взяли ружья и боеприпасы, выданные им для охоты, и расположились в извилине горы в некотором отдалении от прежнего лагеря.
Поздним утром человек с золотыми волосами, следуя указаниям монголов, добрался до скита Мигьюра по узкой и крутой горной тропе. Он оставался в хижине отшельника несколько часов. Гараб не знал о чем они говорили, так как не был допущен к беседе. Отшельник лишь попросил его приготовить суп, чтобы путник разделил с ними трапезу перед уходом.
В конце трапезы чужеземец обратился к Гарабу:
— Я получил благословение Джово Дорджи Мигьюра и покину лагерь завтра на рассвете. Ты собираешься трудиться ради блага людей. Не хочешь ли уйти со мной, став моим спутником? Твой учитель согласен, и я полагаю, что таково его желание. Он рассказал мне о тебе; я знаю, кто ты такой. Не хочешь ли ты меня сопровождать?
Пораженный Гараб смотрел то на отшельника, то на чужеземца.
— Куда мы пойдем? — спросил он. — В вашу страну?
— Я никогда не вернусь на родину, мое место здесь, — заявил путешественник.
— Боги укажут вам путь, — прибавил отшельник.
— Я пойду с ним, если такова ваша воля, — сказал Гараб Дорджи Мигьюру.
— Возможно, тебе действительно лучше уйти, — задумчиво проговорил аскет. — Лучше для тебя, а также для других… Уходи завтра.
Гараб почтительно поклонился учителю в знак повиновения и заметил, что иностранец, склонившийся в низком поклоне, поднес руку отшельника к своим губам.
Странное и неожиданное решение, которое принял Дорджи Мигьюр, ошеломило Гараба. Он усматривал в этом чудесный знак свыше: должно быть, боги услышали его пожелания, высказанные в пещере.
— Кто ты: вестник Гэсара-Заступника или посланец Гьялва Ченпо — Будды Бесконечной Доброты? — спросил он, дрожа от волнения, у золотоволосого человека, когда они вместе вышли из скита.
— Возможно, и тот и другой, — отвечал чужеземец с улыбкой и направился по тропе вниз.
Подобно всем ученикам отшельников-созерцателей, Гараб никогда не приходил к учителю без приглашения. Ему хотелось провести у ног аскета последнюю ночь, прежде чем он уйдет с незнакомцем в неизвестном направлении. Гараб жаждал еще раз услышать волшебные слова, которые внесли покой в его мятежную душу, либо просто посидеть рядом с отшельником в тишине, купаясь в лучах бесконечной доброты и безмятежного спокойствия, которые распространял Мигьюр. Но учитель не приказал ему вернуться, после того как он проводит чужеземца, и Гараб отправился в свою пещеру.
Он оставался в ней некоторое время, углубившись в раздумья о превратностях своей судьбы, спрашивая себя, что за события ожидали его впереди, как вдруг полог из шерсти яка, закрывавший вход в его жилище, приподнялся, и на пороге появилась женщина.
— Это я, Гараб, — просто сказала она.
— Дэчема! — вскричал Гараб и вытянул вперед руки, чтобы отогнать от себя привидение. — Дэчема!.. Ты же умерла!
— Нет, — отвечала подруга с улыбкой. — Я жива, как и ты. Я тоже думала, что ты мертв. Видела твою шапку, которая зацепилась за утес посреди реки, и решила, что ты утонул. Я остригла волосы и стала монахиней. Затем как-то раз боги привели меня к месту, где мы расстались. Они подали мне знак. Обрывок твоей шапки по-прежнему висел на утесе, хотя прошло уже столько времени; ни ветер, ни дождь не смогли его унести. Я поняла, что тебя не забрали посланцы Шиндже. Стала тебя разыскивать, как прежде, и наконец нашла. Я не могла тебя не найти. Завтра мы уйдем отсюда и уже больше никогда не расстанемся.
Дэчема говорила спокойно, безо всякого волнения. Она вновь обрела свою мечту и считала это вполне естественным. Окружающий мир перестал для нее существовать.
Прошел почти год с тех пор, как Дэчема покинула своих спутниц и отправилась на поиски возлюбленного. Ее волосы отросли, и, несмотря на худобу и изношенное платье, она казалась Гарабу необыкновенно красивой; своеобразная удивительная красота женщины делала ее как никогда притягательной в его глазах.
Но тут же в бывшем разбойнике ожили раздумья, которым он предавался в своей пещере в долгие часы одиночества, разговоры с Рамой, пытавшимся открыть тайну вечной жизни, и рассказы отшельника о возвышенных деяниях бодхисаттв, которые не жалеют себя, утешая страждущих. Не мечтал ли он последовать за теми, кто восстанавливает попранную справедливость? Не собирался ли стать наставником и проводником людей? Гараб робко лелеял эту честолюбивую мечту. И завтра, на рассвете, он должен уйти… чтобы, возможно, воплотить ее в жизнь.
Он попытался разъяснить своей подруге, что у того человека, которого она отыскала, нет ничего общего с прежним Гарабом. Он прочитал ей несколько проповедей. Но ему не удалось убедить женщину, ведь для нее не существовало ничего, кроме ее любви.
— Я пришла, чтобы увести тебя отсюда, — упрямо повторяла она. — Ты — мой, и я — твоя. Пошли!
Прислонившись к стене пещеры, Дэчема принялась жалобно плакать.
— Я живу только ради тебя, Гараб, — говорила она. — Почему ты меня разлюбил? Что я буду без тебя делать?
Тайные желания вновь принялись искушать Гараба, прикрываясь возвышенными и благочестивыми доводами.
Он дал обет избавлять людей от страданий; неужели же он начнет с того, что причинит боль женщине, которая его любит? Не представился ли ему случай испытать силу своей веры, пожертвовав собственными желаниями ради облегчения ее участи?
Подобное самоотречение могло принести аскету удовлетворение. Однако этому противилось его честолюбие, вскормленное мечтами о героическом будущем.
Перед мысленным взором Гараба вновь предстали туманные, но, несомненно, блистательные горизонты, открывавшиеся в конце дороги, на которую ему предстояло ступить завтра на рассвете вместе с человеком с волосами цвета солнца.
Гараб говорил и говорил, нанизывая друг на друга бессвязные слова и фразы, свидетельствовавшие о путанице его мыслей и смятении плоти, а упрямая Дэчема тем временем утерла слезы и неумолимо повторила:
