Разоблаченная Изида. Том I - Блаватская Елена Петровна (бесплатные версии книг txt) 📗

Даже справедливые и суровые упреки от некоторых их лидеров не помогают, и боязнь со стороны людей науки исследовать такой непопулярный предмет, кажется перешла уже во всеобщую панику. «Феномены преследуют ученых, а ученые убегают от феноменов», – очень к месту указывает А. Н. Аксаков в содержательной статье о медиумизме в Петербургском ученом комитете. Позиция занятая корпорацией профессоров по отношению к этому предмету, который они обещали исследовать, была целиком просто позорна. Их скороспелый и заранее подготовленный доклад настолько неполный пристрастный и неубедительный, что вызвал насмешливые протесты даже у неверящих.

На логическую непоследовательность наших ученых джентльменов, выступающих против спиритуализма, как такового в принципе – прекрасно указал Джон Фиск – сам член их корпорации. В недавно вышедшем философском труде «Невидимый мир» доказывая, что уже по самому смыслу слов материя и дух, понятно, что дух не может быть продемонстрирован чувствами и поэтому никакая теория о нем неподсудна научным испытаниям – он наносит жестокий удар своим коллегам следующими строками:

Но ученые этого не сделают. Они пришли в ярость при виде храброй, верной и в высшей степени заслуживающей похвалу капитуляции таких превосходных людей, как Уоллес; они даже отказываются принять благоразумную и сдержанную линию поведения мистера Крукса.

Никакого другого утверждения не выдвигается по поводу мнений, содержащихся в настоящем труде, как только то, что они обоснованы на многолетнем изучении древней магии и ее современной формы – спиритуализма. Первую, даже теперь, когда феномены подобного же рода стали такими же знакомыми всем, обычно приписывают ловкому трюкачеству. Последнюю же, когда неопровержимые свидетельства исключают возможность объявить ее шарлатанством, называют всеобщими галлюцинациями.

Многие годы скитаний среди «языческих» и «христианских» магов, оккультистов, месмеристов и tutti quanti [59] к белой и черной магии должны бы быть достаточными – мы думаем, – чтобы иметь право чувствовать себя компетентным для установления правильного взгляда по этому весьма сложному вопросу. Мы общались с факирами, святыми людьми Индии и видели, как они сообщаются с питри. Мы наблюдали собрания и modus operandi [60] воющих и пляшущих дервишей; были в дружеских отношениях с марабутами европейской и азиатской Турции, и мало осталось секретов у заклинателей змей Дамаска и Бенареса, которых нам не удалось бы изучить. Поэтому когда ученые, у которых не было возможности и случая жить среди этих восточных фокусников, и которые в лучшем случае, могут судить только поверхностно, – говорят нам, что в их представлениях нет ничего, кроме трюков фокусничества, – мы не можем не чувствовать глубокого сожаления за такие поспешные заключения. Что такие претенциозные заявления делаются без тщательного анализа сил природы, и в то же самое время проявляется такое непростительное пренебрежение к вопросам чисто физиологического и психологического характера, и что поразительные феномены отрицаются без исследования и безапелляционно – это есть проявление несостоятельности, сильно отдающее робостью, если не моральным уклонением.

Поэтому, если мы когда-нибудь получим от какого-либо современного Фарадея то же самое едкое замечание, которое было сделано годы тому назад одним джентльменом, когда, больше по причине искренности, нежели вследствие хорошего воспитания, он сказал, что «многие собаки обладают большей способностью к логическим выводам, нежели некоторые спиритуалисты» [77], то мы боимся, что нам придется на этом настаивать. Оскорбление не есть аргумент и, менее всего, доказательство. Тем, что Гёксли и Тиндаль обозвали спиритуализм «унизительным верованием» и восточную магию «фокусничеством» – тем они не могут отнять от истины ее достоверность. Скептицизм, исходит ли он из ученых или из невежественных мозгов – не в состоянии опрокинуть бессмертие наших душ – если бессмертие есть факт – и не может ввергнуть их в посмертное уничтожение. «Рассудок подвержен заблуждениям», – говорит Аристотель; то же самое и с людскими мнениями; и личные взгляды наиболее ученого философа часто бывают более склонны оказаться неправильными, чем здравый рассудок его собственного неграмотного повара. В «Сказках о нечестивом калифе» Барачиаса Хасан Оглу аравийский мудрец ведет поучительную беседу.

Эти представители современной науки на обоих полушариях, кажется никогда не проявляли больше презрения и горьких чувств к неразрешимой тайне, нежели с тех пор, как мистер Крукс приступил к исследованиям феноменов в Лондоне. Этот храбрый джентльмен был первым, кто представил публике одного из тех якобы «материализованных» часовых, которые охраняют запретные врата. Следом за ним несколько других членов ученой корпорации проявили редко встречаемую честность, соединенную со значительной храбростью, которую, ввиду непопулярности исследуемого предмета, можно считать героической, и приступили к исследованиям феноменов.

Но, увы [78, с. 25] хотя дух, действительно, хотел, но смертная плоть оказалась слаба. Они не могли вынести высмеивания, и таким образом тяжелейшее бремя легло на плечи мистера Крукса. Отчет о плодах, какие этот джентльмен пожал со своих беспристрастных исследований, и о благодарности, какую он за это получил от своих собратьев ученых, можно найти в его трех статьях под заголовком «Исследование явлений спиритуализма».

По истечении некоторого времени члены Комитета Диалектического общества и мистер Крукс, который применил к своим медиумам наиболее жесткие контрольные средства, исключающие обман, были вынуждены под давлением нетерпения общественности сообщить в немногих словах, что они видели. Но что могли они сказать, кроме правды? Таким образом, они были вынуждены признать:

1. Что феномены, по крайней мере, те, которым они являлись свидетелями, были неподдельные, и что подделывать их было невозможно; таким образом было наглядно доказано, что проявления какой-то неизвестной силы могут быть произведены и были произведены.