Тринадцать полнолуний - Рок Эра (чтение книг TXT) 📗
— И мне-то как помог, от смерти спас, — вторила ей Василиса.
— Ой, бабоньки, нешто вы не видели, как всё нутро у моего Яцека искарёжило, да наружу вывернуло, — не могла успокоиться мать.
Степанида с Василисой переглянулись. Да, зрелище действительно, жутко было.
— А я верю, обойдётся всё, — вступила в разговор Евдокия, — примеров много, мы все с вами тому свидетели. Молись да бога проси.
После происшествия работа не ладилась. Но заготовка сена — ответственный момент, и все потихоньку, снова влились в работу. Степанида пошла провожать мать Яцека до села. Той точно не до работы было. А люди, продолжали думать и спорить, удастся ли Зенеку выходить мальца. Но большинство, помня чудесные примеры, было убеждено, всё получится. До утра, в хатах было неспокойно от пересудов. Не спала в эту ночь и мать ребёнка. Ходила по избе, не находя покоя, не выдержала, пошла к хате Марыли, да там до утра и просидела. Не спали эту ночь и там..
Принёс Зенек с поля малыша, положил на лавку у иконы.
— Принеси Марыля воды с того родника, что для дедовой травы приносила, — дай мне тот пучок травы, что красной тряпочкой перевязан.
— Я мигом, — подхватила Марыля вёдра и выбежала из избы.
Принесла, поставила воду на печку. Зенек сидел возле ребёнка, держал свои руки у него на животе.
— Не легко будет поднять его, должен был он смерть свою такой принять, так и сказали мне, но не могу я смириться с этим, выпросил у них, чтобы дали ему ещё жизни. Согласились они, но сказали, что это на моей совести будет, если жить он будет не так, как должно.
— А кто тебе это сказал?
— Те, кто послали нас сюда. Сказали, что и ты скоро научишься их видеть и слышать. А сейчас, помоги мне, брось эту траву в котёл, да помешивай, пока она белой не станет, мне руки убирать нельзя.
Удивилась Марыля, но стала делать, как Зенек сказал. И правда, закипела вода, трава, из тёмно-зелёной, почти чёрной, в белую превратилась, спеклась да как ткань стала.
— Вытащи её, отожми, отваром протри ему рану, налей в кружку, что бы попить мог, а траву давай сюда, — наблюдал за Марылей Зенеш.
Налила в кружку, намочила тряпочку, протерла рану, напоила из ложки ребёнка, отжала траву. — Теперь положи её под мои руки, и сама садись да свои руки вперехлёст с моими на него положи. Обоих нас здесь сила нужна. Сидеть долго придётся, до первой звезды утренней. Сможешь выдержать?
— Конечно смогу, если надо так, да уж больно ребятёнка жалко — с готовностью ответила Марыля, а сама подумала «чудно, никакой силы в себе не чую, но раз так говорит, значит правда так надо».
Но тут услышала, как от головы по рукам к ладоням, вроде тепло пошло. «Странно, никогда раньше такого не чувствовала»— удивилась она новым ощущениям. О чём думали потом оба, нам не ведомо. Но как заголосили первые деревенские петухи, стряхнул Зенек оцепенение, кивнул Марыле. Убрала она руки, потом Зенек свои убрал. И … открыл ребёнок глаза. Обвёл взглядом комнату.
— Ну вот и хорошо, теперь на поправку дело пойдёт, — остался доволен результатом ночного бдения Зенек, улыбнулся ей.
Слёзы навернулись на глаза Марыле:
— Хорошо, я так рада.
— А где мама, — тоненький голосок ребёнка был слаб и еле слышен.
— Скоро придёт твоя мама, а пока, давай отвара попей, — сказал Зенек мальцу, — завтра с друзьями бегать да играть будешь.
Вышла Марыля на улицу, солнцу улыбнуться, так хорошо на душе было, даже песню напевать стала. Увидела у яблони согнутую женскую фигурку, в утреннем сумраке не разобрать.
— Кто здесь? Хустина, ты что ли? Неужели всю ночь просидела? Зенек же сказал, что всё в порядке будет, сидела бы дома, утра дожидалась — подошла к ней Марыля.
— Да разве ж могла я дома усидеть, дитё помирает, — поднялась ей на встречу та, даже слёз не было у бедной, все за ночь выплакала.
— Не поверила, значит, что обойдётся, а зря. То правда, на волосок от смерти Яцек твой был, а сейчас ничего, глазки открыл, да о тебе спрашивал.
— Неужели, отошла смерть? — силы окончательно покинули бедную мать и она повалилась на руки Марыли.
— Ну что ты хорошая моя, бедная, извела себя без веры. Сама убедишься, подожди, пойду Зенеша спрошу.
Посадила Марыля Хустину и пошла в хату. А Зенек уже выносил на руках улыбающегося уставшей улыбкой мальца.
— Здравствуй, Хустина. Вот и сынок твой, жив-здоров, — передал из рук в руки пришедшей в себя матери Яцека, — пусть полежит ещё сегодня, а завтра бегать будет пуще прежнего.
— Господи, вот счастье-то, радость какая, — плакала женщина, — двоих вы от смерти спасли, и сыночка моего и меня. Спасибо вам, до конца дней своих за вас бога молить буду. Пошла, прижимая к груди своего чудом спасённого малыша. А Зенек с Марылей смотрели им в след.
«Что-то будет с эти мальцом, про кого Зенек говорил?» — думала Марыля.
— Скоро всё сама узнаешь, — ответил на её мысли Зенек, — а сейчас, пойдём, отдохнуть надо, силы восстановить.
— Зенек, я спросить хотела, а что это за трава такая интересная, как ткань сделалась, словно залатала рану и как кожа приросла.
— Это, действительно, чудодейственная травушка. Редко, кто может её найти, только те, кому дано это знание. Растёт она под папоротником, на Ивана Купалу даёт первый листок, а потом тринадцать месяцев силу Солнца, Луны и Земли набирает. Вот тогда, на тринадцатое полнолуние и собирать её надо, ни днём позже ни раньше. Только те знают срок, кому приметы особые известны. А рядом, всегда мухоморы растут, они спутники её вечные, тоже нужны. Сушить траву и мухоморы надо вперемежку, они друг с другом пыльцой родняться и силу преобретают.
— И откуда ты все эти премудрости знаешь?
— Мне дед рассказывал, тебе тоже потом расскажу.
Началась в деревне жизнь тихая и богатая. Хлеба посеянные поднялись как лес густые. Колос набрался полным-полнёхонек. Скотина приплод двойной приносить стала. Свинки да барашки как на дрожжах росли. Фрукты в садах налились соком янтарным, да яблоки с грушами размерами своими удивляли. Дивился народ своим хозяйством подобревшим, да иконе, чудом мироточившей в праздник, поклоны били. Но и заслуг Зенека ни кто не умалял. К нему шли и с болезнями и с житейскими проблемами. Кто кого если словом не добрым обидел, соседки не поделили что-то или на душе у кого-нибудь не спокойно было. Ни кому не отказывал, лечил да споры разрешал, слова находил, что бы душу успокоить. Лето пролетело как один день. Золотая, хлебосольная осень пришла на подворья. Скоро урожай собирать. В одной хате начались приготовления к свадьбе. Не обманул приезжий паренёк Ганну, прислал сватов. Счастливая не ходила, а летала по селу Ганночка, шила с подругами наряд свадебный. Пришла как-то вечером к Марыле.
— Хочу повиниться да прощения у тебя, Зенек, попросить. Те слова, что я тебе по злобе сказала, как камень, до сих пор сердце мне давит. Я так счастлива сейчас, не хочу омрачать его виной этой. Прости, если можешь.
— Не держу я на тебя зла, давно слова твои забыл. Скажу, что счастлива ты будешь с мужем, двое деток у вас будет, талантливых. Подрастут и в город уйдут, наукам обучатся. Мальчик доктором станет, людям помогать с болезнями справляться, а девочка бедных детей обучать будет, знания нести народу её обязанность. И вы к ним в город переберётесь, старость свою там проведёте в покое и любви.
— Спасибо тебе на добром слове. От себя я тоже вам добра и счастья желаю. Приглашаю на свадьбу, дорогими гостями будете, — поклонилась Ганна и ушла.
— Ну, вот и хорошо, пойду коровку накормлю, — сказала Марыля и вышла в сарай.
Когда вернулась, Зенек стоял посередине хаты.
— Садись, Марыля, дедушка пришёл, что-то сказать важное хочет.
— А где он, я же не вижу его?
— Сейчас я тебе помогу, — ответил Зенек, провёл рукой по её глазам.
Как пелена спала с глаз Марыли. Сначала темно стало, а потом, увидела она Демьяна, сидящего под иконой, в серебристо-голубом свечении.
— Пора вам, дети в дорогу собираться. Время вашей жизни здесь прошло. Кому надо было, всем помогли. Но есть те, кому ваше счастье покоя не даёт, беда на пороге, извести вас хотят.
