К западу от смерти - Ривера Луис (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
Все было как во сне, хотя спал ли я на самом деле в эти дни, я не знал. Все перемешалось — Танцующий, прокуренный номер, хозяин с подносом, пустые бутылки из-под виски… Между реальным миром, миром рукописи и миром моих снов были стерты все границы. И в эту мешанину образов и видений вплетались мои воспоминания. Так что я иногда не мог понять, ни где я, ни кто я, ни когда я…
Больше всего пугали сны. Они были настолько яркими, что иногда заслоняли собой даже мир Танцующего…
Я спешил куда-то на черном, как смоль, коне… Я был твердо в этом уверен, но нелепость моего положения заключалась в том, что я не знал, куда спешу и зачем. Дорога уводила меня все дальше и дальше, не обещая ответов на мои вопросы даже в самом конце, хотя и в самом факте существования конца я не был уверен. Но несмотря на это я спешил, уже отчаявшись найти хоть какой-то смысл в этом…
Я не хотел ехать туда. Там, в сумерках, меня поджидало что-то. Жуткое. Неотвратимое и окончательное, как удар кинжалом в горло. В ноздри мне ударил сладковатый удушливый запах смерти. При слабом неверном свете уходящего дня мне показалось, что тяжелые капли дождя, падая на мои руки и темную влажную шею коня, становятся ярко-красными, маслянистыми, и от них исходит запах, который был мне так хорошо знаком…
Впереди, слева от дороги, на суку огромного старого дуба, тихонько раскачивался в петле толстяк в каких-то цветастых лохмотьях и стоптанных сапогах. На голове его красовался необычный колпак, украшенный блестящими звездами. Распухший язык вывалился изо рта, посиневшее лицо было искажено страхом. Веревка так глубоко врезалась в шею, что складки жира почти полностью закрывали ее.
Что это было? Видение, сон, воспоминания о прочитанной когда-то книге? Или предупреждение?..
От таких кошмаров меня спасала рукопись. Хотя, скорее всего, она же их и посылала…
Однажды Танцующий и его ученики подошли к высокому холму. На самой вершине холма шло какое-то строительство. Сотни человек без устали сновали туда и сюда, таская тяжелые камни и бревна, словно муравьи. Камнетесы и плотники, каменщики и столяры — все трудились в поте лица.
— Что они делают, Танцующий? — спросили ученики.
— Почему вы спрашиваете меня? Разве видите вы в моих руках камень или топор?
И тогда один из учеников обратился к проходившему мимо человеку. Он тащил на себе большой валун. Лицо его покраснело от натуги, ноги дрожали, по лбу катились крупные капли пота.
— Что ты делаешь? — спросил ученик.
— А ты что, не видишь? Я тащу тяжелый камень, — зло ответил человек и пошел дальше.
Тогда ученик остановил другого человека. Он тоже нес камень. И хоть был камень очень большим и тяжелым, лицо у человека было довольным.
— Что ты делаешь? — опять спросил ученик.
— Я зарабатываю деньги, чтобы прокормить свою семью, — ответил человек и пошел дальше.
И тогда остановил ученик своим вопросом третьего человека. Тот остановился, опустил на землю камень и сказал счастливо улыбаясь:
— Я строю храм!
Повернулся ученик к Танцующему и воскликнул:
— Вот, учитель, три степень осознания своего пути и предназначения!
Танцующий пожал плечами и посмотрел на вершину холма. Долго стоял он так, размышляя о чем-то. И наконец обратился к своим ученикам.
— Да, это три степени осознания своего пути и предназначения. Но есть и четвертая степень. О строящих храмы станцую я вам в этот полуденный час. И пусть пошире будут открыты ваши глаза.
Муравьям уподобляются строящие храмы. Без сна и покоя несут они камни, чтобы возвысить его стены. Труден и почетен труд их. Так думают они. Но не Танцующий.
Разве много доблести в том, чтобы класть новые камни в стены истины, выстраданной кем-то другим? Разве много почета в том, чтобы воздвигать храмы богам, в которых веришь только потому, что верят в них другие? И не искать своей веры и своей истины?
Но таким муравьям нет дела до своей веры и своей истины. Заняты они строительством чужих храмов. Ведь куда легче положить один камень в стену и сказать себе, что сделал полезное дело, чем создать собственных богов и построить для них собственное святилище.
«Я прожил жизнь не зря» — гордо говорит такой муравей, обводя взором десятки храмов, в каждом из которых есть и его камень.
Но что такое один камень в храме, построенном для многих? Не лучше ли было бы из всех этих камней воздвигнуть собственное святилище?
Это выбор свободного. Создает он собственных богов и сам возводит для них храмы. И что ему до муравьиной возни многих?
Вот вам четвертая степень осознания своего пути и предназначения — каждый рожден для своей веры и своей истины. Но не каждый направляет свою волю к своей вере и истине. Так не вставайте в длинную очередь несущих свои камни к зданию чужой веры и истины! Пусть ваше святилище будет всего лишь маленьким шалашом на берегу лесного озера. И пусть живет там бог, которого вы любите всей душой и который любит вас. С ним так хорошо поболтать о вере многих. Пусть там обитает истина, которую вы приручили, как пугливого олененка. А может, она приручила вас? Во всяком случае, любой третий будет вам только помехой. Даже если принесет он хворост для вашего шалаша. И пусть дух ваш находит там отдохновение, а не упивается гордыней.
Бегите от муравьев братья по духу! Ищите место для своего храма.
Так учит Танцующий! И уж если строитель он, то никак не строитель муравейников!
В жаркий полдень Танцующий ушел в лес и долго бродил там, наслаждаясь прохладной тенью деревьев. И случайно вышел он на небольшую залитую солнцем поляну. Несмотря на зной, он захотел немного отдохнуть на великолепном ковре из цветов и изумрудной травы.
Он лежал и смотрел в голубое небо, пока его не начал одолевать сон. И тут он услышал тихий смех. Посмотрел вокруг Танцующий и увидел, как в нескольких шагах от него гримасничает и кривляется горбун в пестрых одеждах. Он изображал, как Танцующий ходил по лесу, как набрел на прекрасную поляну и как улыбался цветам и солнцу, как лежал, глядя в небо, как начал засыпать. И проделывал все настолько похоже и так комично, что сначала невольно улыбнулся Танцующий, а потом рассмеялся во весь голос.
— Кто ты? — отсмеявшись, спросил он.
— Я шут, — ответил горбун и нахлобучил на голову шутовской колпак. — И не видать мне больше своего колпака, если ты не первый, кто так веселится, увидев, что стал в чьих-то глазах посмешищем! Конечно, смеялись и другие, те, у которых хватало ума не бросать в меня камнями. Но искренности в их смехе было не больше, чем воды в этих самых камнях. Кто ты, умеющий смеяться над собой?
— Сам я называю себя Танцующим.
— В один день мне повезло дважды! — воскликнул шут. — Я удивился и встретился с пророком! Редко выпадает такое везение на мою шутовскую голову! Ведь больше всего я люблю высмеивать пророков и героев. Они дорожат своей репутацией больше, чем своей мудростью и своими подвигами!
— А много ты встречал пророков и героев, шут? — спросил Танцующий.
— Достаточно для того, чтобы понять — лучше держаться подальше от тех и других, если хочешь сохранить то, на что надевается колпак.
— Но ведь любишь ты высмеивать их?
— Потому-то я всего лишь шут, а не пророк!
— А если бы мое сердце знало зависть, я бы сказал: жаль, что я всего лишь пророк, а не шут!
— Признаюсь, — сказал шут, — что удалось тебе огорошить того, кто сам привык огорошивать! Почему же пророк хочет стать шутом?
— Я спою тебе веселую песнь о Танцующем и его истине. Ибо хоть называюсь я Танцующим, потому что легки мои ноги, иногда недостаточно быстры они, чтобы поспеть за моим весельем.
Слушай, шут. И можешь положить эту песнь в свой колпак. Только смотри, как бы тебе не быть околпаченным ею!
Вы говорите, что истина должна быть основательной и крепкой, как каменные идолы, которыми вы любите украшать свои святилища. Но такой груз под силу только вьючному мулу!
Моя же истина хочет быть легким мотыльком, чтобы порхать с цветка на цветок и питаться нектаром любящих и ясных сердец.
Истина моя тонка и легконога. И больше по нраву ей бродить в одиночестве по светлым рощам и берегам прозрачных озер, чем томиться в мрачных храмах.
Своевольна она. И если показалось ей, что уши жаждущего познать ее недостаточно тонки и чутки, с веселым смехом ускользнет она от него. Да еще и покажет на прощание язык.
Шаловлива она. И любит дергать за нос тех, кто больше всего на свете боится остаться с носом.
Почувствовать ее легче, чем понять. А понять легче, чем затвердить наизусть. И уж вовсе невозможно ее запихнуть в книги — выскальзывает она из неуклюжих пальцев писцов. Что ей делать на пожелтевших страницах! Она любит петь и танцевать на светлых лесных полянах и в душах тех, кто понимает толк в музыке.
Любит она плести венки из цветов и возлагать их на головы одиноких, которые слишком тихи для того, чтобы говорить о своем одиночестве. Но не терпит она терновых венцов. Вот что ей по-настоящему противно — чтобы за нее страдали. Утешать страдающих может она, но не будет причиной мук. Радость желает она нести людям. И хочет, чтобы ее называли добрым вестником.
Но мой добрый вестник часто сеет переполох, среди сеятелей и возделывателей чертополоха.
И даже Танцующему грозит она пальчиком, когда он становится слишком задумчив и обращает взор свой к жестким колючкам.
Любит она свет солнца и полночных звезд. И даже светлячки радуют ее. Да и сама она похожа на маленького светлячка. Рад я, что не похожа она на мохнатого паука, в паутине которого бьется столько умов, случайно зашедших полакомиться приторными мыслями.
Нет, поистине, не променял бы я свою истину на какую-нибудь другую. Мне с ней легко и хорошо. От этого и танцы мои легки.
Истина моя подруга и сестра моя, но никак не хозяйка. Сам себе хозяин Танцующий.
И не пророк Танцующий. Он лишь указатель на распутье. Путь он указывает к обители истины своей, где она живет беззаботно и радостно. И пьет родниковую воду из лепестков роз. И наслаждается пением сверчков. И шепчется о чем-то своем с предрассветными звездами.
А тот, кто захочет поговорить с ней по душам, должен еще понравиться ей, ибо не будет она каждому открывать свои тайны.
Так пел Танцующий на поляне, залитой лучами полуденного солнца.
— Хороша твоя истина, Танцующий, — сказал шут. — И пришлась бы она мне по душе, взбреди мне в голову открыть свои уши для истины. Но стар я для новых истин. А уши мои и так заняты важным делом.
— Каким же? — спросил Танцующий.
— Они держат мой колпак! — крикнул шут и покатился со смеху.
— Что ж, каждому свое. Но сдается мне, нашел ты свою истину, шут. И она в твоем колпаке. Не пророк Танцующий, чтобы обращать тебя в свою истину. Сам он время от времени не прочь примерять шутовской колпак. Но хорошим шутом хочет быть он. Ибо шут вытворяет смешные вещи. Но хороший шут делает все вещи смешными.
К радости и веселью стремится мой дух. А кто умеет лучше смеяться и радоваться, чем хороший шут?! Смех делает истину легкой. А радость помогает переварить ее. Поэтому и стремлюсь я к радости и веселью.
А если истина слишком тяжела и слишком серьезна, то оставит ее Танцующий тем, у кого желудок выносливый, как у мула.