Легенды русских тамплиеров - Никитин Андрей Леонидович (читать книги бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
Как был спасен Орден Святого Бернарда.
Память не сохранила года, когда произошло это событие, однако точно известно, что незадолго до праздника Рождества Христова в обитель ордена святого Бернарда Клервоского в Плесси-о-Роз прибыл из Святой Земли монах, по его словам, давным-давно покинувший Францию. Никто из живущих его уже не помнил, но прибывший брат привел столь неоспоримые доказательства своей причастности Ордену, что никаких сомнений они не вызвали. Он привез в подарок обители землю из Гефсиманского сада, орошенную слезами молившегося там Спасителя, а вместе с тем предложение, о чем обещал сказать на совете Ордена, который просил назначить на первый день наступающего года.
В двенадцать монастырей с этим известием были посланы послушники Плесси-о-Роз с приглашением принять участие в переговорах, и к Рождеству прибыли сюда двенадцать настоятелей, три епископа и приглашенная на совет настоятельница монастыря святой Анны. Когда миновали праздники, прошедшие в благочестивых размышлениях, службах и молитвах, и наступил предназначенный день, в трапезной монастыря собрались приглашенные, хозяева и гость, которому было предоставлено первое слово.
Монах внимательно оглядел собравшихся и начал говорить о том, как был огорчен, найдя по возвращении своем некогда могущественный и богатый Орден столь бедным, малочисленным и незаметным в общественной жизни. Причины этого, конечно, лежат, в первую очередь, в бездеятельности братьев, которые замкнулись в монастырских стенах, ограничившись одними молитвами. Он указал, что еще на его памяти бернардинцы гордились древними сказаниями и легендами, которые хранились в их памяти и в архивах, но теперь, увы, в связи с развитием науки, кто может поручиться за ценность этих легенд? Они ничем не отличаются от творчества трубадуров, повествуют о духах, которых никто не видел, и о событиях, о которых нет никаких достоверных свидетельств. Нечего и говорить, что их научная ценность, — а теперь все начинает определяться наукой, — ничтожна. Если же говорить о влиянии Ордена в области общественной морали или о духовном воздействии его на мирян, то и здесь дело обстоит как нельзя более плохо, потому что вполне достаточно оказывается светских установлений…
Долго говорил приехавший и, в конце концов, сказал, что Орден, по его мнению, исполнил свой долг, изжил себя, его следует упразднить, а силы монахов направить на дела практические, например, на заведение мануфактур, на приобретение виноградников и открытие винных погребов, на то, чтобы развивать промышленность и давать деньги в рост.
Молча выслушали его собравшиеся, а, дождавшись конца, так же молча поднялись и направились к выходу из залы, даже не поинтересовавшись, что скажут на это присутствовавшие епископы. Выходя, последний монах обернулся и благословил новоприбывшего брата знаком креста, отчего на лице того промелькнуло что-то вроде гримасы. А председательствовавший епископ, не подав вида, что произошло нечто необычное, пригласил продолжить этот разговор на следующий день в тот же час.
Настоятели двенадцати монастырей, вышедшие из залы заседаний, собрались в одной из келий, предоставленных им на это время, чтобы обсудить случившееся. Они заметили, что прибывший из Палестины брат не знает обычаев обители, что он не ответил на тайные знаки, которые делали ему монахи, и сам не попытался показать, кто он и какое посвящение имеет. Заметили они, что ни словом прибывший не упомянул о тех добрых делах, которыми всегда славились обители бернардинцев, и что напрасно противопоставлять науку и духовное знание, которые не противоречат, а всего только дополняют друг друга.
О многом говорили между собой собравшиеся, и сходны были их мнения, потому что они давно знали друг друга, знали, кто что делает, и кто как думает, и знали свои обители, которые оставались островами добра и надежды в ненадежном человеческом мире. В конце концов, сошлись они на том, что не стоило им приезжать, чтобы выслушивать от новоприбывшего обычные сомнения, которые высказывают люди невежественные, а тем более предлагать распустить древний и знаменитый Орден.
Утром на следующий день этих настоятелей посетили епископы и просили остаться на вечернее заседание, чтобы своим отъездом не показать столь явное пренебрежение гостю, тем более, что имело смысл обсудить возможности дальнейшей хозяйственной деятельности, позволяющей обителям не только существовать, но и делать добрые дела в миру.
А в это время, как выяснилось позднее, происходили другие события, связанные с приездом неизвестного брата.
Один из послушников Плесси-о-Роз, посланный в дальнюю обитель, передав приглашение, не поехал назад, а завернул по дороге к отшельнику, жившему высоко в горах и известному своим подвижничеством и прозорливостью. Отшельник жил в маленькой хижине в глубине леса и принял послушника, который рассказал ему следующее.
В ту ночь, когда в Плесси-о-Роз приехал брат из Святой Земли, он, этот послушник, был дежурным и ночевал в комнатке при воротах монастыря, рядом с которой находилась келья для гостей, куда и был помещен приехавший монах. Утомленный дневными работами, послушник быстро заснул, но открыл глаза с последним ударом башенных часов, отбивших полночь. Он снова хотел закрыть глаза, как вдруг увидел, что маленькое потайное окошечко, пробитое в соседнее помещение и с той стороны замаскированное, чтобы можно было незаметно наблюдать за приезжавшими людьми, вдруг вспыхнуло кроваво-красным светом.
Заинтересованный послушник тихо подставил к стене табурет, взобрался на него и взглянул в потайное окошечко. Он страшно удивился, увидев там не только приехавшего монаха, но и какого-то другого человека, сидевшего к нему спиной, хотя послушник мог побожиться, что больше никого в монастырь не пропускал, а этот человек был явно не из монастырской братии. О чем они тихо беседовали, он не слышал. Однако его поразило, что лицо приезжего явно изменилось, стало много грознее и злее, а над его головой по обеим сторонам, как два пламенных рожка, виднелись какие-то образования, хотя он не мог поклясться, что это не было пламя двух свечей, расположенных сзади монаха.
