Мои жизни, мои смерти, мои реинкарнации - Сулимов Дмитрий Викторович (версия книг txt) 📗
Часть VI
Вот это всё, что мне позволили вспомнить. В этой жизни меня зовут Сулимов Дмитрий Викторович. Я родился 2 мая 1974 года на Украине, в городе Днепродзержинске, Днепропетровской области. Мой отец, офицер-подводник, погиб, выполняя свой воинский долг, в одном из походов в Северном Ледовитом океане. Мне тогда было полтора года, моей маме, у которой я остался на руках — двадцать три. Она растила меня одна, и замуж так больше никогда не вышла.
Я рос в великой стране — Советском Союзе. Я был счастлив и горд этим фактом, и с детства был готов отдать все свои силы, и саму жизнь, как и мой отец, на благо своей любимой родины. Мой дедушка заменил мне моего отца, научив всему, что умел сам. Моя бабушка приучила меня к порядку. Моя мама научила меня любить и чувствовать. Я рос самым счастливым ребёнком на свете. И я научился думать самостоятельно…
В своём детстве я всё время пытался искать Смысл — и в нашей Жизни, и в нашем Пути, который ведёт нас к нашей Цели. В Жизни, как законопослушный гражданин общества, я долгое время, упорно, с надеждой в душе пытался ходить по асфальтовым тротуарам пешеходных дорожек, которые, однако, зачастую вели либо совсем не туда, куда я хотел попасть, либо вообще никуда не вели, и я утыкался в ямы, тупики и препятствия прямо на них. Иногда даже, чтобы именно только по ним дойти куда-то, приходилось идти почти в обход, возвращаясь уже, порой, чуть ли не с противоположной стороны. Поэтому мне всё время приходилось сворачивать на тропинки, которые вели коротким путём именно туда, куда нужно, экономя и время, и нервы, но они постоянно перекапывались городскими службами, и вновь протаптывались людьми заново. А я упорно продолжал ходить по тротуарам, пытаясь найти логику в их расположении. И далеко не всегда мне это удавалось. Я не хотел верить, что все наши дороги в нашей Жизни никуда не ведут, или ведут куда-то наискось, вбок от окружающего нас мира. Ведь если их проложили, значит думали, должны были думать о том, зачем и кому они нужны и куда всё-таки направлены… Но в этой стране всё и везде было то же самое: и с Жизнью, и с Путём к Цели, и со всем остальным, что не было связано с нашим военно-промышленным комплексом, на который вся моя великая страна и работала, оставляя людей наедине с пустыми прилавками и их мыслями, не всегда цензурного содержания. И Смысла во всём этом я так и не нашёл.
А люди ходили по своим тропинкам, хоть и жили не в лесу, а в городе, лишь пересекая эти тротуары, чтобы сбить об их асфальт грязь со своих башмаков. Именно эти тропы и были оптимальными путями для достижения Цели, если бы их заасфальтировать. Именно эта мудрость народная, лишь пересекаясь с официальными направлениями, чтобы только струсить с себя налипшую грязь их жизни, и позволяла выживать нашему народу, забитому идеологией власть придержащих, разглагольствующих о высоких материях с другой стороны пропасти. Выжить, несмотря ни на что. Поэтому и песни их были — хмельные матерные частушки, которые гонят прочь тоску, — как отражение их души в этом кривом зеркале их жизни. Горько и вспоминать.
Когда я закончил школу и поступил в университет, моя великая страна рухнула, как колосс на глиняных ногах, и развалилась, рассыпавшись в прах. Не территория, на которой остались жить, вроде бы, те же люди, а сама Великая Идея, которая всё же вела их по жизни, превращая разрозненные песчинки в несокрушимый монолит, в советский народ! Когда идея этой великой страны изжила себя и тихо скончалась, рассыпалось всё… И сама страна, и её народы, и их души… Ибо Смысла в этой Идее, ради которого было исковеркано столько судеб её граждан и положено столько их жизней, не было изначально, ибо она была Ложна. Изначально…
Я родился и рос в великой стране, в Советском Союзе, зная, что великий смысл ведёт его к будущему, к новому человечеству. Я вырос, и великий смысл погиб. Эта страна исчезла, рассыпалась на моих ладонях, словно песок, ушедший между пальцев, растаяла, словно утренний снег. И я, её гражданин, солдат погибающей империи, не смог её удержать от разрушения, не смог ничего сделать. Ничего… Ничего не осталось… Цель любого врага, везде и во все времена была одна — уничтожить идеологию. И тогда монолит, твёрже которого не существует, опять превращался в кучу аморфного песка, который уже можно разгребать просто лопатами, и хоть пригоршнями бросать его в разные стороны. И разнесёт, и развеет его песчинки по ветру забвения, и Духа Нации — как не бывало. А тут всё в одночасье рухнуло само!!!
Жить без Идеи! Сама мысль об этом тогда просто убивала меня. И не было места для Любви в моей душе, поскольку уже не было Цели. Пустота поселилась в душе моей. Бесцельность существования убила в ней Любовь, потому что Любовь без Цели, сама по себе, может быть самоцелью только в монастыре, оторванном от жизни людей, от их общества. Бессмысленна… Жизнь, которую незачем жить, не нужна была моей душе. Такая жизнь безвкусна и противна, и нет в ней необходимости… Вот такая сага о Силе и Славе. Их нет, когда нет Цели. Их нет, когда нет Любви.
Во времена перестройки, которая была формально провозглашена в конце жизни моей страны, в одной из телепередач, посвящённых нашей промышленности, я как то услышал лозунг, направленный, видимо, на демократизацию взглядов общества: «Не человек для Камаза, а Камаз для человека». Услышанное потрясло меня до глубины души, ведь если это перефразировать, расширив смысл, получалось: «Не человек для Государства, а Государство для человека»? В моей душе тогда началась ломка всех основ мировоззрения.
Я часто в своих мыслях возвращался к одному и тому же вопросу, очень давно мучившему меня, задавая его себе снова и снова: Почему погибла Российская Империя? Даже не так: Почему она рухнула, как колосс на глиняных ногах? Даже не так: Почему она рассыпалась в пыль, которую потом ещё долго и нещадно её же народ вбивал ногами в землю, не в состоянии остановиться от этого действа ещё несколько десятилетий? И ответ на этот вопрос меня же самого повергал в глубокое уныние: Да потому, что народ просто возненавидел эту Империю, величие и могущество которой было выстроено на его костях и обильно полито его кровью, беззастенчиво, безжалостно. И потом народ от души плясал на костях своей же страны, плескаясь в крови тех, кто был её олицетворением: народу просто нечего было в ней жалеть.
А причина всему этому в том (если называть всё своими именами), что Россия, «страна рабов, страна господ» всегда состояла из двух полюсов, из двух групп людей: «чёрная кровь» — чернь, попросту — рабы, и «голубая кровь» — высокородные сволочи, которые эту чернь испокон веков гнобили и в грош не ставили. И если мне будут возражать, что все они были — как Андреи Болконские и Наташи Ростовы, — не поверю, ибо то, что накопилось в душе простых людей как реакция на многовековое отношение к ним — налицо, и красноречиво говорит само за себя. Они не только позабыли, что глас народа — Глас Божий, они вообще никогда его не слышали, и стоны людские всегда были «криками вопиющих в пустыне». Гнева народа не бывает на пустом месте, и время накопления этой боли и ненависти — столетия. «Алой крови» — интеллигенции, у которой сердце иногда болело и о народе, была капля, но она, всё же была! На Украине другая проблема: здесь всегда была только чернь, бежавшая в дикие степи от притеснения властей, да их «сливки» тёмно-коричневого цвета, которые всегда и однозначно всплывали наверх, удачно обогатившись за счёт остальной массы. Народ «прыгноблювалы» только завоеватели, к коим и «москали», принесшие свою власть и угнетение, впоследствии стали относиться на подсознательном уровне. Интеллигенции, способной заглянуть дальше, чем только в «сегодня», не было никогда — так, к сожалению, сложилось исторически.
От того и накопилась в сердцах черни обида к «голубой крови» и ненависть ко всему, что исходило от неё и от понятия «их власть», что глубоко закономерно и вылилось в «русский бунт — бессмысленный и беспощадный»… Как у Набокова: «… Всё печально. Алеет кровь на мостовых. Людишки серые нахально из норок выползли своих. Они кричат на перекрёстках, и страшен их блудливый бред. На их ладонях — чёрных, жестких, — неизгладимый рабства след…» Но капли «алой крови» интеллигенции всё же сохранились, благотворно воздействовав на мировосприятие русской черни, образовав, со временем, в смешении с ней кровь красную (уже почти как и у других людей во всём мире).
