Очи познания: плоть, разум, созерцание - Уилбер Кен (мир бесплатных книг txt) 📗
Мы уже упомянули, что любая единица данных – это непосредственный опыт (или переживание) в любой из трех сфер – чувственной, ментальной или трансцендентальной. Но тут мы сталкиваемся с серьезной семантической и философской трудностью, ибо традиционно именно эмпиристы настаивали на том, что все знание должно опираться на опыт, и они утверждали, что и рационалисты, и мистики ни на что подобное не опирались. И, более того, хотя эмпиризм в такой позиции и является крайне редукционистским, многие новые школы гуманистической и трансперсональной психологии и философии упорно заявляют о своем желании быть эмпирическими дисциплинами и громогласно заявляют о том, что они таковыми и являются. Очевидно, слова «переживание, «опыт» и «эмпирический» используются несколькими разными способами, и это породило случаи недопонимания с ужасающими последствиями.
Центральный аспект проблемы заключается в том, что существует огромная многозначность в смысловом поле слова «опыт» (или «переживание» – experience. – Прим. пер.). Это слово может использоваться для обозначения только чувственного опыта (как и поступают многие эмпиристы), однако оно может использоваться и для обозначения фактически всех выражений сознавания и сознания. Например, в одном из значений этого слова я переживаю на опыте не только свои ощущения и восприятия (сенсибилию), но еще и свои идеи, мысли и концепции (интеллигибилию), – я вижу их при помощи ока разума: я переживаю свои линии рассуждений, свои личные идеи, игру своего воображения. Все это переживания более тонкие, нежели удар в голову, но, тем не менее, они остаются опытными – или напрямую и непосредственно воспринимаемыми оком разума. Сходным образом в другом значении я могу переживать дух, – при помощи ока созерцания, или гнозиса, я напрямую и непосредственно ухватываю и переживаю на опыте дух как дух – сферу трансценделии.
Во всех этих более широких значениях слово «опыт» просто синонимично прямому ухватыванию, непосредственной данности, интуиции – сенсорно-чувственному, ментально-умственному и духовно-созерцательному познанию.
В такой формулировке и вправду возможно осмысление, согласно которому все знание опирается на опыт (как утверждают эмпиристы) – но не чувственный опыт (что тоже ими утверждается). Таким образом, различные априорные, или рациональные, истины – это то, что я переживаю на опыте в ментальной сфере, но не в чувственной сфере (например, математика). А трансцендентальные истины – это то, что я переживаю на опыте в духовной сфере, но не в ментальной и чувственной сферах (например, сатори). И в этом смысле существуют самые разные виды знания за пределами чувственного опыта, но, в общем, нет такого знания, которое было бы вне опыта. Сенсибилия, интеллигибилия и трансценделия – и одно, и другое, и третье могут быть открыты прямому и непосредственному переживательному, или опытному, ухватыванию, или интуиции; все эти ухватывания и составляют данные, собираемые в процессе познания в каждом из этих измерений.
Эмпиризм, следовательно, справедливо утверждает, что всякое достоверное знание должно опираться на опыт. Но затем он упрощает все значения слова «опыт» исключительно до мира сенсибилии. Эмпиризм желает вывести мой опыт рассудка исключительно из моего опыта ощущений – то есть берется утверждать, что не существует рассудочного опыта, который сперва бы не опирался на мой чувственный опыт. И данная попытка в определенном смысле очень соблазнительна («мы хотим эмпирических данных!») просто потому, что можно с легкостью, но неуловимо смешать чувственный опыт (чистый эмпиризм) с опытом в общем. Эмпиризм кажется чем-то здравым, чем-то прагматичным и т. п., но только лишь потому, что он вносит путаницу, смешивая два базовых утверждения: он говорит, что все реальное знание должно опираться на опыт, – что достаточно верно, если подразумевается «опыт» в широком смысле, – но далее он поддается искушению и заявляет, что, дескать, опыт, на самом деле и в основе своей, есть сенсорно-чувственный опыт, – и это приводит к катастрофическим последствиям.
Позвольте мне повторить, что одна из причин, почему многозначность может возникнуть и на деле возникает, состоит в том, что слово «опыт» можно использовать в широком смысле («прямое осознавание»), но затем ему дается распространенное и намного более узкое значение – «чувственные восприятия». Сознательно или неосознанно смешивая эти значения, современные эмпиристы получают возможность высмеивать идею «внеопытного» знания (что вполне оправданно), однако затем они ограничивают сам опыт его чувственно-эмпирическими формами (ошибка редукционизма, категориальная ошибка и т. д.). И, дабы совершенно все запутать, многие новые гуманистические и трансперсональные психологи, работающие преимущественно с интеллигибилией и трансценделией и верно осознающие, что их данные и вправду опираются на опыт (в широком смысле), желают равного признания с «реальными науками» и просто называют свою деятельность и получаемые данные «эмпирическими». И в результате обнаруживают, что строгие ученые-эмпирики просто отвергают их результаты, иногда с нескрываемым презрением.
Чтобы избежать подобных многозначностей, в настоящей главе я обычно буду ограничивать термин «эмпирическое» его первоначальным значением: знание, опирающееся на чувственный опыт (сенсибилия), – хотя из контекста будет ясно, о чем идет речь. Классический эмпиризм был попыткой редуцировать все высшее знание и весь опыт до чувственного знания и чувственного опыта. Акцент на непосредственном опыте (в широком смысле) стал великим и непреходящим вкладом, сделанным эмпиристами; низведение опыта до исключительно чувственного опыта стало их великим и непростительным преступлением.
Каждому из трех способов познания, как следствие, доступны реальные (опытные) данные в соответствующей сфере – чувственные данные, ментальные данные и трансцендентальные данные. В каждом случае данные характеризуются непосредственностью их интуитивного ухватывания. (Сами данные и вправду могут быть опосредованы, но момент их восприятия как таковой непосредственен.) Эта интуитивная непосредственность, как хорошо было известно Джеймсу, должна быть определяющей характеристикой данных и единственной нашей исходной точкой, иначе мы свалимся в бесконечную регрессивную петлю.
Таким образом, возникает следующая проблема: если учитывать мое непосредственное ухватывание, или интуицию, любой единицы данных, каким образом я могу в разумной степени убедиться в том, что само восприятие не является ошибочным? И это подводит нас к проблеме адекватной верификации (или неверификации) принципов сбора данных в каждом из задействуемых способов познания. Но по мере того как мы обсуждаем процедуры сбора данных и верификации, следует удерживать во внимании два равнозначимых момента: (1) конкретные методологии сбора данных и верификации кардинально отличаются во всех трех способах познания; но (2) абстрактные принципы сбора данных и верификации, в сущности, идентичны для каждого из них. Что именно это означает, а также почему я настаиваю на обоих пунктах, со все большей очевидностью откроется на следующих страницах.
Итак, коснемся сначала абстрактных принципов сбора данных и верификации. Как мы предложили в предыдущей главе, сбор валидных (или достоверных) данных в любой сфере базируется на трех базовых компонентах:
1. Инструментальное предписание. Оно всегда выражено в формуле: «Если вы хотите узнать то-то, вам нужно сделать следующее…»
2. Интуитивное постижение. Это когнитивное ухватывание, прегензивное познавание или непосредственное переживание предметной области (или аспекта предметной области), на которое и направлено предписание; иными словами, это непосредственное ухватывание данных.
