Магический переход. Путь женщины-воина - Абеляр Тайша (книги хорошего качества txt) 📗

Я сказала, что, по моему мнению, она является очень хорошим и интересным человеком. Как она может говорить, что ее достоинство равно нулю?

— Все здесь очень просто, — объяснила Клара. — До тех пор, пока положительные и отрицательные силы уравновешивают друг друга, их сумма равна нулю, что я и сказала о своем достоинстве. Это также означает, что я ни при каких условиях не могу смутиться, если кто-то меня критикует, или возгордиться, если кто-то меня превозносит.

Клара подняла иголку и, несмотря на тусклый свет, быстро втянула в нее новую нитку.

— Древние китайские мудрецы утверждали, что для того, чтобы узнать свое подлинное достоинство, человек должен проскользнуть через глаз дракона, — сказала она, соединяя оба конца нитки вместе.

Она рассказала, что эти мудрецы были убеждены, что безграничная неизведанность охраняется исполинским драконом, чешуя которого сияет ослепительным светом. Они верили, что отважные искатели, которые осмеливаются приблизиться к дракону, приходят в ужас от этого слепящего сияния, от силы, заключенной в его хвосте, одно движение которого сокрушает все на его пути, и от испепеляющего дыхания дракона, обращающего в пепел то, что оказывается поблизости. Но они верили также в то, что существует возможность проскользнуть мимо этого дракона. Клара сказала, что они были убеждены в том, что, сливая свое намерение с намерением дракона, человек становится невидимым и проходит сквозь глаз монстра.

— Что это значит, Клара? — спросила я.

— Это значит, что с помощью вспоминания мы становимся пустыми, свободными от мыслей и желаний, что для этих древних провидцев было отождествлением с намерением дракона и достижением невидимости.

Я взяла в руки другую вышитую подушку — тоже образец Клариного рукоделия — и положила ее себе под спину. Несколько раз я глубоко вдохнула для того, чтобы прояснить свой ум, мне хотелось понять то, что она мне сказала. Но использование ею китайской аллегории еще больше запутало меня. Однако во всем, что она говорила, слышалась такая убежденность, что я чувствовала, что совершу ошибку, если хотя бы не попытаюсь ее понять.

Наблюдая за тем, как Клара вышивает, я неожиданно вспомнила о своей матери. Возможно, именно это воспоминание вызвало во мне великую грусть, тоску, которую невозможно описать словами. Или, быть может, на меня так подействовали слова Клары, или пребывание в ее безлюдном таинственном доме, или то, что я сидела в этой комнате, где горела, внушая суеверный страх, керосиновая лампа. Слезы потекли по моим щекам, и я начала рыдать.

Клара вскочила с кресла и встала рядом со мной. Затем она принялась шептать мне на ухо так громко, что это звучало для меня как крик.

— Как ты осмеливаешься скорбеть о себе в этом доме! Если ты будешь это делать, он отторгнет тебя. Он просто выплюнет тебя так, как ты выплевываешь оливковую косточку.

Ее увещевание сразу же подействовало на меня. Моя грусть тут же исчезла. Я отерла слезы, а Клара продолжала говорить так, словно ничего вообще не произошло.

— Искусство быть пустым — это тот метод, которым пользовались китайские мудрецы для того, чтобы пройти через глаз дракона, — сказала она, снова усаживаясь на свое место. — Сегодня мы называем это искусство искусством быть свободным. Мы чувствуем, что в действительности это лучшее название, потому что это искусство выводит нас в сферу абстрактного, где отсутствует само понятие о человеческом.

— Ты хочешь сказать, что в этой сфере все бесчеловечно, Клара?

Клара положила вышивку себе на колени и внимательно взглянула на меня.

— Я хочу сказать, что почти все, что мы слышали об этой сфере от мудрецов и тех, кто ее искал, наводит на мысль о том, что кое-что в ней имеет отношение к человеку. Однако мы — те, кто практикует искусство быть свободным, — убедились на собственном опыте, что такое описание не может быть удовлетворительным. Мы обнаружили, что все человеческое в этой сфере — если оно вообще существует там — настолько незначительно по сравнению с бесконечностью других возможностей, что его вполне можно не принимать во внимание.

— Погоди минутку, Клара. А как насчет той группы легендарных личностей, которых в Китае почитают достигшими бессмертия? Разве они не стали свободными в том смысле, о котором ты говоришь?

Они не достигли свободы в нашем смысле, ответила Клара. — Ведь для нас свобода подразумевает также и освобождение от человеческого. А те китайцы, которые якобы стали бессмертными, оказались пойманными в свои собственные мифы о бессмертии, о мудрости, о том, что им удалось достичь освобождения, и теперь они пришли на землю, чтобы помочь на этом пути другим. Среди них были ученые, музыканты и люди, наделенные сверхъестественными способностями, они были подчеркнуто добродетельными и капризными, во многом напоминая древнегреческих божеств. Ведь даже нирвана представляет собой состояние человека, и при этом блаженство связано со свободой от тела.

Кларе удалось нагнать на меня чувство беспросветного одиночества. Я сказала ей, что меня всегда обвиняли в том, что мне недостает теплоты в общении и желания понимать других. Фактически каждый раз случалось так, что мне всегда говорили, что я — самая неприветливая из всех людей, которых мой собеседник когда-либо встречал. И вот сейчас Клара утверждала, что свобода состоит в том, чтобы быть равнодушной к людям. В то же время мне всегда казалось, что я теряю что-то очень существенное, когда отношусь к другим без сострадания.

Я была на грани того, чтобы снова заплакать, но Клара еще раз пришла на помощь.

— Свобода от человеческого не подразумевает, что человек становится бессердечным и равнодушным ко всему идиотом, — сказала она.

— В таком случае свобода, которую ты описываешь, остается полностью непонятной для меня, — настаивала я. — И я не уверена, что захочу ее когда-нибудь.

— А я уверена в том, что она меня вполне удовлетворяет, — провозгласила она. — И хотя мой ум тоже не может понять ее, поверь мне, она действительно существует! Более того, поверь мне, что наступит день, когда ты будешь рассказывать о ней кому-то другому точно так, как я рассказываю тебе о ней сейчас. Возможно, ты тогда будешь пользоваться теми же самыми словами.

И она подмигнула мне так, будто у нее не было сомнений в том, что так оно когда-то и случится.

— По мере того, как ты будешь продолжать свои занятия, вспоминание, та сфера, в которой человеческое не имеет значения, начнет приоткрываться перед тобой, продолжала Клара. — Это послужит тебе приглашением пройти через глаз дракона. Именно это мы называем абстрактным полетом. В действительности он подразумевает переход через громадную пропасть в мир, который не может быть описан, потому что человек не может быть его мерилом.

Я оцепенела от ужаса. Я не могла относиться к словам Клары несерьезно, потому что она никогда не шутила со мной. Мысль о том, что я могу потерять даже ту человечность, которая у меня была, и свалиться в пропасть, была для меня более чем ужасной. Я собиралась было спросить у нее о том, знает ли она, когда передо мной должен открыться вход в этот иной мир, но она продолжила объяснение.

— Неожиданная истина состоит в том, что этот вход находится перед нами постоянно, — сказала Клара, — но только те, чей ум спокоен и у кого на душе легко, могут видеть и чувствовать его присутствие.

Она объяснила, что название «вход» — не простая метафора, потому что он на самом деле появляется перед внутренним взором в виде обычной двери, темного углубления, ослепительного света или какого-то другого вполне осязаемого образа, которым может быть, в частности, и глаз дракона. Она отметила, что в данном случае аллегория древних китайских мудрецов вовсе не является надуманной.

— Древние китайские посвященные верили также в то, что невидимость приходит вместе с достижением спокойного беспристрастия, — сказала она.

— Что такое это спокойное беспристрастие, Клара?

Не отвечая прямо на мой вопрос, она спросила меня, видела ли я когданибудь глаза бьющихся петухов.