Просветленные не боятся темноты (СИ) - Гор Олег (е книги .txt) 📗
- А мы... ну... - я хотел поинтересоваться, в какое путешествие и когда мы на этот раз отправимся, но вовремя понял, что брат Пон не ответит, скорее всего просто не обратит внимания на вопрос.
- Только не жди, что я буду тебя наставлять, - продолжил он, глядя на меня пронзительными глазами, что слегка поблескивали во мраке. - Я тебя ничему не учил. Вообще мне нечему тебя обучать.
В первый момент я решил, что ослышался.
А как же храм в джунглях и то, что там происходило, и как же наше длинное, полное событий путешествие? Чем мы занимались все это время, как же лекции, наставления и разные упражнения?
- К-как? - это прозвучало как жалкое, придушенное карканье.
- Не пыжься, все равно сейчас не поймешь, - брат Пон, судя по широкой ухмылке, наслаждался моим замешательством. - На, этот предмет поможет тебе лучше тысячи слов.
И он положил мне в ладонь нечто прохладное и гладкое.
А затем ободряюще хлопнул меня по плечу, отступил в сторону и сделав вроде бы всего один шаг в сторону Тапрайя-роад, но при этом растворился в темноте, не оставив ни движения, ни звука.
Вернувшись в ресторан, я обнаружил, что держу алую гроздь цветков бутеи.
В точности такую же, какую я не самым обычным образом сорвал год назад с высокого дерева.
Следующим утром пришлось встать рано, поскольку меня ждала вторая часть дня рождения - Виталик подарил имениннику дайв-трип, и мы заранее решили, что все тоже поедем нырять.
Поднялся я в редкостно тяжелом настроении, неприятное послевкусие от разговора с братом Поном не развеялось, даже стало сильнее, возникло ощущение, что наставник поймал меня на чем-то постыдном, запретном. Не помогло и созерцание цветка бутеи - зачем монах выдал мне эту штуку, на что она должна намекать?
И что значили его слова насчет того, что он меня никогда не наставлял и ему нечему меня обучать?
Я отловил ближайшего таксиста-мотобайщика, и поехал на пирс Бали Хай.
Народу на лодке дайв-центра "Человек-амфибия" было как всегда полно, туристы рассаживались по шезлонгам на верхней палубе, суетилась команда и дайвмастера, белозубо скалился капитан.
Аня показала мне язык, страдающий от похмелья Толик выдавил хмурую улыбку.
Взревел двигатель, и наше судно, качнувшись, принялось неспешно отходить от причала. Чтобы сохранить равновесие, я ухватился за поручень, и невольно пихнул стоявшего ко мне спиной мужчину.
- Извин... - начал я и осекся, поскольку мужчина повернул голову.
Это оказался брат Пон, но на этот раз он выглядел совсем иначе: волосы собраны в аккуратный пучок на затылке, вместо джинсов обычные шорты, какие по сто бат на любом развале, голый торс, и золотая цепь с шеи исчезла.
Ничего удивительного, что никто из наших его не узнал, если кто и увидел, то принял за обычного туриста откуда-нибудь из Бурятии или Узбекистана.
- Что, не ожидал? - спросил монах, проказливо хихикнув.
В этот раз меня вместо замешательства охватило необычайное спокойствие, миг я словно наблюдал сцену нашей встречи со стороны, а затем мир вокруг меня одновременно рассыпался и обрел удивительную, живую целостность. Закрутилось колесо из тысяч элементов восприятия: запахов, фрагментов осязания, звуков, мыслей и эмоций, зрительных образов.
Все это было мной, и внутри меня и снаружи и, несмотря на кажущийся хаос, складывалось в необычайную гармонию, сложный порядок, от которого я мог уловить лишь обрывки.
За год, прошедший с момента нашей последней встречи с братом Поном, я несколько раз впадал в это состояние, называемое им "преддверием бодхи", и порой задерживался в нем на часы, но никогда не переживал его с такой остротой.
Через мгновение все стало как раньше.
- Вот видишь, - сказал он. - Уже есть какая-то польза от того, что мы встретились. Только разве это можно назвать обучением?
Слов у меня в этот момент не нашлось, да и желания говорить не обнаружилось.
- Пойдем, - продолжил монах. - Надо на тебя посмотреть как следует.
И мимо будочки, внутри которой помещались дайвмастера, по лестнице вниз мы спустились на нос и уселись рядом с форштевнем, по тайскому обычаю обмотанным полосами разноцветной ткани и украшенным гирляндами желтых цветов в честь духов-покровителей.
Некоторое время брат Пон меня рассматривал, а я боролся с ощущением, что его "рентгеновский" взгляд пронизывает тело насквозь и видит все, вплоть до затаенных желаний и содержимого кишечника.
- Нормально, - сказал он. - Ты растерял кое-что, это было неизбежно... Но главное! Главное ты сохранил.
Я расслабился и облегченно вздохнул.
Жизнь моя в последний год не была лишена проблем, но они меня более не волновали. Я почти всегда находил возможность изменить поток событий так, чтобы он меня устраивал. В любой сутолоке и горячке отыскивал время, чтобы заняться упражнениями, полным осознаванием, установлением в памяти или разложением объекта на части.
Эмоции никуда не делись, но теперь я повелевал ими, а не наоборот.
Удивительно, но перемен во мне и в моем характере никто и не заметил, ну а я не спешил делиться переживаниями с друзьями, знакомыми или даже родственниками, время от времени приезжавшими из России.
- Теперь рассказывай, что помнишь из моей науки, - брат Пон хлопнул себя по коленям и ожидающе на меня уставился.
Я почесал в затылке и начал говорить...
Струи восприятия, которым мы на самом деле являемся, восемь видов сознания, формирующих человеческое существо - зрительное, слуховое, обонятельное, вкусовое, осязательное, ментальный регистратор образов внутреннего мира, потом ум, комбинирующий объекты шести предыдущих, и за всем этим сознание-сокровищница, алая-виджняна, истинный центр всего.
Именно она, используя "семена", следы прошлых деяний, "выращивает" события нашей жизни, разворачивает их в определенной последовательности. При этом не имеет особого значения, как воспринимать эти события, как перемещения объектов в материальном мире или как нескончаемый поток дхарм.
Ведь и за тем и за другим лежит пустота, шуньята, нечто неописуемое, но доступное для восприятия.
Правда воспринять его способен лишь тот, кто сумеет осуществить "поворот в основании", сможет прервать цикл прорастания "семян", появления из них плодов и новых "семян", оторвать внимание сознания-сокровищницы от иллюзорных объектов внешнего мира.
Обратить его внутрь, на само себя.
- Неплохо, - сказал брат Пон. - Есть фундамент, на котором мы построим здание. Возведем дворец не-обучения...
Я хотел спросить, что он имеет в виду, но монах не дал мне вставить и слова.
- Иди, - буркнул он, толкнув меня в бок. - Скоро тебя позовут.
Обернувшись, я увидел, что прямо по курсу из морской бирюзы вырос прыщ островка Ко Рин, а это значит, что вот-вот начнется обязательный для всех брифинг перед погружением.
Отныряли мы замечательно.
Виталик сводил нас под воду сам, и показал много интересного - и мурену, чья башка торчала из норы, и полупрозрачных каракатиц, и акулу-няньку, засевшую в логове под кораллами.
Так что на лодку после второго дайва я выбрался довольный как слон.
Но едва успел стащить гидрокостюм, как рядом объявился улыбающийся брат Пон.
- Самое время для практики, - промурлыкал он. - Проверим, что ты можешь.
"Внимание дыхания" далось мне без малейшего труда, в состояние смрити, полного осознавания, я вошел к тому моменту, когда сполоснулся и, переодевшись, вернулся на верхнюю палубу.
Каждый вдох, положение тела, движение мыслей и чувств, ситуация, в которой я нахожусь - все вместе, и в то же время по отдельности, обвивающие друг друга, но не сливающиеся между собой потоки, в совокупности называемые обычно "личностью", "персоной", "Я".
"Созерцание объекта" я выполнил тоже достаточно быстро, вызвал из памяти образ дерева, над которым некогда медитировал в джунглях, и вот оно, торчит из палубы меж возбужденными туристами.
