Разоблаченная Изида. Том I - Блаватская Елена Петровна (бесплатные версии книг txt) 📗

Если, с одной стороны, их язык противоречит их отождествлению с брахманами Индустана, то все же имеются другие основания, которые оправдывают наши утверждения, что библейские аллегории «Книги Бытия целиком обязаны своим происхождением этим кочевым племенам. Название Ак-ад того же самого класса, что и Ад-Ам, Хэ-ва, [398] или Эд-Эн – «возможно», – говорит доктор Уайлдер, – «означает сын Ад, подобно сыновьям Ада в древней Аравии. В ассирийском языке Ак есть творец; и Ад-ад есть АД, отец». В арамейском языке Ад также означает один, а Адад – единственный; а в Каббале Ад-ам есть единородный, первая эманация незримого Творца. Адон был «Господь» бог Сирии и супруг Адар-гат или Астер-т, сирийской богини, которая была Венера, Изида, Иштар или Милитта и т. д.; и каждая из них была «матерью всего живущего» – Magna Mater.

Итак, в то время как первая, вторая и третья главы «Книги Бытия» являются только искаженными имитациями других космогоний, – четвертая глава, начиная с шестнадцатого стиха, и пятая глава до конца – дают чисто исторические факты, хотя последние никогда не были правильно истолкованы. Они взяты, слово в слово, из сокровенной «Книги Чисел» Великой Восточной Каббалы. От рождения Еноха, считающегося основоположником современных масонов, начинается генеалогия так называемых туранских, арийских и семитических семейств, если они такими были. Каждая женщина – это эвгемеризованная страна или город; каждый мужчина и родоначальник – это племя, ветвь или подразделение племени. Жены Ламеха дают ключ к загадке, которую какой-нибудь хороший ученый легко мог бы раскрыть, даже без изучения эзотерических наук.

Каждое слово многозначительно; но оно не есть откровение. Это просто компиляция наиболее исторических фактов, хотя история по этому делу слишком неясна. От Эвксина до Кашмира и за ним – вот где мы должны искать колыбель человечества и сыновей Ад-аха, и предоставить особый сад Эд-эм в Евфрате школе вещих астрологов и магов – алеймов. [399] Нет ничего удивительного, что северный провидец Сведенборг советует людям искать УТЕРЯННОЕ СЛОВО среди иерофантов Татарии, Китая и Тибета, ибо оно там, и только там, хотя мы находим его написанным на памятниках древнейших египетских династий.

Величественная поэзия четырех Вед; Книги Гермеса; халдейская «Книга Чисел»; «Кодекс назареян»; «Каббала» танаимов; «Сефер Иецира»; «Книга мудрости» Шломаха (Соломона); сокровенные трактаты по Мухта и Бадла, [400] приписываемые буддийскими каббалистами Капиле, основателю системы «санкья»; «Брахманы»; [401] «Стан-гиюр» [402] тибетцев – все эти тома имеют одну и ту же основу. Различаясь только в аллегориях, они учат той же самой Тайной доктрине, которая, когда ее тщательно просеют, окажется содержащей в себе Ultima Thulй истинной философии и раскроет, что такое УТЕРЯННОЕ СЛОВО.

Бесполезно ожидать, что ученые в этих перечисленных трудах найдут что-нибудь интересное, за исключением разве того, что имеет непосредственное отношение к филологии и сравнительной мифологии. Даже Макс Мюллер, как только ссылается на мистицизм и метафизическую философию, рассыпанную в старой санскритской литературе, ничего другого в ней не видит, как только «богословские нелепости» и «фантастическую чепуху».

Говоря о «Брахманах», полных сокровенного значения и поэтому, конечно, для него нелепых, мы находим его высказывающимися: «Большая часть из них – просто болтовня, и что еще хуже – богословская болтовня». Ни один человек, который прежде не ознакомился с «местом, какое занимают „Брахманы“ в истории индийской мысли, не сможет прочесть более десяти страниц без того, чтобы не разочароваться». [403]

Мы совсем не удивляемся такой суровой критике со стороны этого эрудированного ученого. Без ключа к действительному значению этой «болтовни» как могут они судить об эзотерическом посредством экзотерического! Мы находим ответ в другой очень интересной лекции германского ученого:

Поэтому, когда мы находим ученых, которые воображают, что после того, как они узнали значение нескольких экзотерических обрядов от сротрии, брахманского священнослужителя, посвященного в жертвенные тайны, – они в состоянии истолковать все символы и разобрались в индийских религиях, – мы не можем не восхититься полнотою их научных заблуждений. Тем более, что мы находим, что Макс Мюллер сам утверждает, что «даже самая низшая каста, каста шудр, не раскроет свои ряды перед чужаком; тем более невозможно заставить это делать родившегося брахманом, – нет, более того, – дважды родившегося». Насколько менее вероятно, чтобы он разрешил чужаку проникнуть в наиболее дорогие ему религиозные тайны, которые ревниво охранялись в течение неисчислимых веков от профанации.

Нет! наши ученые не понимают – они не могут правильно понимать старинную индийскую литературу так же, как атеист или материалист неспособен правильно понять истинную ценность чувствований провидца-мистика, вся жизнь которого целиком посвящена созерцанию. Они (ученые) имеют полное право тешить себя сладким напевом восхищения самим собой и сознанием своей великой учености, но не имеют никакого права вводить в Мир свои собственные заблуждения, заставляя поверить, что они, наконец, разрешили все проблемы древней мысли в литературе, будь она санскритская или другая; что за внешней «болтовней» не скрыто гораздо больше, чем когда-либо снилось нашей современной точной философии; или что за правильным переводом санскритских слов и предложений нет более глубокой мысли, понятной некоторым потомкам тех, кто завуалировал ее в утренние часы земного дня, – если она и непонятна читателю-профану.

Мы не испытываем ни малейшего удивления, что материалист и даже правоверный христианин не в состоянии читать ни старинные брахманистские труды, ни их потомство – «Каббалу», «Кодекс» Бардесанес или еврейское Священное писание, не испытывая при этом отвращений по поводу их нескромности, неприличия и явного отсутствия того, что непосвященному читателю угодно называть здравым смыслом. Но если мы едва ли можем упрекнуть их за такое чувство, особенно в отношении еврейской и даже греческой и латинской литературы, и вполне готовы согласиться с профессором Фиске, что «быть неудовлетворенным несовершенностью доказательств – признак мудрости», мы, с другой стороны, также имеем право ожидать, что не меньшим признаком честности будет считаться признание собственного невежества в случаях, когда налицо два возможных решения, в которых ученый может так же легко ошибиться, как и невежда. Когда мы обнаруживаем, что профессор Дрейпер в своем определении периодов в «Истории интеллектуального развития Европы» классифицирует время со дней Сократа, предтечи и учителя Платона, как «век веры», а время от Филона до разрушения неоплатонических школ Юстинианом – как «век дряхлости», – то, может быть, нам будет позволено сделать вывод, что ученый профессор также мало знает о действительной тенденции греческой философии и школ Аттики, как мало он понял истинный характер Джордано Бруно. Точно также, когда мы видим одного из лучших ученых санскритологов, утверждающим посредством собственного бездоказательного авторитета, что «большая часть „Брахман“ есть просто богословская болтовня», – мы с глубоким сожалением думаем, что профессор Мюллер, должно быть, намного лучше ознакомлен с санскритскими глаголами и существительными, нежели с санскритской мыслью, и что ученый, так постоянно склонный воздавать должное религиям и людям древности, на этот раз так действенно играет на руку христианским богословам. «Что за польза от санскрита?» – восклицает Жаквемонт, который один сфабриковал больше ложных сообщений о Востоке, чем все ориенталисты, вместе взятые. В таком случае, действительно, никакой пользы не будет. Если нам нужно обменять один труп на другой, тогда мы можем с таким же успехом вскрывать мертвую букву как еврейской Библии, так и мертвую букву Вед. Тот, кто не оживлен интуитивно религиозным духом старины, ничего не увидит за экзотерической «болтовней».