Мессия. Том 2 - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" (читать книги онлайн .txt) 📗
Я наблюдал это во всем мире — женщина слушает, и можно видеть блеск изумления в ее глазах. Это не поверхностное, это коренится глубоко в ее сердце.
Но Халиль Джебран не упоминает об этом, хотя вопрос задан женщиной. На самом деле мужчина настолько малодушен, что боится задавать вопросы, ведь ваш вопрос выдает ваше невежество.
Вы обнаружите, что все лучшие вопросы в «Пророке» задают женщины - о любви, о супружестве, о детях, о боли, — подлинные, настоящие... не о Боге, не о какой-нибудь философской системе, а о самой Жизни. Они могут и не выглядеть великими вопросами, но на самом деле это — величайшие вопросы, и человек, способный разрешить их, вступает в новый мир. Но Альмустафа отвечает так, будто вопрос был задан кем угодно, любым ХYZ — он отвечает не вопрошающему. А мой подход всегда таков: истинный вопрос — это сам вопрошающий...
Почему вопрос возник у женщины, а не у мужчины? Потому что женщина испытывала рабство, женщина испытывала унижение, женщина испытывала экономическую зависимость, и сверх всего этого она была постоянно беременной — испокон веков. Она жила болью, болью и болью. Растущий в ней ребенок не давал ей есть — она всегда чувствовала отвращение, рвоту. Когда ребенок дорастает до девяти месяцев, происходит его рождение — это почти смерть женщины. Она еще не оправилась от одной беременности, как муж готов сделать ее беременной снова. Кажется, что единственная функция женщины — быть фабрикой по производству толп.
А какова функция мужчины? Он не принимает участия в ее боли. Десять месяцев она страдает, при рождении ребенка она страдает, а чем же занимается мужчина? Что касается мужчины, то он попросту использует женщину как объект для удовлетворения своей страсти и сексуальности. Он совсем не озабочен последствиями для женщины, и по-прежнему продолжает свое: «Я люблю тебя». Если бы он действительно любил ее, мир не был бы перенаселенным. Его слово «люблю» совершенно пустое: он обращается с ней почти как со скотом.
И вы приняли бы времена года своего сердца, как всегда принимали времена года, проходящие над вашими полями.
Верно, и все же не абсолютно верно: верно, если вы забываете вопрошающего, но не верно, если вы помните вопрошающего. Только как философское утверждение это правильно.
И вы приняли бы времена года своего сердца...
Иногда удовольствие, иногда боль, а иногда просто равнодушие — ни боли, ни удовольствия. Он говорит: «Если вы принимаете времена года своего сердца, как всегда принимали времена года, проходящие над вашими полями...»
С внешней стороны это правильно. Принятие чего угодно дает вам некоторый мир, некоторое спокойствие. Вы не слишком обеспокоены, вы знаете: это тоже пройдет. Но что касается женщины, различие есть. Она постоянно живет в одном сезоне — боль и боль. Сезоны не изменяются от лета к зиме... или к дождям. Жизнь женщины действительно тяжела.
Она не так тяжела сегодня, но это лишь в передовых странах. В так называемых развивающихся странах, которые в действительности не развиваются, которые в действительности — неразвитые страны... Единственное слово изменили; их прежде называли «неразвитыми» странами. Это и есть хитрость человеческого ума, так как слово «неразвитые» задевает — отсюда «развивающиеся страны», чтобы скрыть тот факт, что ничто не развивается.
Восемьдесят процентов населения Индии живет в деревнях, где вы видите настоящую нужду, через которую проходит женщина. Она проходила через такую нужду веками, и для нее сезон не меняется. Если вы учтете этот факт, то такое изречение становится антибунтарским, оно становится утешением: «Прими рабство от мужчины, прими муки от мужчины».
Вас удивит, что один из великих святых, которому поклоняются индуисты, Тулсидас, — его книга о жизни Рамы, наверное, самая читаемая у индусов — говорит: «Так же, как вы не можете производить звуки, не ударяя в барабан...» Конечно, Ниведано подтвердит, что в барабан нужно бить, иначе звуков не будет. А Тулсидас относит женщину к той же категории — барабаны, неприкасаемые, животные и женщина: если вы не будете бить ее, ваша жизнь станет несчастной. Время от времени женщину нужно бить — неважно, есть какой-нибудь предлог для этого или нет, — чтобы знала свое место.
Этот человек, Тулсидас, считается одним из величайших святых индуизма — и меня просили не критиковать его! Этот человек — преступник. Это не критика; это просто факт, что человек, который помещает женщину в категорию барабанов... Хорошо, что Ниведано не читал его, а то жизнь Гайяны была бы постоянной практикой битья: «Если тебе наскучил барабан, бей Гайяну — только так сможешь ты держать женщину под контролем». Что за люди, что за выражения?..
И это была его собственная жена... без нее Тулсидас никогда не стал бы известным миру. Эта история так значительна, мне хочется, чтобы вы поняли ее, а это позволит вам понять и изречение — это, в сущности, его насилие, его гнев на свою жену. Тулсидас, очевидно, был очень страстным человеком, слишком сексуальным. Его жена уехала на несколько дней в дом своих родителей, а Тулсидас не мог прожить без нее даже несколько дней.
Это был сезон дождей; дом его тестя был недалеко — на другом берегу реки. Но река была горной, а дождь лил целыми днями, и река превратилась в безбрежный океан; не было видно другого берега.
Среди ночи Тулсидас так переполнился воображаемым, мысленным сексом, что прыгнул в реку; по реке плыл труп... Страсть делает человека слепым: он подумал, что это кусок дерева. Уцепившись за труп, как за бревно, он пересек реку. Конечно, он побоялся входить через переднюю дверь среди ночи, поэтому обошел дом сзади. Он был безмерно счастлив, что там висела веревка, — его жена жила на втором этаже, но теперь не надо никого беспокоить: можно ухватиться за веревку и взобраться на второй этаж. Но это была не веревка, это была змея. Вот какова слепая страсть.
Все же он влез на второй этаж и постучался в дверь, где спала жена. Она вышла с фонарем и увидела змею. Она воскликнула: «Что ты натворил? Это же змея, это не веревка! И почему ты приходишь среди ночи? Река взбесилась, такой поток!»
Он сказал: «Боже мой, наверное то, что я использовал для поддержки, чтобы перебраться через реку, не было дерево: оно воняло, как труп». Его жена сказала ему: «Если бы ты полюбил Бога, если бы ты полюбил истину с такой страстью, как любишь меня, ты стал бы преображенным человеком. Стыдись! Возвращайся, потому что мне стыдно, что мой муж не может прожить нескольких дней без меня, и настолько слеп, что не заметил труп, не заметил змею! А что скажет моя семья, когда тебя обнаружат в доме утром? Как я буду выглядеть днем? Подумай и обо мне тоже! Возвращайся и помни: с такой большой энергией, с такой большой любовью ты можешь обрести Бога, — а ты ослеплен бедной, обыкновенной женщиной».
Оскорбленный, он пошел назад, но не к себе домой. Он отправился в Варанаси, святой город индусов. Он отверг мир — он стал святым, потому что отверг мир, — и написал замечательную книгу о жизни Рамы. И эта книга настолько проста, что даже необразованным крестьянам под силу понять ее. Поэтому она и стала одной из самых известных книг у индусов, а он стал великим святым.
Вам видна уродливость его поведения? Ведь это его жена спровоцировала в нем поиски истины, ведь это его жена сделала из него святого, но он стал святым в гневе. Его изречения показывают его гнев по отношению к своей жене, но ему не достает мужества сказать ясно: «Я говорю о своей жене». Он осуждает всех женщин.
Вот как функционирует человеческий ум: один человек обманывает вас, а вы перестаете доверять всему человечеству. Ему следовало бы поклоняться женщине. Но он так уродлив, что мстит не только своей жене, но всему Женскому, относя их к барабанам, к животным, к неприкасаемым: «Бейте их! — чем лучше вы побьете их, тем более покорными они будут, тем больше они будут у вас в руках».
Женщина жила такой болью... и все же Альмустафа совершенно забывает, кто задает вопрос. Можно принять смену сезонов — но не десять тысяч лет рабства. Сезон не меняется...
