Разоблаченная Изида. Том II - Блаватская Елена Петровна (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗
Глава XIII начинается с повествования, рассказываемого двумя воскресшими из мертвых духами Харином и Лентием, сыновьями того Симеона, который в «Евангелии от Луки» [II, 25-32] берет младенца Иисуса на руки и славит Бога, говоря:
«Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое». [619]
Эти два духа поднялись со своих холодных могил с целью оповестить «тайны», увиденные ими после смерти в аду. Они получили возможность совершить это только в силу настойчивой молитвы Анна и Каиафы, Никодима (автора), Иосифа (Аримафейского) и Гамалиила, которые умоляли их раскрыть им эти великие тайны. Однако, Анна и Каиафа, которые приводят этих духов в синагогу в Иерусалиме, прибегают к предосторожности и заставляют этих двух воскрешенных мужей, которые были мертвы и похоронены годами, поклясться на «Книге Закона» «Богом Адонаем и Богом Израиля», что они будут говорить только правду. Поэтому, совершив крестное знамение над своими языками, [620] они требуют бумаги, чтобы записать свои показания [XII, 21-25]. Они свидетельствуют, как «находясь в глубине ада, в черноте тьмы», они вдруг увидели «сильный пурпуровый свет, освещающий это место». После этого Адам вместе с патриархами и пророками начали радоваться, а Исаия немедленно хвастанул, что он все это предсказал. Пока все это происходило, пришел Симеон, их отец, и объявил, что «ребенок, которого он держал на руках в храме, теперь идет сюда, чтобы освободить их».
После того как Симеон передал свое сообщение этой отборной компании в аду, «появился некто наподобие маленького отшельника (?), оказавшийся Иоанном Крестителем». Идея поучительная и показывает, что даже «Предтеча» и «Пророк Всевышнего» не избежал просушки в аду до очень маленьких размеров, что, конечно, не могло не отразиться на его мозгах и памяти. Забывая, что [Матфей, XI] он проявил самые явные сомнения по поводу мессианства Иисуса, Иоанн Креститель тоже претендует на право быть признанным в качестве пророка.
«И я, Иоанн», – говорит он, – «когда увидел идущего ко мне Иисуса, движимый Святым Духом, я сказал: „Узри Агнца Божьего, который уносит грехи мира“… И я крестил его… и видел, как Святой Дух спустился на него и сказал: „Се Сын мой возлюбленный“, и т. д.»
И подумать только, что его потомки и последователи подобно мандеянам Басры, совершенно отвергают эти слова!
Затем Адам, действуя как будто бы его правдивость в этой «нечестивой компании» может быть подвергнута сомнению, зовет своего сына Сифа и хочет, чтобы тот объявил его сыновьям, патриархам и пророкам то, что архангел Михаил сказал ему у ворот Рая, когда он, Адам, послал Сифа «упросить Бога, чтобы он помазал» его голову, когда Адам был болен [XIV, 2]. И Сиф, рассказывает им, что когда он молился у ворот Рая, Михаил не советовал ему просить у Бога
«масла древа милосердия, чем мазать отца Адама от его головной боли. так как ты никак не можешь его достать до ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ и времен, а именно, до тех пор, пока не пройдет 5500 лет».
Этот небольшой отрывок частной болтовни между Михаилом и Сетом, очевидно, был вставлен в интересах патриотической хронологии; и с целью еще теснее увязать мессианство с Иисусом, опираясь на авторитет признанного и боговдохновенного Евангелия. Отцы первых веков совершили непоправимую ошибку, уничтожая хрупкие изображения и смертных язычников в предпочтение памятникам египетской древности. Они тем более стали дороги для археологии и современной науки, поскольку обнаружилось, что они доказывают, что царь Менес и его зодчие процветали между четырьмя и пятью тысячами лет до того, как «Отец Адам» и вселенная, согласно библейской хронологии, были созданы «из ничего». [621]
«В то время как все святые возрадовались, Сатана, князь и руководитель смерти», говорит Князю Ада: «Приготовься к приему самого Иисуса из Назарета, который хвастался, что он Сын Бога, и все же был человеком, испугавшимся смерти и сказавшим: „Душа моя полна печали, даже до смерти“» [XV, 1, 2].
Среди писателей греческого духовенства существует предание, что «еретики» (возможно Цельс) едко насмехались над христианами по поводу этого щекотливого пункта. Они утверждали, что если Иисус не был бы простым смертным, которого часто покидал Дух Христоса, то он не жаловался бы в таких выражениях, какие ему приписываются; также он не воскликнул бы громким голосом: «Мой бог, Мой бог! Почему ты покинул меня?» На это возражение в «Евангелии от Никодима» дан очень искусный ответ, и именно «Князь Ада» улаживает это затруднение.
Он начинает спорить с Сатаной как истинный метафизик.
«Кто тот могущественный князь», – насмешливо осведомляется он, – «кто такой могущественный и все же человек, боящийся смерти?.. Я подтверждаю тебе, что когда он сказал, что он боится смерти, он замыслил обмануть тебя, и это было бы твоим несчастьем на веки вечные».
Ободрительно увидеть, как тесно автор этого Евангелия примыкает к тексту своего Нового Завета и в особенности к четвертому евангелисту. Как ловко он подготавливает путь для на вид «невинных» вопросов и отвечает, подкрепляя наиболее сомнительные места четырех Евангелий – места, подвергавшиеся сомнению и перекрестным допросам в те дни тонкой софистики ученых гностиков больше, чем теперь; это веская причина, почему церковным отцам следовало бы гораздо больше позаботиться о сожжении документов своих противников, чем уничтожении самой их ереси. Последующее дает хороший пример. Диалог между Сатаной и полуобращенным Князем-метафизиком подземного мира продолжается.
«Кто же тогда этот Иисус из Назарета», – наивно спрашивает князь, – «если своим словом, без молитвы Богу, отнял у меня умершего?» (XV, 16).
«Возможно», – отвечает Сатана с невинностью иезуита, – «что это тот же самый, который отнял у меня ЛАЗАРЯ, после того как он уже четыре дня был мертв, и вонял и гнил?.. Это та же самая личность – Иисус из Назарета… Я заклинаю тебя, силами, которые принадлежат тебе и мне, не приводи его ко мне!» – восклицает князь. – «Ибо когда я услышал о силе его слова, я задрожал от страха, и вся моя нечестивая компания встревожилась. И мы не были в состоянии удержать Лазаря, а он встряхнулся и со всеми признаками злобы ушел от нас; и сама земля, где мертвое тело Лазаря было заключено, сразу же вернула ему жизнь». «Да», – задумчиво добавляет Князь Ада, – «я знаю теперь, что он есть Всемогущий Бог, который могущественен в своем царстве и могущественен в своей человеческой природе, и который есть Спаситель человечества. Не приводи эту личность сюда, так как он освободит всех тех, кого я держу в плену неверия и… поведет их к вечной жизни» [XV, 20].
На этом заканчивается посмертное показание этих двух духов. Харин (дух № 1) отдает то, что написал, Анна, Каиафе и Гамалиилу, а Лентий (дух № 2) свое – Иосифу и Никодиму; покончив с этим делом, оба превращаются в «фигуры чрезвычайной белизны и больше их не было видно».
Чтобы показать в дальнейшем, что эти «духи» все время находились в строжайших «условиях проверки», как сказали бы современные спиритуалисты, – автор этого Евангелия добавляет:
«Но что они написали, было найдено совершенно совпадающим; у одного не было ни буквы больше или меньше, чем у другого».
Эта новость распространилась по всем синагогам – Евангелие продолжает свое повествование – и по совету Никодима Пилат пошел в храм и собрал евреев вместе. На этой исторической встрече, Каиафа и Анна представлены объявляющими, что их Священные Писания свидетельствуют, «что Он (Иисус) есть Сын Бога и Господь и Царь Израиля» (!), и заканчивающими это признание следующими памятными словами:
619
В «Жизни Будды» Бкаха Гиура (тибетский текст) мы находим первоисточник эпизода, изложенного в Евангелии от Луки. Старый и святой аскет, риши Асита, приходит издалека, чтобы увидеть младенца Будду, оповещенный о его рождении и миссии в сверхъестественных видениях. Преклонившись перед маленьким Гаутамой, старый святой расплакался и на вопрос о причине его горя, ответил: «После того, как он станет Буддой, он поможет сотням тысяч миллионов тварей перейти на другой берег океана жизни и приведет их навсегда к бессмертию. А я – я не увижу этой жемчужины Будд! Исцелившись от своей болезни, я не буду освобожден им от человеческих страстей! Великий Царь! Я слишком стар – вот почему я плачу и почему в своей печали испускаю долгие вздохи!»
Это, однако, не помешало святому человеку произносить пророчества о молодом Будде, которые с незначительной разницей имеют тот же самый смысл, что и пророчества Симеона об Иисусе. В то время как последний называет молодого Иисуса «светом для просвещения язычников и славой народа Израиля», буддийский пророк обещает, что юный принц найдет себя облаченным в совершенное и полное озарение или «свет» Будды», и повернет колесо закона так, как никто еще до него не повернул. «Rgya Tcher Rol Pa»; переведено с тибетского и пересмотрено по санскритскому оригиналу [637, т. II, с. 106, 107].
620
Крестное знамение – всего только несколько дней спустя после воскресения и до того, как крест когда-либо был представлен как символ!
621
Пейн Найт показывает, что со времени первого царя Менеса, при царствовании которого вся страна ниже озера Мерис представляла собою болото [356, II, 4], до времени вторжения персов, когда она была садом мира, – должно было пройти от 11 000 до 12 000 лет». (См. [548, с. 108]).
