Автобиография духовно неправильного мистика - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" (е книги .TXT) 📗

И они растерялись. Они спрашивали: «Но почему тебе так приспичило изучать философию?»

«Потому что потом я намерен посвятить свою жизнь борьбе с философами, — объяснял я. — Но для этого мне нужно все о них знать».

«Господи! — восклицали они. — Что ты несешь? Нам и в голову не приходило, что человек может изучать философию, чтобы потом воевать с философами». Впрочем, они уже знали, что я ненормальный. «Этого и следовало ожидать, — говорили они, но потом опять принимались меня уговаривать. — Еще есть время, подумай. Занятия в университете начинаются через месяц. Может, передумаешь?»

«Месяц, год или вся жизнь... — отвечал я. — Это не имеет значения, потому что у меня нет выбора. Когда у тебя есть долг, ты не выбираешь».

Один из моих дядюшек, закончивший университет, заявил: «Да с ним же говорить невозможно! Он несет полную ахинею. „Долг, когда не выбираешь...“ Это бессмыслица, не имеющая ничего общего с реальной жизнью. Тебе ведь понадобятся средства, чтобы купить дом и содержать семью».

«У меня не будет семьи, — возразил я. — Я не собираюсь покупать дом и кого-то содержать!» У меня действительно никогда не было ни дома, ни семьи. Я беднейший человек на свете!

Им не удалось сделать из меня врача, инженера, ученого, и потому все ужасно разозлились. Я стал бродячим учителем, начал скитаться по всей стране и делать то, ради чего изучал логику и философию — а на самом деле я просто хотел хорошенько узнать своего врага! — и очень скоро ни один философ не осмеливался вступить со мной в спор. И тогда мою родню замучили угрызения совести. Они поняли, как здорово, что я не стал врачом, инженером или ученым. Я доказал, что они ошибались. И они начали просить у меня прощения.

«Ничего страшного, — ответил я им. — Я ведь все равно не слушал ваши советы. Вы не смогли переубедить меня при всем желании! Я сделал бы то, что хотел, даже если бы весь мир был против. Не нужно терзаться чувством вины. Я ваших советов не слушал. Я слышал, что вы говорили, но все равно не слушал. Во мне уже созрело решение и окрепла решительность».

В поисках бессмертия

На Востоке принято обращать внимание, как человек умирает. В этом отражается вся жизнь, весь образ жизни. Посмотрев, как человек умирает, можно написать его биографию, потому что эти мгновения вмещают всю его жизнь. В миг смерти человек молниеносно показывает всего себя.

Жалкие люди умирают со сжатыми кулаками — они цепляются за жизнь, до конца пытаются уйти от смерти, не могут расслабиться даже в последние минуты. Человек любящий умирает с раскрытыми ладонями, он и в последний миг делится с другими... делится своей смертью точно так же, как прежде делился жизнью. Все написано на лице, по выражению лица легко понять, как человек жил, сохранял ли он осознанность. Если да, его лицо озарено легким сиянием, тело окутано аурой. Подойдешь ближе и ощутишь покой — не печаль, а спокойствие. Когда человек умирает в покое, ты можешь даже ощутить рядом с ним счастье.

Я понял это еще в детстве. В нашем городке умер один праведник. Я был к нему привязан. Этот почти нищий человек был священником в маленьком храме. Когда я проходил мимо — а я проходил мимо дважды в день, по дороге в школу и из школы, — он подзывал меня и угощал фруктами или сладким.

Когда он умер, я был единственным ребенком на его похоронах. Там собрался весь город. Я не мог поверить в случившееся и начал смеяться. Там был и мой отец. Он пытался остановить меня, ему стало стыдно. На похоронах никто не смеется. Отец заставлял меня замолчать, снова и снова повторял: «Замолчи!»

Но я никогда прежде не испытывал такой безудержной радости. И с той поры у меня тоже никогда больше не было подобных приступов смеха. Я хохотал так, будто произошло нечто чудесное. Я просто не мог удержаться. Я смеялся громко, и все вокруг возмущались. Меня отвели домой, и отец сказал: «Я никогда больше не пущу тебя на такое серьезное мероприятие. Ты всех нас опозорил. Почему ты смеялся? Что с тобой случилось? Разве над смертью можно смеяться? Все скорбят, рыдают — а ты хохочешь».

«Да, кое-что случилось, — ответил я. — В смерти этого старика было нечто невероятно прекрасное. Он умер в экстазе». Конечно, я говорил другими словами. Я пытался объяснить, что для того человека смерть была приятна, она принесла огромное блаженство, он смеялся от счастья, и потому я тоже радовался. Он смеялся, все вокруг было пронизано энергией его смеха.

Все решили, что я сумасшедший. Разве можно умереть, смеясь? С тех пор я не раз был свидетелем того, как умирают люди, но никогда больше не видел такой счастливой смерти. Умирая, человек выплескивает в мир всю свою энергию, и эта энергия отражает его отношение к жизни. То, каким он был — грустным, веселым, любящим, злым, страстным, сострадательным... Каким бы он ни был, эта энергия распространяет вибрации всей его жизни. Когда умирает святой, возможность быть рядом — величайший дар судьбы. Пропитаться его энергией — невероятное благословение. Эта энергия переносит тебя в совершенно иное измерение. Она увлекает, затягивает, опьяняет. Смерть может стать великим свершением — но только если свершением была и сама жизнь.

В детстве у меня была привычка следовать за каждой похоронной процессией. Родители тревожились: «Ты ведь не знал покойного. Он тебе не родственник и не друг. Зачем тратить время?» Дело в том, что в Индии похороны продолжаются три, четыре, даже пять часов.

Процессия движется за телом, которое провозят через весь город на окраину и там сжигают на погребальном костре... Вы ведь знаете индийцев, они ничего не умеют делать хорошо. Костер не разгорается, ветки еле тлеют, тело не хочет гореть, и собравшиеся начинают суетиться, потому что всем хочется побыстрее покончить с этой тягостной церемонией. Но у покойников тоже есть свои хитрости. Они изо всех сил стараются задержаться тут как можно дольше.

Я говорил родителям: «Какая разница, родственник он мне или нет? Нас всех роднит смерть, этого никто не станет отрицать. Не важно, кто умирает. Любая смерть символична. Когда-нибудь и я умру. Я хочу знать, как живые ведут себя по отношению к мертвым, как мертвые ведут себя по отношению к живым. Как еще мне это узнать?»

«Странные у тебя доводы», — говорили родители.

А я возражал: «Будете доказывать, что ко мне смерть не имеет никакого отношения, что я никогда не умру? Если вам удастся это доказать, я перестану ходить на похороны. Если нет, я должен все узнать заранее». Но никто не осмеливался утверждать, что я никогда не умру, и потому я говорил: «Раз так, не мешайте мне. Я ведь вас не заставляю со мной ходить. А мне нравится бывать на похоронах».

Прежде всего, я заметил, что люди не говорят о смерти — даже на похоронах. На погребальном костре сгорает тело отца, брата или дяди, друга или врага — человека, которого с собравшимися связывало множество нитей судьбы. Он умер, а все вокруг болтают о пустяках.

В толпе скорбящих говорят о кинофильмах, политике и ценах на рынке. Говорят о чем угодно, кроме смерти. Люди собираются небольшими стайками и рассаживаются вокруг погребального костра. Я обычно переходил от одной кучки к другой, но нигде не говорили о смерти. Я понимаю, люди обсуждают бытовые вопросы, чтобы отвлечь мысли, чтобы не видеть горящего тела — потому что это их тело тоже.

Если бы они могли хоть немного проникать в суть вещей, то постигли бы, что на этом костре пылает их собственное тело. Это ведь вопрос времени. Завтра на этом месте сожгут кого-то другого. Когда-нибудь на погребальный костер положат мое тело, но что при этом будут делать собравшиеся? Вот какими станут их прощальные слова: они будут болтать о том, что цены подскочили, что рупия падает — и все это перед лицом смерти. И они сядут так, чтобы оказаться спиной к костру.