Путь с сердцем - Корнфилд Джек (книги хорошего качества .txt) 📗
Однако самый глубокий корень этих движений ума – неудовлетворённость. Нам как будто нужны и бесконечные возбуждения, и совершенный мир. Вместо того, чтобы мышление служило нам, мы оказываемся увлечены им по многим бессознательным и неизведанным путям. Хотя мысли могут быть в огромной степени полезными и творческими, чаще всего они подчиняют наше переживание идеям борьбы приязни и неприязни, высшего и низшего, «я» и другого. Они рассказывают истории о наших успехах и неудачах, строят планы нашей безопасности, привычно напоминают нам о том, кто и что, по-нашему, мы такие.
Эта двойственная природа мысли представляет собой корень нашего страдания. Всякий раз, когда мы думаем о себе как об отдельном существе, возникают страх и привязанность. Мы вырастаем подавленными, защищающимися, честолюбивыми, обладателями некоторой территории. Чтобы охранять эту отдельную личность, мы отталкиваем некоторые вещи, тогда как для её укрепления держимся за другие и отождествляем себя с ними.
Один психиатр медицинской школы Стэнфордского университета открыл для себя эти истины, когда принял участие в своём первом десятидневном курсе интенсивной медитации. Изучая психоанализ и подвергаясь терапии, он никогда не встречался по-настоящему с собственным умом, как это произошло во время продолжавшегося по пятнадцать часов в день безостановочного курса медитации при сиденье и при ходьбе. Позднее он написал статью об этом переживании; в статье описывается, что чувствует во время сиденья профессор психиатрии, наблюдающий за тем, как он сам теряет рассудок. Его изумили как непрестанный поток мыслей, так и безумное разнообразие рассказываемых историй. Особенно часто повторялись мысли самовозвеличения, мысли о том, чтобы стать великим учителем или знаменитым писателем, даже спасителем мира. Он знал достаточно для того, чтобы посмотреть прямо на источник этих мыслей; и вот он обнаружил, что все они коренятся в страхе: во время интенсивного курса, он чувствовал неуверенность в себе и в том, что обладает знанием. А эти грандиозные мысли были компенсацией ума, так чтобы ему не пришлось почувствовать опасения, оказаться незнающим. В течение многих последующих лет этот профессор стал весьма искусным практиком медитации; но сначала ему пришлось примириться с интенсивными и полными опасений структурами необученного ума. С того времени он также научился не принимать собственные мысли чересчур всерьёз.
Исцеление ума происходит двумя путями. Во-первых, мы направляем внимание на содержание своих мыслей и учимся более искусно их переориентировать с помощью практики разумного размышления. Благодаря внимательности мы можем прийти к познанию структур нездорового беспокойства и одержимости, а также к их уменьшению; мы можем прояснить своё неведенье и избавиться от разрушительных взглядов и мнений. Мы можем воспользоваться сознательным мышлением, чтобы глубже поразмыслить о том, что мы ценим. Постановка вопроса «хорошо ли я люблю?» в первой главе является тому примером; мы можем также направить свою мысль по путям искусных действий любящей доброты, уважения и свободы ума. Многие виды буддийской практики пользуются повторениями некоторых фраз, чтобы прорваться через старые, разрушительные, повторяющиеся без конца стереотипы мышления и вызвать в нём перемену.
Однако хотя бы даже мы и работали над перевоспитанием ума, нам никогда не удаётся достичь полного успеха. Кажется, что ум обладает собственной волей, сколько бы мы ни желали управлять им. Поэтому для более глубокого исцеления конфликтов ума нам нужно освободиться от отождествления с ними. Для того, чтобы исцелиться, необходимо отступать от всех повествований ума, потому что конфликты и мнения никогда не приходят к концу. Как сказал Будда, «люди, имеющие мнения, только бродят вокруг, беспокоя друг друга». Когда мы видим, что сама природа ума – это мышление, разделение, планирование, мы можем освободиться от его железной хватки отдельности и достичь отдыха в теле и сердце. Таким образом мы выходим из отождествления, из своих ожиданий, мнений, суждений и конфликтов, которым они дают начало. Ум считает личность отдельной, но сердце знает лучше. Как сказал об этом один великий индийский мастер Нисаргадатта, «ум создаёт бездну, и сердце переходит через неё».
Когда ум и сердце разъединены, возникают многие печали этого мира. В медитации мы способны воссоединиться со своим сердцем и открыть внутреннее ощущение всеобъемлющего простора, единения и сострадания, скрытое под поверхностью всех конфликтов мысли. Сердце принимая во внимание повествования и идеи, фантазии и страхи ума, не веря в них, не будет обязанным следовать им или выполнять их. Когда мы касаемся того, что находится под всей суетой мышления, каждый обнаруживает внутри себя мягкое, целительное безмолвие, глубинное миролюбие, добросердечность, силу и целостность, составляющие наше первородное право. Эту глубинную доброту иногда называют нашей первоначальной природой, или природой будды. Когда мы возвращаемся к своей первоначальной природе, когда видим все пути и всё же пребываем в этом мире и в этой доброте, мы открываем исцеление ума.
Исцеление пустотой
Последний аспект исцеления внимательностью – это осознание универсальных законов, управляющих жизнью. Нейтральное место в этом осознании занимает понимание пустоты. Труднее всего описать это в словах. Фактически, хотя я и могу попытаться описать её здесь, понимание пустоты и открытости должно будет прийти непосредственно благодаря опыту вашей собственной духовной практики.
В буддийском учении слово «пустота» указывает на глубинную открытость и нераздельность, переживаемые нами, когда все мелкие и неподвижные понятия нашего «я» видны насквозь или оказались растворены. Мы переживаем её, когда видим, что наше существование преходяще, что наше тело, сердце и ум возникают из изменчивой ткани жизни, где нет ничего разъединённого или отдельного. Глубочайшие переживания в медитации приводят нас ко внутреннему осознанию существенной открытости жизни и пустоты, её вечно меняющейся и недоступной для обладания природы, её природы как безостановочного процесса.
Будда описывал человеческую жизнь как заключающую в себе ряд вечно меняющихся процессов – это физический процесс, чувствующий процесс, процесс памяти и узнавания, процесс мысли и реакции, процесс сознания. Эти процессы динамичны и непрерывны, в них нет ни единого элемента, который мы можем назвать своим неизменным «я». Мы сами являем собой процесс, сплетённый с жизнью и не обладающий самостоятельностью. Мы возникаем подобно волне в океане жизни, наши временные формы всё же едины с океаном. Некоторые традиции называют этот океан дао, божественностью, плодородной пустотой, нерождённым. Из него появляются наши жизни как отражения божественного, как движение или танец сознания. И когда мы ощущаем этот процесс, наступает глубочайшее исцеление.
По мере углубления практики медитации мы способны увидеть движение нашего переживания. Мы отмечаем чувства и обнаруживаем, что они продолжаются в течение лишь нескольких секунд. Мы обращаем внимание на мысли и находим, что они эфемерны, приходят без приглашения и уходят подобно облакам. Мы приводим осознание к телу и находим, что его границы проницаемы. В этой практике наше ощущение прочности отдельного тела или отдельного ума начинает растворяться, и внезапно, неожиданно мы выясняем, какой значительной свободой располагаем. По мере того, как наша медитация ещё более углубляется, мы переживаем расширение, восторг и свободу своей взаимосвязанности со всеми вещами, с великой тайной нашей жизни.
Один директор приюта для неизлечимых ощутил эту взаимосвязанность, когда сидел за дверьми комнаты умирающего шестидесятипятилетнего пациента вместе с его детьми. Последние только что получили сообщение: младший брат отца погиб в автомобильной аварии, и они мучительно сомневались, стоит ли сообщать об этом умирающему. Отец был близок к смерти; опасаясь, что новость расстроит его, они решили не говорить о ней. Но когда они вошли в комнату, отец взглянул на них и сказал: «Вам ничего не нужно мне сказать?» Они поинтересовались, что он имеет в виду. «Почему вы не сказали мне, что брат умер?» Удивившись, дети спросили, как он об этом узнал. «А я говорил с ним последние полчаса», – ответил отец. Затем он пригласил их к своей кровати, сказал каждому из детей последние слова – и через десять минут откинул голову назад и умер.
