Веда. Постижение Руси. Начало XXI века - Кривошеев Виталий "Волхв Саньян" (читать книги онлайн бесплатно регистрация TXT) 📗
19.06.2004. 2 -й лунный день. Суббота.
Надеялся провести ягью Шиве и сразу же пойти на другую сторону острова, но воля Аллаха была иная. Вчера вечером, как только я закончил ягью, влепил дождь. Всю ягью гремел гром, и сверкали молнии. Шива был благ. Я все успел сделать. Образ Шивы во время Шиваратри был полон и раскрыт, и в нем свободно проявлялось все, что могло волновать мою душу. У Шивы тело огненное, но оно не имеет таких признаков огня, которые мы видим в мире физическом. Просто огонь сокрытый, который и есть его тело, может трансформировать любую вещь, любой факт, любое событие или действие. Шива благ. Он зрит любой частью тела. Каждая его часть — жизнь в изначалии. И, что бы ни попало в поле зрения его тела во время созерцания, то обретает качество Шивы. Шива — благ. Шива — есть жизнь в самой её концепции. Шива есть свет, который видит даже в самой кромешной тьме, но не нарушая ее, а преобразовывая виденье созерцающего так, что он во тьме видит необычайно благодатную, полную потенции бездну сладчайших возможностей. Душа неопытного созерцающего может увлечься созерцанием красоты любой бездны или тьмы, преобразованной виденьем Шивы, и, таким образом, потерять Шиву и вновь увидеть тьму. Но отрешенному сердцу такому, как сам Шива, влюбленному сердцу такому, как сама ткань тела Шивы, легко вернуться к виденью самого Шивы. В господе Шиве влюбленность и отрешенность — одно. Отрешенный — влюблен. Влюбленный — отрешен.
Я созерцаю тело Шивы потому, что иначе не могу. Созерцая тело Шивы, я сознаю, что любое другое виденье — порочно, потому что не порождает любви. А виденье, не рождающее любовь, влечет жизнь во тьме и страхе, тьма и страх — это начало агрессии и коллапс самозащиты. Люди, зачатые в нелюбви, ищут спасения в самозащите, люди благо-родные (благом рожденные) ищут спасение в любви. Я соглашусь, скрипя зубами и всеми суставами моего тела, ибо мое тело уже пропитано ароматом созерцания господа Шивы, что виденье Шивы — это не единственная форма созерцания, творящая любовь. Ибо любовь — это центральный закон притяжения в совершенной гармонии и равновесии. Возможно, этот закон осознан и реализован многими существами, и реализация каждого из них уникальна. И уникальна в силу реализации своей в определенных сферах Вселенной, именно тех, откуда изошло данное существо, благодаря своей реализации. Но Шива взял в плен все мое существо «от и до» именно своим совершенным проникновением в этот принцип и реализацией его в полноте всех сфер доступных моему восприятию.
Шива — это идеал для человека Земли, идеал существа, контролирующего чувства, эмоции и любые иные силы, с которыми приходится иметь дело существу во плоти. Шива — это путь. Путь от влипшего в Хаос энергий беспомощного джива [20] к свободе равновесия и гармонии. Равновесие сил и гармония энергий — это ключ к началу, к рождению бытия, нового бытия как такового, и странствию в необозримых глубинах сознания. Это идеал непрерывного движения, восхождения от бытия к более высокому бытию. Это идеал рождения Бога здесь на Земле. Удивительное существо — Шива. И кто его только посвящал? Такое ощущение, что он знает все, и для его восприятия нет преград. В его взгляде присутствует бесконечная утонченность изначального источника. Я думаю, что у него нет никакого статуса во Вселенной. Он просто мастер самосознания, самосущего и всепревосходящего бытия. Вот Всевышний — это не мастер, а это статус со всей ответственностью за удел Вселенной. Это потрясающее бытие и по количеству, и по качеству. Он обладает любым мастерством, но, плюс ко всему, он несет колоссальный груз творения.
Сижу вот, жду у моря погоды.
Дождь стих, и даже солнышко выглянуло, пока я писал про Шиву. Тишина наступила бесконечная, и туман спустился белый, как знак бесконечности.
Как что-то клюнуло: «Надо идти, несмотря ни на что. Все равно, лучше уже, наверное, не будет». И я двинулся во всех смыслах. И мужик, который подвозил меня на машине, и встретившийся бурят говорили: «Не ходи через остров». Но вот я пошел, таков уж я — «корявый экстремист». Во имя Всевышнего. Я, действительно, уперся в такие мрачные дебри. После трех церемоний Шиве я был уже никакой, а тут еще: туман, облака, никаких ориентиров. В общем, на исходе сил заплутал, и попал в какую-то падь или чадь. Трижды на пути взывал к Всевышнему. От страха и бессилия сводило манипуру [21], тошнило. Но назад пути не было. Я знал, что на той стороне острова я должен быть, а вернуться назад — это остаться тем же.
20.06.2004. 3-й лунный день. Воскресенье.
Да, та сторона сильно отличается от этой. Та — зона обитателей турбаз — спокойное, тихое, грязное место. Там хорошо забываться. Ту сторону от этой разделяет непреодолимое препятствие: расстояние плюс непреодолимые места, причем, я понял, брать этот приступ надо на одном дыхании. Там нет промежуточных мест, удобных для ночевки. Непроходимому бурелому не видно было конца, уже темнело. Молитву Всевышнему я стал повторять беспрерывно. Все вещи в рюкзаке были насквозь промокшие, поэтому рюкзак был вдвое тяжелее. Задыхаясь от усталости, тяжести и непрерывной ожесточенной работы рук и ног, видя, что уже темнеет, я непрерывно на выдохе вслух призывал имя Всевышнего. И вот, наконец, попал в более-менее чистый от бурелома каньон. Я стал натыкаться на след, то чуть видневшейся, то исчезающей напрочь, тропинки. В моей душе что-то стало светиться титаническим, грандиозным светом. Я вдруг почувствовал того, кого призывал в единстве всех чувств и переживаний! Это было переживание Всевышнего, в котором слились все чаянья, устремления, чувства, мысли, как мелкие ручейки! Я вдруг реально почувствовал его дыхание, казалось, что только слезы могли ответить адекватно этому. Но слез не было. Было ощущение, что я реально и физически, и всяко-всяко разно подхожу к тому, к чему стремилась извечно моя душа, к тому, что я должен был изначально осознать здесь, на земле, к источнику и цели. И Он ощущался как всепоглощающее дыхание доброты и участия. Но не человеческого участия, его участие в этом мире невозможно ощутить. Оно возможно опосредованно. Это участие выглядело примерно так: «Ну, вот ты и прорвался ко мне! А теперь будь со мной всегда!»
Это свет его бытия, в котором надо еще понять как быть. Ибо бытие всех предыдущих существований, переживаний, никаким местом даже не намекало на его величественное бытие. И если я в какой-то мере привык частично быть человеком, сформировал свою духовную культуру, свой мир и живу в нем, ибо духовность иных культур и миров меня не вдохновила, то тут надо было оставить все, все-все, что выстрадано, что достигалось громадными усилиями. В таких условиях, в которых я оказался на этом перевале, это было возможно, ибо все это здесь уже не имело значения, ибо с физическим концом этих адаптированных к земле форм духовности уже не нужно. Я просто понимал, что должно выжить, и бросал на это весь свой резерв до самого конца. В принципе, я приближался к Всевышнему, когда я бежал с Белухи во время крутого снегопада, но там я хотя бы знал в какую сторону идти, там было еще раннее утро, и просто замерзал в этих сугробах, и у меня не было сил продираться сквозь них. И после тотальной молитвы пробилось солнце сквозь тучи, и позже я увидел следы человека, и это меня быстро привело в себя. Но в сам момент молитвы в какое- то мгновенье я ощутил иерархию — лестницу Всевышнего, этот присутствующий восходящий свет. Но здесь я до сих пор не пойму, что сыграло роль. Да, я несколько часов на последнем пределе вслух призывал Всевышнего. Но его присутствие я ощутил как бы частью того места, в которое я прорвался. Чисто по-человечески оно было пугающим. Справа и слева — высокая гряда гор со скалами наверху и с полесьями внизу, круто нависающими над каньоном, и сам заросший, заваленный узкий каньон, на дне которого постоянно исчезающая, еле заметная тропинка. Но по этому каньону, было ощущение, разливалось чье-то величественное дыхание, и чем дальше я продирался по нему, тем отчетливее было ощущение этого присутствия. Я молил Всевышнего укрепить меня и направить меня верной тропой. И я шел как на автомате. И что-то меня повело на правую гряду вверх из каньона. Уже отчетливо ощущалось дыхание Байкала, да, именно оно было тем физическим отражением дыхания Всевышнего, именно по дыханию Байкала я ощущал это присутствие Всевышнего. Он как будто где-то там дальше восседал на своем величественном троне. Уже почти стемнело, и вдруг тропинка вывела прямо на небольшую полянку, где стоял маленький домик со всеми удобствами снаружи. Вот это Всевышний, его забота еще и на физическом плане! Это меня потрясло! Я зашел в домик. Там все аккуратно: печурка и иконка мученика Виктора на окошке, затянутом полиэтиленом. Во дворе скамейки со столиком, умывальник, место под кострище для приготовления пищи в виде камина у столика, и цветы, всякие разные красивые дикие цветы, которые тому берегу, увы, и не снились. Я еще не успел отойти от всего того ужаса моего безнадежного положения, но я уже очень явно ощущал присутствие Всевышнего не только в своей далекой от Земли обители, но и здесь, именно здесь в конце этого каньона, где на берегу величественно шумящего Байкала в прекрасных цветах стояли две беседки со столиками и скамейками. Эта поляна цветов находилась между двумя громадинами, которые завершали эту нескончаемую гряду гор, выходя в низком поклоне, спускаясь крутыми, почти обрывистыми берегами. Вот здесь и «жил» Всевышний. Но, чтобы его видеть, надо было всегда знать «как», и быть с ним. Стоило только в мыслях отвлекаться, как снова накатывал страх: а что дальше, а как я теперь отсюда выберусь?
