Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни - Чопра Дипак (полная версия книги .txt) 📗
Так что пока Дипак собирал грамоты за отличную учебу, я коллекционировал спортивные награды. Дипак очень нервничал, что я мало занимаюсь или не доделываю начатое. Он даже маме жаловался:
– Санджив еще не сделал уроки, а домой не идет!
Пусть себе играет, отвечала мама, пусть себе играет.
У меня, как и у брата, хорошая зрительная память, а в индийских школах учили в основном при помощи зубрежки. Довольно часто домашние задания состояли в том, чтобы выучить наизусть страницу, а для меня это трудностей не составляло. Мне всегда удавалось все делать и получать хорошие оценки. Я был прилежный, внимательный и собранный. С раннего детства я ставил перед собой цели и не оставлял стараний, пока не достигну их.
При всем при том в школе я постоянно витал в облаках. Если учителя замечали, что мы отвлеклись, то били нас по пальцам линейкой. Они говорили, что приучают нас к дисциплине ради нашего же блага. Признаться, объектом их благодеяний я становился не раз и не два.
Разумеется, без телевизора, компьютеров и видеоигр отвлекаться нам было особенно не на что. Более того, когда в десять лет я получил в школе награду, это была книга – книга об американском телевидении. Телевизора я еще ни разу не видел, но книгу полюбил всей душой. Часами глядел на черно-белые фотографии ящика с человечками на экране. Он меня совершенно очаровал. Я узнал и о телезвездах вроде Джека Бенни и Милтона Берле. Пока Дипак читал про политику и философию, я все больше увлекался этим волшебным устройством.
Дипак в детстве делал все как положено. Может, дело в том, что он старший брат и у него другая степень ответственности. А я? Я вечно лез куда не надо и нарушал все правила. И, конечно, был свободолюбив – а брат свободолюбием никогда не отличался.
Однако я хорошо устроился: свобода ничем мне не грозила, я же знал, что Дипак за мной присматривает.
5. Потаенные чудеса
Дипак
Чудеса – дело тонкое. Всем нам хочется, чтобы они случались почаще, но ведь тогда повседневная жизнь перевернется с ног на голову. Представьте себе, что было бы, если бы самолеты держались в воздухе только чудом. Тогда всем пассажирам пришлось бы молиться – а не только тем, кто очень боится летать. Благополучная посадка была бы свидетельством милости Божией, а катастрофа – гневом Его. Куда как уютнее понимать, что самолеты летают благодаря физическому закону, который называется закон Бернулли: поток воздуха поддерживает крыло. Миллионы людей доверяют аэропланам, не понимая закона Бернулли, просто потому что знают, что наука надежнее веры. Чудеса – это очень зрелищно, но уповать на них в аэропорту как-то не хочется.
В детстве, в Индии, вся эта система рационального и предсказуемого была у меня плохо налажена. На Западе на чудеса никто не полагается, а на Востоке только о них и думают. Чудо не отменяет законов физики, не усугубляет неопределенность. Оно доказывает существование Бога (в чем и так никто не сомневается). Более того, чудо подтверждает мировоззрение моих предков. В их реальности Бог участвует во всех делах человеческих. Это очень утешает. Господь видит тебя. Твое существование его заботит, а то, что чудеса так неуловимы – они происходят или с незнакомыми людьми, или с теми, кто уже несколько веков в могиле, что очень удачно, – лишь способствует сияющему ореолу божественной тайны.
Мой отец – врач, получивший западное образование, – был среди тех, кто срывал покровы чуда. Его окружали люди, цеплявшиеся за чудесную реальность. Один из его братьев, коммивояжер, торговавший снаряжением для хоккея на траве, обожал посещать всевозможных праведников. Он твердо верил, что если просто посидеть в присутствии святого – так у нас было принято называть праведников любой конфессии – это приблизит к Богу. С точки зрения отца, все это были пережитки старой суеверной Индии, которые следовало изживать. В результате почтение, с каким к нему относились простые крестьяне, не просто смущало его. Отец считал, что так они выказывают полное невежество в вопросах современной медицины, а с невежеством он боролся всю жизнь.
Но даже в рациональной системе моего отца было чему удивляться и было что почитать. Когда мне было семь лет, он как-то вечером вернулся домой, едва скрывая радостное волнение. Думаю, тогда я впервые видел, как ему изменила обычная сдержанность.
– Сынок, скорее. Умойся и поправь одежду. Выходим через две минуты.
Когда я был готов, отец уже садился на велосипед.
– Поехали! Быстрее!
Он похлопал по рулю, я взобрался на велосипед. И мы покатили в сумерки, оставив дома маму с четырехлетним Сандживом: для таких приключений (хотя что нас ждет, я понятия не имел) он был еще маловат, и мама была вынуждена с ним сидеть. Папа катил по благоуханным улицам Пуны и упорно отказывался объяснять, куда мы едем.
– Увидишь. Держись покрепче.
Тайна и восторг распалили мое воображение – или распалили бы, если бы мне не пришлось изо всех сил цепляться за ручки, чтобы не слететь с руля, когда нас заносило на поворотах. Мы лавировали между обычными для маленьких городов машинами и повозками – дорогу заполонили автомобили, мотоциклы, рикши на мопедах, другие мотоциклисты и телеги, запряженные волами. В детстве машин было гораздо меньше, а волов гораздо больше, вот и вся разница. Мы промчались мимо городских базаров, и мне запомнилось – что только добавило поездке увлекательности, – как я просил папу притормозить на каком-то перекрестке и полюбоваться на заклинателя змей. Тот как раз собирался стравить в смертельном поединке кобру с мангустой.
Однако прошло много лет, и память шутит надо мной. Мне было семь лет, я был взвинчен до предела и, должно быть, видел таких смертельных поединков более чем достаточно. Вряд ли заклинатель змей стал показывать свой номер после заката на скудно освещенной улице.
Зато толпу, которая нас дожидалась, я не выдумал. Правда, меня она только разочаровала: большая компания прилично одетых мужчин в каком-то зале. Ни жен, ни детей. Отец нашел два последних свободных места и поприветствовал кое-кого из собравшихся. Мы были в британских военных казармах, где папа работал. Зал помещался в небольшом кирпичном доме, известном как Корпус БИ (сокращенно «Боевые инциденты»), где лечили всевозможные травмы и недуги.
Оставалось одна надежда: меня потащили на ночь глядя неведомо куда, чтобы показать какой-нибудь медицинский курьез, забавного уродца. Но нет – на сцену под гром аплодисментов вышел какой-то английский джентльмен в сюртуке. Слегка поклонившись, он начал лекцию, сопровождаемую нечеткими слайдами на самодельном экране; говорил он правильно и скучно. На слайдах были россыпи белых точечек с ореолами.
Отец был полностью поглощен лекцией. А я был усталый семилетний мальчишка, переполненный впечатлениями. И быстро уснул, уткнувшись в теплый папин бок.
Когда папа растолкал меня и усадил обратно на руль, то по-прежнему лучился от восторга. Домой мы ехали медленно, папа придерживал меня рукой за плечо.
– Знаешь, кто это был? – спросил он. – Это Флеминг, человек, который открыл пенициллин.
– Пенициллин – это где?
Мне показалось, что это дальше Пондишери и даже Лондона. Папа рассмеялся. И рассказал мне увлекательную историю о белых точечках и о том, как спасает людей от смерти целительная сила самой обычной хлебной плесени. Папа объяснил, что люди столетиями выбрасывали заплесневелый хлеб, и не подозревая, какое чудо таится под пушистой зеленой порослью, из-за которой хлеб становился несъедобным. Какое благо для человечества, что сэр Александер Флеминг не стал сразу выбрасывать культуры бактерий в чашке Петри, которые «погубила» плесень.
С тем, что чудеса всегда сокрыты, согласны все. Йог медитирует в далекой гималайской пещере, а пенициллин все это время был у нас прямо под носом. Вопрос в том, что проливает свет на чудеса. Похоже, вариантов ответа только два. Либо чудеса являет нашим глазам милость Божья, либо их раскрывает рациональный разум, который углубляется в устройство физического мира. Как ни странно, с годами я, по всей видимости, примкнул к лагерю, который отрицает это «или-или». Разве не может быть такого, что вот оно чудо, вплетенное в ткань природы, и при этом оно все равно служит подтверждением существования Бога? Представьте себе мир, где сэр Александер Флеминг показывает слайды с левитирующим йогом, окруженным сияющей аурой. Вот это очень близко к моему идеалу.
