Чувство Святости (СИ) - Беатов Александр Георгиевич (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Однако, нельзя впадать в крайность обскурантизма. Сознание нам нужно хотя бы для того, чтобы осмыслить излагаемые в этой работе мысли. Сознание - инструмент, который способен подвести нас к черте, за пределы которой дорога ему закрыта. Подобно первой ступени ракеты, земная часть сознания отпадает, но иная его часть несёт своего пассажира в заоблачные выси, где - совсем иная логика, где в закон вступает совсем иная теория относительности...
Поэтому часть нашего сознания всё равно остаётся с нами, но только в качестве безмолвного пассажира, умолкающего от восторга открывающейся небесной перспективы и не смеющего открыть рта, чтобы вымолвить слово, так как в новой действительности "мысль изреченная есть ложь". Потом, когда он возвратится на землю и придёт в себя, то попробует рассказать другим о том, что сподобился лицезреть. Но, увы, человеческих слов ему для этого не хватит, и его никто не поймёт, и будут над ним смеяться, и, может быть, даже отправят в сумасшедший дом...
Эта та часть сознания, которая способна хранить память пережитого. Она обязательно попробует найти способы для выражения испытанного чувства, попытается облечь в знаки, символы, слова, образы то, что довелось узнать, чтобы поделиться с другими сокровенным. Это - творческая часть сознания.
Творчество мы рассматриваем как один из путей расширения сознания.
27.
Прежде чем отправляться в наше путешествие, давайте удостоверимся, что наш пассажир достаточно подготовлен к полёту. Может быть, ему лучше остаться на Земле?
Творчески можно додуматься до всего, даже если на пол пути и придётся изобрести не один велосипед. Стоит лишь последовательно размышлять в определённом направлении. Конечно, это относится не ко всякой области знания. Размышлять, возможно, придётся довольно долго, что может в конечном счёте привести к депрессии. Но сделаем из этого другой вывод. Нужно уметь переключать своё внимание с одного объекта на другой, научиться сосредотачиваться и в то же время давать себе отдых - уметь созерцать, освобождаться от замкнутого круга потока мыслей и забот.
Сосредоточение на Боге - самая лучшая панацея.
Какие же пути существуют для того, чтобы научиться такой медитации? Один из таковых - наша привычка к подобному роду занятий. Если не получается, то следует к этому делу относиться, как к необходимой работе. Чтобы облегчить нашу задачу, нужно постараться бывать чаще там, где возможно такое сосредоточение. Пусть это будет Церковь, природа, музыка, живопись, литература, собственное творчество...
Итак, мы отправляемся в дальнее путешествие... Оно может продлиться долго, если мы будем преодолевать пространство и время с трудом в силу тех или иных обстоятельств. Но возможно, всё произойдёт мгновенно: время - величина относительная. Мы будем недоумевать: что такое случилось? А может быть, мне всё это только привиделось, только показалось? Может быть ничего и не было?..
Так или иначе нужно подготовиться к такому необыкновенному вояжу. Поэтому попробуем затронуть некоторые вопросы, имеющие прямое или косвенное отношение к изучаемой нами теме.
"Проблема "я" и "мир" сопряжена с вопросом о том, что есть познание мира", - пишет М.К. Трофимова в своём исследовании, посвящённом апокрифическому пятому "Евангелию от Фомы" и рукописям Наг-Хаммади, найденным в середине прошлого века в Верхнем Египте ("Историко-философские вопросы гностицизма", Изд. "Наука", М. 1979, с.7). - "Размышляя о мире, - пишет автор, - человек может отделять себя от него, как познающий от познаваемого. Такое отделение и противопоставление себя ему необходимо аналитическому мышлению. Вместе с тем своей жизнью, существом, деятельностью человек включен в мир. Эта целостность, это единство столь же настоятельно заявляет о себе, требует внимания, отвечающего этому поведения, как и противоположная установка сознания - на разделенность познающего и познаваемого.
В текстах Наг-Хаммади обе позиции по отношению к миру, дробящая и целостная, отразились в виде двух форм существования человека - согласно гностической терминологии, в "мире" и в "гнозисе". Образ "мира" (kosmos) играет в рукописях огромную роль. Множественность, раздробленность, смерть, тьма совмещаются с этим образом. В "гнозисе", который обозначает в текстах не только цель (единство, жизнь, свет), но и путь к ней, противоположность познающего и познаваемого исчезает, человек обретает - через предельное напряжение своих индивидуальных возможностей - искомое чувство общности с мирозданием, отчуждённость преодолевается."
Пейзаж, точнее сама безыскусственная природа, открывающаяся в "звёздном небе" и в "былинке малой", являются, несомненно, более "реальными", чем какое-либо произведение искусства, в котором мы старательно высматриваем, а зачастую видим невольно (если перед нами плохая работа) те художественные средства и приёмы, которые автор попытался скрыть от нашего непосредственного взгляда. В искусстве нет той динамики, что разлита в самой жизни, открывающейся в своём глубинном полифоническом чувстве другой жизни - жизни активно созерцающей души. Поэтому жизнь, конечно, выше искусства. Как бы ни было бесценно художественное произведение, если оно попадает на чашу весов человеческой жизни, последняя должна перевесить, и билет в рай ценою слезинки ребёнка должен быть отвергнут.
Жизнь реальна. Искусство же показывает жизнь лишь с одной из бесчисленного множества сторон. Искусство всегда будет находить для себя предмет изображения и этим служить жизни. В этом одна из его задач.
Умение активно воспринимать, осознавать типичное в жизни, классифицировать и обобщать важно для науки и философии. Философия, однако, по определению Давида Анахта, армянского философа IV- го века, последователя учения Сократа, - выше науки и является "наукой наук и искусством искусств". Для настоящего художника подвести сознание к его последней черте не только научными приёмами, но и приёмами искусства, максимально сблизить его с жизнью - высшая творческая задача. В таком творчестве рождается новая жизнь: то, что открылось подвижнику, через художественные символы отражается во взоре созерцающего и через него проникает в жизнь человечества.
Есть и высшая задача искусства, решить которую удаётся немногим - тем лишь, кто не ограничивается одним лишь восприятием произведений искусства, но кто сам их творит. В творчестве жизнь художника наполняется новым смыслом. Подвижник постигает то, что до сих пор не замечал ни он сам, ни, порою, никто до него. В самом себе он обнаруживает бездонный колодезь, погружаясь в который, с трепетом выносит наружу нетронутые самородки таланта, извлекает на свет бриллианты, рассматривая которые позже привычным взором, сам поражается их красотою и неповторимостью.
Так происходит глубинный процесс самопознания...
Не всё оказывается возможным постичь рационально, не всё возможно воспринять как типичное в ряду явлений действительности. Порою мы сталкиваемся с индивидуальным, неповторимым, единичным, не подводимым под классификацию. Наш разум в безмолвии умолкает уступая место иному способу восприятия. И тогда научное мышление уступает место художественному, понятие - образу, магический обман - мистике.
Не все люди оказываются способными к образному художественному восприятию и, тем более, творчеству. Иначе бы не было на свете Колумба и Петра Великого. Что говорить, даже и творческий человек, порою обнаруживает в себе безразличие, пустоту, утрату интереса в восприятии окружающего мира, депрессию... Но и это необходимо. Иначе творчество не было бы до конца прочувствовано, являлось бы дилетантски поверхностным. К сожалению, примеров таковому - множество.
28.
Для большого литературного произведения необходима постоянная внутренняя "нить Ариадны" или линия, придерживаясь которой художник остаётся всегда верен себе, а его произведение постоянным и выдержанным внутренне на всём его протяжении как идейно, так и стилистически. Причём, эта "линия" не должна быть просто формальной, продиктованной редактурными, цензурными или иными объективными соображениями. Стиль, форма и прочее будут являться как раз материализацией этой внутренней линии. Эта внутренняя линия - позиция автора. В ней находится синкретика мировоззрения и миросозерцания, единство идеи и чувства. Она - вдохновение, которое сопровождает рациональные действия писателя, растворяет всякий его рационализм в сердце.