Книга Мирдада. Необыкновенная история монастыря, который когда-то назывался Ковчегом - Найми Михаил

МИРДАД: Не смотри искоса на Наронду, Абимар. Он не повинен в том, за что его винишь.

Абимар: Тогда кто? Кто сказал тебе? Неужели ты умеешь читать мысли?

МИРДАД: Шпионы иль чтецы умов Мирдаду не нужны. Вот если б ты любил Мирдада, как любит он тебя, ты с легкостью прочел бы, о чем мечтает он, и ясно понял бы, что в сердце у него.

Абимар: Прости глухого слепца, Мастер. Открой мне глаза и уши, ибо я горю желаньем видеть и слышать.

МИРДАД: Любовь — единственный волшебник. И если хочешь видеть ты, впусти Любовь в глаза, и если хочешь слышать ты, в ушах твоих Любовь пусть поселится.

Абирмар: Но у меня нет ненависти ни к кому, даже к Наронде.

МИРДАД: Отсутствие ненависти не означает присутствие любви, Абимар. Любовь есть действенная сила. Коль она не правит каждым твоим жестом или шагом, не сможешь ты тогда найти свой путь, и коль она не наполняет желанье твое каждое и мысль, пусты окажутся желания, а мысли станут панихидой дней твоих.

Теперь же сердце мое оборотилось в арфу, зовет меня исполнить песню. Где же твоя арфа, Цамора?

Цамора: Принести тебе арфу, Мастер?

МИРДАД: Да, Цамора.

Цамора тут же поднялся и отправился за арфой. Остальные переглядывались между собой в крайнем недоумении, однако сохраняли спокойствие.

Когда Цамора вернулся с арфой, Мастер бережно принял ее у него из рук и склонился над ней, ласково и внимательно, настраивая струны. Затем он стал играть и петь песню.

МИРДАД: Бог — твой капитан, плыви, о мой Ковчег! И пусть бушует ад, всю ярость изрыгая, Терзая мертвецов, живых же убивая, Расплавится земля, пустая и нагая, Бог — твой капитан, плыви, о мой Ковчег!

Любовь же — компас твой, плыви, о мой Ковчег! На север ли, на запад, на юг ли, на восток, Раздай добро тому, кто в том увидит прок, С пути ты не свернешь, хоть будет путь далек — Любовь ведь — компас твой, плыви, о мой Ковчег!

А вера — якорь твой, плыви, о мой Ковчег!

Пускай грохочет гром и молния сверкает,

И горы, и моря от ужаса рыдают,

И божья искра в сердце человека угасает,

Ее раздует вера — якорь твой, плыви, о мой Ковчег!

Мастер перестал играть и благоговейно склонился над арфой, как мать склоняется над сыном, что сосет ее грудь. Никто не перебирал струны, но арфа продолжала петь «Бог — твой капитан, плыви, о мой Ковчег!» Губы Мастера были плотно сжаты, но голос его разносился далеко за пределами пещеры, волнами окутывал каменистые горы, и долины, что лежат внизу, и море, что дышит беспокойно, и небеса, что смотрят свысока. В его голосе звучал звездный дождь, искрилась радуга, слышалась дрожь земли, завывал ураган, а иногда веял легкий бриз, или заливался песней соловей.

Глава 12

О творческой тишине. Самая лучшая речь — это всего лишь правдивая ложь

Прошло три дня. Семеро, словно подчиняясь беззвучному приказу, собрались вместе и отправились в пещеру. Мастер приветствовал нас так, как будто уже давно ждал

МИРДАД: И вновь я приветствую вас, птенцы мои, возвратившиеся в гнездо. Расскажите Мирдаду о ваших мыслях и желаньях.

Майкайон: Единственное наше желание — быть рядом с Мирдадом, чтобы могли мы слушать и внимать его истине, тогда и мы, возможно, станем такими же светлыми, как он. Однако его молчание приводит нас в священный трепет. Может, мы обидели его чем-то?

МИРДАД: Не для того, чтобы изгнать из сердца вас, молчу я три последних дня, но для того, чтоб стали ближе вы сердцу моему. Ведь тот, кто знает тайну тишины, ее Покой неразрушимый, не может быть обижен или обидеть сам.

Майкайон: Выходит, молчать лучше, чем говорить?

МИРДАД: Речь, даже самая прекрасная — всего лишь ложь правдивая. Тогда как самое гнетущее молчанье открытой правдою зовется.

Абимар: Получается, что слова Мирдада, хоть и честны, но все же ложь?

МИРДАД: И слова Мирдада — ложь для всех, чье «Я» не есть едино с «Я» Мирдада. Когда же станете черпать вы мысли ваши из одного источника, и все желания искать в колодце нашего единственного «Я» — тогда слова не будут больше ложью.

Когда мое и ваше «Я» сольются воедино, так же, как «Я» мое и Бога, тогда без слов общаться сможем мы и истину услышим в Тишине.

Пока мое и ваше «Я» не суть одно и то же, я вынужден вовлечь вас в слов войну, которую могу я выиграть вашим же оружием и к моему источнику вас привести.

Тогда вы в мир пойдете и научите людей любить, так, как учу вас я. Тогда вы поведете мир в тишину Сознания, туда, где будет бить для всех источник Слова, Святого Пониманья.

Пока же вы на милость Мирдаду не сдадитесь, не сможете вы стать непобедимы. И не отмоет мир позора поражений, коли не победите вы его.

И потому, друзья, готовьтесь к битве. Щиты достаньте, надевайте латы, точите свои копья и мечи. А Тишина бить будет в барабаны и боевое знамя понесет.

Беннун: Что же это за Тишина, которая одновременно и барабанщик, и знаменосец?

МИРДАД: Та Тишина, в которую я вас введу — пространство нескончаемое, в нем небытие восходит в бытие, а бытие в небытие стремится, и это — благодати пустота, где звуки, зародившись, умирают, где формы обретают вид, затем его теряя, где пишется судьба, где ничего нет, а только лишь ОНО.

Пока не перейдете вы эту пустоту, пространство это не пересечете, не сможете познать реальность бытия, а также всю реальность несуществованья. Не сможете познать вы, насколько тесно связана реальность ваша со всей Реальностью Единой.

Вас приглашаю в эту Тишину. Из края в край свободно в ней бродите, исследуйте всецело, чтоб смогли вы сбросить свои старые одежды и двигаться свободно и легко.

И ей отдайте ваши все заботы и страхи, ваши страсти и желанья, всю вашу зависть, вашу похоть всю, чтобы могли вы видеть, как исчезнут они, тогда свободны станут ваши уши от криков их, а тело от шипов их острых.

Ей подарите ваши копья, стрелы, с чьей помощью надеетесь покой и радость обрести, а вместо них приходит горе и неугомонность.

Туда себе дорогу проложите из темноты и духоты тюрьмы той, раковины той, в которой ваше «я» томится, туда, где свет и чистый воздух божественного «Я».

Та Тишина, которую на вас я возлагаю — не просто передышка в болтовне.

То Тишина Земли плодоносящей, а не молчанье гнусных подлецов.

То Тишина заботливой наседки, а не пустое квохтанье. Она сидит спокойно целых три недели, в уверенности тихой, что свершится под животом ее Волшебной Дланью чудо. Ее же неразумная соседка наружу из курятника стремится и исступленно всем вокруг кудахчет о том, что, мол, яйцо она снесла.

Так помните, друзья, о пустословье. Освободившись от стыда, от гордости освободитесь. Ведь благородство, что клокочет, хуже, чем молчаливое бесчестие, и хуже добродетель крикливая, чем бессловесный грех.

Остерегайтесь много говорить. Из тысячи произнесенных слов одно, всего одно лишь нужно бы сказать. Другие же в сознании туманом ложатся, утомят язык, и уши слышать более не могут, и сердце уж не видит ничего.

Как трудно вам сказать одно лишь слово, которое воистину желанно!

Из тысяч написанных словес, возможно, что всего одно вам нужно начертать. Слова другие зря лишь

тратят время, бумагу и чернила, и всего лишь неверные и мелкие шажки, незнающие крыльев света.

Как трудно написать одно лишь слово, которое воистину желанно!

Беннун: А как же нам молиться, Мастер? Молясь, мы говорим так много слов, и так много просим. Но редко происходит то, к чему взываем.