Сын Неба - Смирнов Леонид Леонидович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗
Глава вторая
Точка Невозврата
Решение вопроса лежало между кольцами планеты Сатурн. Если б у Него не было Иного Знания, но были миллионы и миллиарды, Он бы финансировал полет к Сатурну. Но у Него не было миллиардов, даже миллионов. Было другое. Он давно понял, что в мозгу каждого человека – громадный микромир. Спрессованная, сфокусированная модель Вселенной.
Можно свободно путешествовать по собственной внутренней Вселенной, но далеко не все обладают умением Войти в этот могущественный микромир.
1. Он никогда не посмел дурно говорить о женщине, с которой хоть раз был близок. Многим женщинам он был благодарен. Они были рядом в разные годы. Не всегда что-то складывалось гладко, но было много хорошего. И хоть прошел он и браки, и разводы, и встречи краткие, и встречи надолго, но не нашел он ту, с которой вместе предстоит уйти туда, в другие плоскости, в новые измерения, уйти навсегда, на миллионы, на миллиарды, на сотни миллиардов лет. Да, были хорошие встречи. Но это для земной жизни. ТУДА он, похоже, отправится один. Он не мог взять ТУДА кого попало. Ведь ТАМ не разводятся и ничего не меняют.
2. Говорил только он, она слушала, ей было интересно. А он говорить мог бесконечно – опыт множества жизней, им прожитых, не был растерян для этой, ныне проходящей, на планете по имени Земля. Он хотел услышать ее, но она не смела рта раскрыть, когда говорил он.
– Ваша дочка немного младше моей? – он попытался вывести ее из молчания вопросом.
– Нет. Ей девятнадцать, – возразила она, зная, что его дочери – шестнадцать.
Да, он ошибся. Календарно ошибся. На самом деле, его дочь по Вселенским меркам прожила уже более тридцати, был в этой шестнадцатилетней девчушке сфокусирован такой опыт, такое знание, что реально, по космическим измерениям, она была вдвое старше своего календарного возраста. Это, наверное, скорее плохо, чем хорошо, но она реально была старше, он ошибаться не мог, просто любой факт он обозначал более точно и емко, чем позволяла обычная земная логика. А с позиции земной логики, земных измерений, этот факт мог показаться ошибочным, искаженным.
– А с мужем вы уже несколько лет в разводе, – прозвучало это более утверждением, чем вопросом, она опять возразила:
– Нет, года не прошло.
Если судить по юридическому факту развода – года не прошло. Но если судить со Вселенских позиций – в разводе она была уже несколько лет. Он и говорил то, что было, хотя в переводе на земные понятия сказанное им выглядело странным и ошибочным.
– Меня столкнули в пропасть, я должна была упасть и разбиться. Но я не разбилась – у меня выросли крылья, – она мягко улыбнулась, а он отметил про себя с огромной радостью, отметил как озарение, как наиважнейший вывод, как принятое решение: она – Поймет!
– Я так и хочу лететь дальше, но меня все время что-то сбрасывает на землю, будто за ноги стягивает.
– А я хочу ходить по земле. Но меня все время что-то не отпускает, что-то с неумолимой силой тянет и тянет в небо.
3. – Вместо того, чтобы за компьютером сидеть, газету делать, девушек провожаешь! – ехидно улыбался Волчков. Потом шлепнул меня ладонью по плечу: – Она неплохая тетка, рекомендую, вышколена.
– Ваша пациентка?
– Как тебе сказать? Денег я с нее не возьму, потому что она, сам понимаешь, после этого неудобно… А лечить бесплатно… Там опухоль мозга, возни очень много. Бесплатно не возьмусь. Ведь, если берусь, надо делать до конца! Я же давал клятву Герострата!
По-моему, он что-то напутал. Я даже осмелился поправить – клятву Гиппократа? – но он не слышал:
– Давай, давай, за компьютер, за клавиши, пианист ты наш газетный!
4. С утра в коридоре шум. Я не высовываюсь. Я могу спокойно полежать, занимаясь тренингом мозга, погружением в могущественный внутренний микромир. Что мне этот шум в коридоре? Что мне эта квартира? Что мне этот мир? Мне не до них.
Но все-таки соседи меня вышибают из моего мира, и я узнаю, что Хихичка Якимова вляпалась в какашку. И даже не хихикает. Лежала какашка спокойно на кухне, никого не трогала, надо же было Хихичке вступить именно в нее. Как в анекдоте советского времени: вчера в дерьмо, сегодня в партию, вечно ты во что-нибудь вступишь.
Хихичка с криком стучит в дверь к Вите Баранову:
– Скотина!..
Тот, как всегда:
– Это не я!
Но сам он – в женском халате, а на голой ноге – след сползшей вниз какашки. Хихичка заставила его мыть пол. Кучки не осталось, хотя маленькие дрищинки видны были не только вокруг протертого места, видны даже на стене.
– Михалыч! Забери швабру к себе! – Якимова решила не пояснять, что от швабры дерьмом воняет, мотивировала свою просьбу по-другому: – Забери швабру в комнату, а то украдут!
Хихичка утихла, а я смог продолжить свои упражнения. Можно, конечно, медитировать в полной тишине, но полная тишина редко бывает. В условиях крика и визга занятия даже эффективнее, они дают устойчивость результата. Вне зависимости от условий.
5. Опечатки – весьма коварная вещь в журналистике. У меня на память хранится номер одной газеты от 20-го февраля 1982-го года, где слово «Ленинград» написано без буквы «р». Это был последний год брежневского правления, за такие опечатки давно уже не сажали, верхушка редакции отделалась выговорами по партийной линии. Нередко корректура и дежурный по номеру наловят «блох», а ошибки в самых крупных заголовках и рубриках пропускают. Храню я на память и номер с рубрикой на всю полосу: «ИНТЕНСИФИКЦИЯ-90». Да, я знаю, что правильно на самом деле «Интенсификация-90», что после буквы «к» пропущенная буква «а» в корне меняет смысл рубрики, но тем-то и коварны опечатки. Помню, редакторшу после этой «интенсиФИКЦИИ» вызывали в обком «на ковер», она вернулась возбужденная, сосала валидол, потом нервно курила, приговаривая:
– Ну, подумаешь, ну, назвали вещь своим именем, ну, подумаешь…
Для чего я это вспоминаю? Нет, не случайно. Я не видел иного выхода в ситуации, когда Волчков намеревался спереть внаглую открытие Игоря Храмцова. Я сделаю «очепятку». Вместо имени Vitali Volchkov над статьей будет стоять имя Igor Khramtsov. Заметят? Заметят, да. Но в готовом номере. Когда ничего уже изменить невозможно. А при правке и сверке? Когда еще можно все исправить, поменять? Волчков вряд ли в это полезет, вряд ли станет заниматься вычиткой, сверкой. Он понимает, что ничего в этом не понимает. Понайотыч заметит? Если б опечатка была внутри текста, наверняка заметил бы. Но в имени, набранном крупно, расположенном над текстом, он проморгает. Да еще после голодного обморока и рюмочки коньячку из потайного бара хозяина.