Любовные магические обряды, привороты и заговоры от Елены Лома - Лома Елена (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗
«Встану рано, не помолясь, пойду быстро, не благословясь, помчусь в чисто поле, аки вихрь. В чистом поле стоит ракитов куст, а в том кусту сидит толстущая баба, сатанина угодница, людская греховодница. Поклонюсь я той толстущей бабе, отступлюсь от отца, от матери, от роду, от племени. Поди ты, толстущая баба, разожги горячей огня у красной девицы (имя девицы) сердце по мне, добре молодце (имя молодца)».
«Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Стану я, раб божий (имя), благословясь, пойду, перекрестясь, из избы дверьми, из ворот воротами, в чистое поле заворами и взмолюся трем ветрам, трем братьям: ветр Моисея, ветр Лука, ветры буйные, вихори! Дуйте и винтите по всему свету белому и по «всему люду крещенному; распалите и присушите медным припоем рабу Божию (имя) ко мне, рабу Божию (имя). Сведите ее со мною – душа с душою, тело с телом, плоть с плотню – и не уроните, по всему белому свету гуляючи, той присухи крепкой ни на воду, ни на лес, ни на землю, ни на могилу. В воду сроните – вода высохнет; на лес сроните – лес зачахнет; на землю сроните – земля сгорит; на скотину сроните – скотина посохнет; на могилу к покойнику сроните – костье в могилу запрядает. Снесите и унесите, вложите и положите в рабу Божию (имя), в красную девицу, в белое тело, в ретивое сердце, в хоть и в плоть. Чтобы красная девица не могла без меня, раба Божия, ни жить, ни быть, ни дни дневать, ни часу часовать; обо мне, о рабе Божьем (имя), тужила и тосковала».
«В печи огонь горит, палит и пышет и тлит дрова; так бы тлело, горело сердце у (имя девицы) по (имя молодца), во весь день, по всяк час, всегда, ныне и присно и во веки веков».
«Стану я, (имя), помолясь, пойду, благословясь, из избы дверями, из двора воротами, в чисто поле. На желтом песке есть белая рыбица. Как белая рыбица тоскует и мечется и не может без воды жить, ни дневать, ни часу часовать, на всяк день и на всяк час, и как у белой рыбицы прилегла чешуя от головы до хвоста, так бы прилегли ко мне, (имя молодца), у нее, (имя девицы), думы и мысли на всяк час и на всяк день, в полном месяце и по все четные, во все двадцать четыре часа, всегда, ныне и присно и во веки веков».
Наговаривается на пищу или питье, которые дают привораживаемому, или на след его.
«Встану я, (имя молодца), и пойду из дверей дверями, из ворот воротами, под восток, под восточную сторону, под светлый месяц, под луну небесную, к тому синему морю, синему морю-окияну. У того у синего моря лежит бел Алатырь-камень; под тем под белым Алатырем-камнем лежат три доски, а под теми досками три тоски тоскучие, три рыды рыдучие. Подойду я близехонько, поклонюсь низехонько. «Вставайте вы, матушки, три тоски тоскучие, три рыды рыдучие, и берите свое огненное пламя; разжигайте (имя девицы) девицу, разжигайте ее во дни, в ночи и в полуночи, при утренней заре и при вечерней. Садитесь вы, матушки три тоски, в ретивое ее сердце, в печень, в легкие, в мысли и в думы, в белое лицо и в ясные очи; дабы (имя молодца) казался ей пуще света белого, пуще солнца красного, пуще луны небесной; едой бы она не заедала, питьем бы она не запивала, гульбой бы не загуливала; при пире она или при беседе, в поле она или в доме, – не сходил бы он с ее ума-разума». Будьте вы, мои слова, крепки и лепки, крепче камня и булата. Замыкаю я вас тридевятые замками; запираю я вас тридевятью ключами. Нет моим словам переговора и недоговора, и не изменить их ни хитрецу, ни мудрецу».
Читается на подаваемое питье.
«Лягу я, (имя молодца), помолясь, встану я, благословясь; умоюсь я росою, утрусь престольною пеленою, пойду я из дверей в двери, из ворот в ворота, выйду в чисто поле, во зеленое поморье. Стану я на сырую землю, погляжу я на восточную сторонушку, как красное солнышко воссияло, припекает мхи-болота, черные грязни. Так бы припекала, присыхала (имя девицы) о мне, (имя молодца), – очи в очи, сердце в сердце, мысли в мысли; спать бы она не засыпала, гулять бы она не загуляла».
«Стану я, (имя молодца), пойду из дверей во двери, из дверей в ворота, в восточную сторону, на окиян-море; на том море стоит остров, на том острове стоит столб, на том столбе сидят семьдесят семь братьев; они куют стрелы булатные день и ночь; скажу я им тихонько: «Дайте мне, семьдесят семь братьев, стрелу, которая всех пыльчее и летчее». Стрельну этою стрелою в девицу (имя девицы), в левую титьку, легкие и печень, чтобы она горевала и тосковала денно, нощно и полунощно, не заедала и не запивала. Заключаю замком крепким, и ключ в воду».
«Как Матушка Богородица любит своего Сына Иисуса Христа, думает о нем с нежной душой, с ласковым сердцем, с улыбкой на устах, так бы раба (имя) меня любила, думала обо мне, мечтала, с улыбкой ласковой меня встречала. Смотрела и не налюбовалась на меня ни в день, ни в ночь, а по всей жизни. Аминь».
«Иду, благословясь, иконе перекрестясь. Как страдает Божья Мать по своему Сыну, так бы и отныне раб (имя) и раба (имя) по друг дружке болели, сердца их горели, друг без друг бы не жили, лишь друг друга бы любили. Ни дня, ни ночи, ни часа, ни получаса. Закрою я свой наговор, замок повешу на забор, на церковные ворота. Слова замыкаю, дела заломаю, мужа с женой приглашаю на свое крыльцо, на венчальное кольцо. Ключ, замок, Бог на порог. Аминь».
Мужчина, вспотев и обтерев пот платком, тем же платком должен утереть любимую женщину, приговаривая про себя:
«Как у меня, (имя молодца), пот кипит и горит, так же бы у (имя девицы) кипело и горело сердце обо мне, (имя молодца)».
«Рыба карась или плотица, как тебе тошно на желтых песках, без воды и без грязи, тошно тебе в горячей и кипучей воде, так бы было тошно (имя девицы) по (имя молодца), чтоб она, (имя девицы), быть не могла; кто ту рыбу съест, тот без меня не проспит, не проживет и ни единой минуты быть не может».
Говорить по три раза на три зари – утреннюю, вечернюю и утреннюю.
«На море на окияне, на острове на Буяне лежит камень, на том камне сидит красна девка, (имя девицы), и идет к ней (имя молодца), и говорит ей: «Ты меня не убойся, я пришел, твой товарищ, тебя соблазнить, чтобы тебе меня почитать и всегда на уме держать, в еде бы не заедать и в питье бы не запивать, во сне бы не засыпать, в гульбе бы не загуливать; бросалась бы тоска в ночное окошко, в полуденное окошко, в денное окошко; казался бы я тебе краснее красного солнца и светлее светлого месяца, милее отца и матери, роду и племени, вольного света, разного цвета, что на свете цветет». Будь ты, мой приворот, крепче камня, крепче железа, отныне и до века».
«На море на Омане, на острове на Буяне лежит тоска; бьется тоска, убивается тоска, су доски в воду, из воды в полымя, из полымя выбегал сатанина, кричит: «Павушка Романея, беги поскорее, дуй (имя девицы) в губы, в зубы, в ея кости и пакости, в ея тело белое, в ея сердце ретивое, в ея печень черную, чтобы (имя девицы) тосковала всякий час, всякую минуту, по полудням, по полночам; ела бы не заела, пила бы не запила, спала бы не заспала, а все бы тосковала, чтоб я (имя молодца) ей был лучше чужого молодца, лучше родного отца, лучше родной матери, лучше роду племени. Замыкаю свой заговор семьюдесятью семью замками, семьюдесятью семью цепями, бросаю ключи в море-окиян, под бел горюч камень Алатырь. Кто мудреней меня взыщется, кто перетаскает песок из всего моря, тот отгонит тоску».
«Исполнена еси земля дивности. Как на море на океане, на острове на Буяне есть горюч камень Алатырь, на том камне устроена огнепалимая баня; в той бане мечутся тоски, кидаются тоски и бросаются тоски из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка, оттуда чрез все пути и дороги и перепутья, воздухом и аером. Мечитесь, тоски, киньтесь, тоски, в буйную ея голову, в тыл, в лик, в ясные очи, в сахарные уста, в ретиво сердце, в ея ум и разум, в волю и хотение, во все ея тело белое, и во всю кровь горячую, и во все кости, и во все суставы, в 70 суставов, полусуставов и подсуставов; и во все ея жилы, в 70 жил, полужил и поджилков, чтобы она тосковала, горевала, плакала бы и рыдала во всякий день, во всякий час, во всякое время; нигде бы пробыть не могла, как рыба без воды. Кидалась бы, бросалась бы из окошка в окошко, из дверей в двери, из ворот в ворота, на все пути и дороги, и перепутья су трепетом, туженьем, су плачем и рыданием, зело спешно шла бы и рыдала и пробыть без того ни минуты не могла. Думала бы об нем не задумала, спала бы не заспала, ела бы не заела, пила бы не запила и не боялась бы ничего, чтоб он ей казался милее свету белого, милее солнца пресветлого, милее луны прекрасной, милее всех, и даже милее сна своего во всякое на молоду, под полный, на перекрое и на исходе месяца. Сие слово есть утверждение и укрепление, им же утверждается, укрепляется и замыкается. Аще ли кто от человек, кроме меня, покусится отмыкать страх сей, то буди, яко червь в свинце ореховом. И ничем, ни аером, ни воздухом, ни бурею, ни водою, дело сие не отмыкается».
