Мессия. Том 2 - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" (читать книги онлайн .txt) 📗
И в христианской троице нет женщины: Бог Отец, Бог Сын — Иисус Христос — и какой-то странный парень Святой Дух. Чем эти трое приятелей занимаются без женщины? Это очень уместные вопросы сегодня. Конечно, это группа «голубых».
Им придется доказывать... У них вся власть. Теперь вот уже год как премьер-министр Италии постоянно говорит моим людям: «Мы выдадим визу на следующей неделе». Вот уже целый год! А как раз на днях один саньясин прибыл из Италии и рассказал: «Теперь он говорит, что необходимо новое заявление. Мы сожалеем, но время... целый год прошел». Но по чьей вине? И не то чтобы мы не напоминали ему. Наши саньясины просиживают там целыми днями вот уже год!
Но Папа — вот проблема! — настоял, чтобы меня не допускали в Италию. И эти могущественные люди, премьер-министры и президенты... я не обладаю властью, но они втайне опасаются: у меня ведь есть полное право, я прошу только трехнедельную туристическую визу. Премьер-министр боится: страна католическая, выборы близятся, и если не послушать Папу, то голоса католиков ему не достанутся. Что это за власть, которая зависит от кого-то? Из-за того, что они могут не отдать вам свои голоса, вы — нищий и в постоянном страхе.
Сейчас в Италии это превратилось в большую проблему, поскольку сто пятьдесят знаменитостей — нобелевские лауреаты, ученые, художники, поэты, актеры и актрисы с мировой известностью — подписали петицию в мою защиту, заявив, что это грубое нарушение свободы выражения и свободы передвижения. Теперь премьер-министр в гораздо большем затруднении, так как эти сто пятьдесят человек — мировые знаменитости, они тоже имеют вес. Если все они пойдут против него на выборах, то даже Папа будет не в состоянии спасти его.
Вот почему он говорит: «Новое заявление, еще немного времени...» В действительности он хочет, чтобы время миновало, чтобы эти выборы миновали: тогда пять лет он не будет бояться. Но он ошибается.
Когда бы я ни прибыл в Италию, я брошу вызов Папе. И я не требую, чтобы он прибыл сюда или к моим людям — у меня много саньясинов в Италии, — я хочу открытой дискуссии с ним в Ватикане перед всеми католиками. Так что ему не из-за чего тревожиться: все его люди будут там, а я приду один.
Я знаю, у истины своя собственная власть. Этот Папа-поляк, конечно, знает, что у него нет ответов для меня, и лучше избежать поединка, так как мое предложение выглядит просто: если я потерплю поражение, я стану католиком; но если поражение потерпит он — я становлюсь Папой! Простое предложение. И тогда Ватикан становится моим царством.
И даже если я получу визу, могу предсказать: на те три недели он убежит из Италии. Я просто закрою двери, чтобы он не мог убежать.
Истинно, все в вашем естестве движется в неизменном полуобъятии, желанное и ужасающее, отталкивающее и заветное, то, что вы преследуете, и то, от чего бежали бы.
Ваша жизнь — это ад, по простой причине: в вас нет ничего целого; все разделено. Ваша жизнь состоит из противоречий. Вы желаете чего-то и в то же самое время боитесь желать этого. Вы чувствуете, как что-то очень притягательно, но вы также и боитесь, и половина вас говорит: это отвратительно. То, что вы преследуете, и то, от чего бежали бы... Вы делаете обе вещи сразу.
Понаблюдайте за собой. Когда вы осуждаете, загляните внутрь себя; там должно быть некое одобрение. А когда вы любите — прямо за этим, как тень, следует ненависть.
Поэтому не случайно, что пары все время сражаются и любят. Фактически каждое сражение оканчивается любовью. Со временем это становится настолько обусловленным, что если они не сражаются, то не могут и любить — совсем как малые дети. Они продолжают таскать своего плюшевого медвежонка — грязного, замызганного, с виду как итальянский Папа. Они хотят избавиться от него, но они так привыкли к нему, что не могут спать без него. Только когда они обнимают своего медвежонка, они могут уснуть.
Муж может воевать с женой, но пока не произойдут какие-то переговоры, он не почувствует мира и покоя. Он принесет мороженое, цветы, новое сари. Он почувствует облегчение, лишь когда жена даст знак, что пора бросать сражение: «Поздно, нам пора спать». Они оба становятся плюшевыми медвежатами друг для друга.
В одном дворе все воевали, каждая пара сражалась... Вы замечали, что, когда женщина швыряет что-нибудь в вас — блюдце, чашку, — она никогда не попадает. Она не хочет задеть вас, а если и ранит, то тут же бросится искать мазь и... Но зачем вредить бедняге? Мужья и жены нашли очень хороший способ сражаться — подушками. Они не повредят друг другу; они швыряют подушки друг в друга и кричат друг на друга.
Все соседи недоумевали: почему этот Сардарджи, проживающий в одной из квартир... почему из его квартиры никто никогда не слыхал визга и воплей, наоборот — каждый вечер они слышали только смех. Они не могли поверить: это действительно муж и жена, или он похитил чью-то жену? Почему они все время смеются? Над чем?
Однажды все соседи обступили Сардарджи, когда он выходил из такси — он был водителем такси, — и спросили: «Мы больше не в силах противиться искушению: в чем секрет? Когда мы приходим домой, начинается сражение и продолжается до поздней ночи, а вы — исключение: только смех! Расскажите нам ваш секрет, мы тоже хотим смеяться».
Сардарджи сказал: «Было бы лучше вам не спрашивать, но если уж вы так любопытны, я расскажу вам правду. Секрет в том, что когда она швыряет что-то в меня и промахивается, смеюсь я, а если попадает в меня, смеется она. Таково соглашение. Поэтому вы все время и слышите смех; но мы в одной и той же лодке, разницы нет никакой».
Человек разделен внутри себя. Вы никогда ничего не делаете от всего сердца — все в полуобъятии. Такое состояние не может создать мир, тишину, радость.
Все это движется внутри вас, как свет и тень, парами...
Здесь свет; сразу снаружи поджидает темнота.
Когда тень бледнеет и исчезает, угасающий свет становится тенью другого света...
Внутри вас находятся пласты и пласты. Вы снимаете кожуру одного слоя — еще один свежий слой открывается.
Так и ваша свобода, теряя оковы, сама становится оковами большей свободы.
Это безмерно важные изречения. Путешествие вечно; никогда не думайте, что паломничество где-то заканчивается. Вы избавляетесь от одной вещи, и вдруг видите — поджидает еще одна. Опять вы связаны; как только вы избавляетесь от этого, вы обнаруживаете что-то еще более неуловимое, чего вы никогда не видели прежде.
Это правильные изречения, но Халиль Джебран не знает ничего за пределами ума. Он уходит в ум глубже всех — глубже любого Зигмунда Фрейда, Юнга, Адлера или Ассаджиоли, — но он никогда не выходит за пределы ума. А у нас на Востоке подход совершенно иной. Мы знаем, что ум вроде луковицы: слой на слое. Зачем тратить время? — просто идите за его пределы. Пятнадцать лет беспрерывного психоанализа, — а человек, каким был, таким и остается; ничего не изменяется.
Но лишь небольшое усилие в медитации... а медитация — это просто шаг за пределы ума. Оставьте ум позади; нет нужды продолжать снимать его слои.
Вы не есть ум, так же как вы не есть тело.
Вы часть бессмертной жизни.
Ваше тело, ваш ум полностью сосредоточены вокруг ложного Я. Как только вы выходите за пределы Я, то внезапно обнаруживаете небо, которое не имеет пределов. Некоторые звали его Богом, некоторые звали его Брахмой, но лучшее слово использовано Махавирой и Гаутамой Буддой: они назвали его мокша. Мокша означает «тотальная свобода» — свобода от всего того, что связывает вас, свобода от всего ложного, свобода от всего, что должно умереть. И как только вы освобождаетесь от всего ложного и смертного, двери бессмертия уже открыты для вас.
Веды провозгласили вас амритасъя путрах: сыновья и дочери бессмертия. И, за исключением медитации, никогда не было никакого пути, и никогда не будет никакого пути.
Те, кто упускает медитацию, полностью упускают танец жизни. Я надеюсь, что никто из вас не упустит этот танец, эту песню, эту музыку вечности.