После Кастанеды: дальнейшее исследование - Ксендзюк Алексей Петрович (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Прежде всего следует хотя бы вкратце проанализировать современное отношение массового сознания к магии, мистике и оккультизму. В связи с этим нельзя не отметить всестороннее торжество мифа в человеческих представлениях об истории духовного поиска и истории цивилизации в целом. Не стоит, наверное, специально останавливаться на материалистическом скептицизме (который, при внимательном рассмотрении, опирается на миф ничуть не в меньшей степени, чем глубокомыслие современных теософов) — нам он слишком известен. Материалистическая вера не страдает особой тонкостью подходов; последовательные атеисты воображают, будто древние цивилизации пали жертвой собственного невежества и корыстного шарлатанства со стороны жуликов-жрецов, бессовестно эксплуатировавших глупых и суеверных соплеменников. Иногда еще утверждают, что религиозные институты были необходимы для успешного государственного строительства, а пророки и духовидцы либо прикидывались, дабы обрести политическую власть, либо болели неизлечимыми в то время психическими расстройствами.
Существуют и другие мифы — более привлекательные, порою не лишенные драматического пафоса с поистине космическим значением, но в конечном счете столь же далекие от безразличной Реальности, движущейся в невидимом и невообразимом для нас направлении, скрывая, как всегда, свою многомерность от нашего восприятия. Скажем, до сих пор живет миф о том, что история человечества отражает его непрерывную деградацию. Миф о прогрессе, вывернутый наизнанку, выглядит тоже по-своему увлекательно, завораживая мрачным торжеством хаоса.
Историческое мышление современного человека, как и человека, скажем, античного, совсем не является результатом реального исторического процесса — если мы говорим сейчас о субъективной репрезентации истории в сознании индивида. Упрощенный (иногда до примитивизма) комплект исторических сведений, который можно без преувеличения назвать повальной инъекцией среднего образования (и не только в этой стране, речь идет о цивилизации вообще), в обстановке идеологического напряжения уже несет мифологическую нагрузку; если же идеологического напряжения нет, то он обильно удобряет почву для личного или коллективного мифа об истории сообразно с фантазиями и пристрастиями граждан. Коротко говоря, история в голове человека — это миф, и мир, т. е. конечный продукт истории, ее результат, ее сегодняшняя реализация, — тоже миф. И в таком положении дел нет ничего оскорбительного для человеческого рассудка, ибо мифические категории (т. е. категории, репрезентирующие человеческое воображение, антропоморфные и антропоцентристские) — его главное и почти единственное содержание. Уйти из мифа вообще, а не перебраться из одной мифологической системы в другую, дано немногим, и именно этим занимается магия дона Хуана Матуса.
Концепция инволюции (нисхождения ко все более примитивному, к распаду и энтропии), время от времени возникающая в качестве предмета для полемики среди ученых, энергично проповедующих космический пессимизм, по своим причинам (порою драматичным, мрачно бунтарским, отчаянным) согревала душу многим мистикам и оккультистам. Любопытно, что народная магия изначально не симпатизировала антиутопическим настроениям интеллектуальных духовидцев, и в тех немногих местах, где она может существовать, не участвуя в борьбе с религиозностью и технократической экспансией, по сей день предпочитает более светлый взгляд на развитие мира. Их обители уединенны и покойны — маги не ждут "конца света" и не льют кровавых слез над погрязшими в скверне единоплеменниками. Маги вообще не отождествляют себя с социумом и гораздо больше нашего знают о том, как устроен человек в мире.
Упрямые оккультисты — невольные противники ортодоксии и технологического пути развития — в незапамятные времена почуяли грядущее "осквернение святынь". Все, что делал человек для закрепления, оформления, структурной унификации описания мира, затрудняло путь мистика к Неведомому, к Тайне, к Богу. Возникла даже идея о постепенном сокрытии Божества от творения — особенно к ней склонялись каббалисты и гностики, так как в христианское время подвергались гонениям и были вынуждены держать свои взгляды при себе. Древние века, когда разум был немощен, язык аморфен, а восприятие раскрепощено, были эпохой постоянного излияния Божественного света; всякая душа полнилась благодатью и могла лицезреть чудесное таинство творения, не имея нужды в более грубых удовольствиях, а также пище, жилье и т. п., поскольку благодать — Свет Божественного — укрывала их в стужу и кормила нектаром. Социальная сторона этого belle epoque ("золотого века") сводилась ко всеобщему равенству всех перед Богом, что, разумеется, создавало умиротворенность и взаимную любовь граждан. Теперь же мы скатились к железному веку — эпохе эгоизма, вражды, конкуренции, полного очерствления душ и их бесчувственности к благодати, эпохе технологического разума, материального потребления, а это порождает кровавые войны, массовый невротизм, уничтожение живой природы — и в конечном счете уничтожение самого человека.
В разряд подобных идей входит сама ветхозаветная доктрина о грехопадении человека (тогда-то Бог и "сокрылся"). Оскомину набили многочисленные гипотезы, версии, даже «теории» о древнейшей высокоразвитой цивилизации, погибшей по собственной глупости или в результате космической случайности. Осколки их "высшего знания" позволили нынешнему человечеству снова взяться за ум — но есть еще (должны быть!) тайные хранилища их информации, и когда мы доберемся до этих тайников, разрешится вековечная тайна земной расы.
Легенды этого толка, сколь бы утопичными и банальными они ни были, в психологическом плане отражают единственный факт — ощущение утраты и связанную с ней горечь. Стремительно развиваясь, род человеческий утратил некий дар, некое свойство, чувство, делавшее человека более гармоничным, быть может, более естественным. Теперь мы сожалеем об утраченном богатстве (духовном или материальном), утраченной силе, знании и т. п. Несомненно одно: утрата оказалась существенной, куда более существенной, чем потеря невинности, младенческой наивности или просто молодости.
С точки зрения теории восприятия, к созданию которой нас подталкивают книги Кастанеды, имел место двойственный процесс, для человечества неминуемый, в котором нельзя усмотреть ни падения, ни восхождения — ничего, кроме становления вида, т. е. созревания такого типа существ, которые в силу своей оригинальной конституции обладают огромными недостатками и огромными, небывалыми преимуществами. О тех и о других я буду говорить достаточно много.
Пока же следует сказать о том, что история человечества в целом представляет собою историю формирования и усиления его тоналя. Чистая интуиция, внеразумное восприятие, невербализуемое чувство Реальности, т. е. непосредственный психоэнергетический резонанс (контакт) с нагуалем, дарующий непостижимую эффективность действия и прямое постижение (видение) текучести и разнообразия энергетической вселенной, источник живительной силы, который в нагуале повсюду, — все это плавно скрылось, ушло в сторону, стало незначительным, непонятным, в результате чего — пугающим, вытеснилось за границы поля ясного и четко структурированного сознания. Это обманчиво ясное поле, вытеснявшее на периферию психического пространства все больше чувств и способностей, одновременно удаляло насыщенность красок, нефункциональную эстетику форм, полноту пространства ("сок воздуха", как сказал поэт), отрезало все «излишние» ореолы, эховые следы, которые есть у каждого предмета, у каждого живого существа, устраняло тени, нюансы, полутона…
Описание мира, сотворением которого занялся постепенно растущий разум, мгновенно обнаружило свои преимущества. Предметы становились все более узнаваемыми, отношения между ними — все более определенными. Живые существа, и в первую очередь себе подобные, почти сразу заняли однозначную позицию — «другие», «не-я». Возник субъект (Я) и объект (Оно), появилась возможность манипулировать другим, ведь другое отделено от «я» и судьба другого имеет куда меньшее значение, чем судьба Я. Такое противостояние требовало поддержания через постоянное интеллектуальное усилие: ведь именно интеллект разделил вещи и в определенном смысле развязал войну между человеком и миром.
