Мессия. Том 2 - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" (читать книги онлайн .txt) 📗
И если в другом сне встретятся наши руки, мы построим другую башню в небе.
Сказав так, он дал знак морякам; те тотчас подняли якорь, корабль отдал швартовы, и они двинулись на восток.
Как из единого сердца, крик вырвался у народа, и поднялся в сумрак, и разнесся над морем, словно могучий глас трубы.
Лишь Альмитра молчала, провожая взглядом корабль, пока он не исчез в тумане.
И, когда народ разошелся, она все еще одиноко стояла на молу, вспоминая в своем сердце его слова:
«Еще мгновение, минута покоя на ветру, и другая женщина родит меня».
Прощай, Народ Орфалеса!
Этот день подошел к концу.
Он закрывается перед нами, как водяная лилия перед своим завтрашним днем.
То, что нам было дано здесь, мы сохраним,
И если этого будет мало, мы снова соберемся вместе...
Человек доверия, любви и самоотдачи никогда не теряет надежды. Он хронический оптимист; в противном случае мистики перестали бы разговаривать с вами, ибо, что дали вы им, кроме боли, страдания, осуждения и смерти? Но они продолжают надеяться вопреки всему; их стремление принести вам весну жизни действительно велико — даже всем вам вместе не под силу разрушить его. Вы уничтожили многих мистиков — распинали их, травили, побивали камнями — и все же они умирали с благословением на устах.
Прощай народ Орфалеса! Этот день подошел к концу.
Эта жизнь заканчивается, слепота и глухота безграничны, но сострадание, любовь и доверие мистиков еще сильней, чем ваши слепота и глухота. Это и есть единственная надежда человечества.
Мистики знают, что они обращаются к стенам, но они продолжают говорить; они знают, что их не слушают, но они продолжают стучать в ваши двери. Им известно, что вы досадуете, раздражены: зачем эти чужаки надоедают? Но невозможно для этих чужаков, для этих людей из другого мира перестать любить вас. Вы не можете сделать ничего такого, что могло бы убить их любовь, распять их сострадание.
Даже когда Иисуса распинали, он пообещал своим последователям: «Не беспокойтесь. Скоро я буду опять с вами», — как будто распятие было обычным делом. Когда Гаутама Будда умирал, тысячи его учеников плакали и причитали, а он сказал им: «Вытрите свои слезы, потому что как только вам потребуется, я буду с вами. В ваших молитвах, в ваших медитациях вы всегда обнаружите меня среди вас».
Перед уходом Махавира сказал своим ученикам: «Как только пятеро из вас соберутся в медитации, там будет также и шестой — хоть он будет и незрим. Вы, может, и не увидите меня, но я смогу видеть вас — это и есть то, что действительно важно. Я пробыл с вами восемьдесят два года, и вы не увидели меня; я был в материальном теле, а вы все не замечали меня. Так что ваше зрение не важно — важно, чтобы я видел вас.
Но вы будете чувствовать мое присутствие сильнее, потому что я уже не буду ограничен своим телом. Я окружу вас, как облако, я переполню ваши сердца, и вы будете знать, что я пришел, потому что внезапно вся атмосфера станет иной. В тот момент, когда я буду присутствовать среди вас, вы будете отсутствующими. Мое присутствие будет рассеивать ваше присутствие, как свет рассеивает темноту». А это были люди, которые много раз пытались убить его. Одна и та же история в различных контекстах — снова и снова.
Человек оказался упрямым, непреклонным, но мистики более упрямы и более непреклонны, чем вы; что бы вы ни делали, это не помешает им. Они будут продолжать работать ради роста вашего сознания — они по-прежнему работают, а вы по-прежнему занимаетесь теми же глупыми вещами, что и раньше. Это странная история любви и ненависти. Со стороны мистиков это любовь, со стороны масс это ненависть. И этого не изменить.
Возможно, это закон природы: у масс нет ничего иного, чтобы отдать. Они так полны ядом, что могут давать только яд. И мистики тоже беспомощны; они так полны любви и нектара жизни, что могут давать только это.
История взаимоотношений между массами и мистиками никогда не бывала раскрытой ясно. Что же происходило? Зачем вам надо было отравить Сократа? Зачем вам надо было убить Иисуса? Зачем вам надо было замучить Мансура? Не то чтобы вы осознавали, делая это, — если бы вы осознавали, это было бы невозможным. В своем сне, в своей бессознательности вы продолжаете совершать поступки, уродливые, унизительные для человеческой природы, недостойные человека. А из суперсознания мистик продолжает осыпать вас цветами — независимо от того, что приходит в ответ.
Прощай, народ Орфалеса! Этот день подошел к концу.
Я ухожу... мой корабль готов, я готов. Я задержался достаточно долго среди вас, надеясь, что кто-то услышит, кого-то затронет, кто-то осознает, что чужак — это не чужак, а самое сердце ваших сердец; что он не только снаружи вас, но и внутри.
Он закрывается перед нами, как водяная лилия перед своим завтрашним днем.
Он использует прекрасную метафору — водяная лилия раскрывается на солнце. Как только утром восходит солнце, водяная лилия открывает свои лепестки. Когда солнце добирается до середины неба, водяная лилия подходит к своему полному раскрытию, и как только солнце начинает садиться, водяная лилия начинает закрываться. За то время пока солнце садится, лепестки водяной лилии закрываются — «перед своим завтрашним днем», говорит Альмустафа. Но завтра солнце взойдет снова, так что ничего не потеряно, даже если потерян этот день.
Мы будем снова вместе.
Если вам не удалось раскрыться сегодня, не беспокойтесь. Завтра на восходе солнца вы можете открыть свое сердце — вы можете сами стать водяной лилией.
То, что нам было дано здесь, мы сохраним,
И если этого будет мало, мы снова соберемся вместе и вместе протянем руки к дающему.
Тот дающий — сущее. Если этот день не стал днем осуществления, мы встретимся снова и вместе протянем руки к дающему.
Альмустафа говорит: «Все то, что я давал вам, — это не мои слова; все то, что я давал вам, — это не моя собственность. Я был здесь только посланником, передающим послание от окончательного. Но если вы и не услыхали его, не беспокойтесь».
Он дает им финальное благословение; он не хочет, чтобы они о чем-либо жалели... Он чувствует глубокую печаль из-за того, что они тоскуют о нем; только сейчас они тоскуют о нем.
«Мы вместе протянем руки к дающему в другой день. Мы существа вечности; дни приходят и уходят, мы — всегда здесь. Поэтому все, что уходит, пусть уходит. Если я хотя бы посеял в вас зерна стремления к неведомому, недостижимому — этого довольно. В другой день мы встретимся вместе и протянем наши руки к дающему».
Не забывайте, что я вернусь к вам.
«Вы очень забывчивы, настолько забывчивы, что забыли и сами себя. Я знаю, что скоро я стану поблекшим воспоминанием, вы можете даже усомниться: был ли такой человек, или у меня была только галлюцинация».
И это не простая поэзия. Когда западные ученые начали переводить восточные писания, они пришли в недоумение. Их обусловленность была христианской, а христианство верит, что Бог создал мир только шесть тысяч лет назад. Их христианская обусловленность была сильно потревожена, потому что они натолкнулись на писания, которым десять тысяч — а согласно некоторым — и девяносто тысяч лет.
Если великое писание было создано девяносто тысяч лет назад, цивилизация, очевидно, уже достигла совершеннолетия; в противном случае такое писание не могло бы возникнуть. Человечество должно быть старше, чем писания. И это была такая культура, что даже за девяносто тысяч лет нам не удалось создать еще один язык, столь же совершенный, как санскрит. Вы не сможете найти ни единого пробела, ни единой трещины в нем. Это не происходит в один день; это требует времени — тысяч лет для развития.
Ваша забывчивость такова, что вам может быть навязана любая идиотская обусловленность, а как только обусловленность навязана вам, вы стараетесь понять все в соответствии со своей обусловленностью. Христианские ученые были изумлены, но они кое-как постарались зафиксировать все в пределах шести тысяч лет. С писаниями это было легко, но что делать с городами?
