Протоколы колдуна Стоменова часть I - Ценев Вит (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Из вещей особо годны сродненные с ним предметы — может быть, это именные часы будут, или брошь фамильная, иль еще какие-то родословные украшения. Попало тебе это в руки — и царем судьбы человека этого сделался.
Еще хороша фотокарточка или портрет художественный. Но самое средство сильное — земля могильная, где родня его похоронена. Обращаться с ней нужно осторожно, особенно если не ведаешь, для чего это надобно...
Все, Сергей Дмитрич, страшатся, когда покойничек снится, дурной приметой это считается, смерти предвестником. И правда, и неправда в этом сокрыта. Привиделся тебе мертвый во сне — благодать в этом, и худо с человеком сделаться может, если он прихода этого страшится, от прихода этого отбрехивается. Многие поминать покойного начинают, блины да кутью готовить, да только не еда со стола вашего нужна ему, а духа вашего почитание и уважение. Тогда он от смерти скорой оберечь сможет, хранителем незримым стать, а по смерти вашей примет радушно.
Расскажу я тебе, Сергей Дмитрич, еще историю одну. Было дело это в июне 1941 года, а если точнее быть — то в ночь с 21 на 22 июня — один весьма научный букашка человечий спустился во вскрытую гробницу Тимура, завоевателя великого, кровожаждущего, и череп Тимуровский в руки берет...
А что через несколько часов случилось — ты и сам, Сергей Дмитрич, знаешь без моего. Деда-то своего, почитай, потерял в Великую Отечественную, да? Ты можешь сказать — мол, случайно все это вышло — да только говорю: не случайно все это!
Следователь: — Складно кроешь, Андрей Николаевич...
Стоменов: — У кого жизнь складно идет, тот и говорит знаючи. Много я по свету погулял, видел разного, слышал дельного и бездельного, но еще больше знаю того, чем Никола с нами делился. Правда его была, много раз пришлось убедиться в этом. Бродишь по уезду — народ дикий, смурной, суеверный, верят во что ни попадя. У смоленских своими глазами видал, как кол осиновый мужики в могилу колдуну своему помершему вбивали… Боялись колдунов этих — страсть как боялись, да только там предрассудки одни, а проку немного. Вологодский колдун, помираючи, совет дает: если в поле умереть мне придется, то в избу не вносите, а коли в избе смерть придет — выносите не ногами вперед, а головой, а у первой реки остановитесь, навзничь в гробу переверните и пятки или жилы подколенные подрежьте. Скажи мне, Сергей Дмитрич, чего ж это за колдун такой, что знать не знает, где смерть принять придется, догадку строит, а?
Следователь: — А ты, никак, знаешь, Андрей Николаевич?
Стоменов: — А то как же! И смерть свою знаю, и время ее. Грош бы цена слову моему, если над другим потешаюсь, а сам таков же. Нас, Сергей Дмитрич, немного Магов Смертных на земле этой ходит, и каждый кончину свою доподлинно ведает. Кто сто сорок лет проживет, кому не боле сорока полагается, мне вот восемьдесят Николой заповедовано. Он известие имеет, кому когда правильным умирать будет, и никто еще из кривошеевских и никитовских не ослушался его. Не было такого! Не ослушались и те, кто на смену покойничкам нашенским пришли...
Следователь: — А что, ослушаться можно?
Стоменов: — Да вроде бы и не понукает никто, только никому это на ум не пришло. И говорю я это не потому, что мысли в нас такие бродют, а лишь потому, что много с человеками судьбы обычной, непримечательной делов иметь пришлось. А вы другие, вас постоянно сомнения одолевают, вопросы разные, вроде: «А что, если...» да «Каков в этом смысл?» Моя душа прозрачна, Сергей Дмитрич, прозрачнее родниковой воды будет. Вот тут ваш дружок потешный голос свой надсаживал, что, дескать, кровью замутнена водица моя, да только не пойму я, о чем это он... Живу я светло, потому что знать не знаю, для чего я живу и почему вот говорю тебе все это. Так уж у нас заведано — известно мне, что сподручник мой в Красноярских краях исполняет, но не ведомо, для чего я здесь и какова польза от этого.
Следователь: — Значит, Никола ваш всеми вами управляет?
Стоменов: — Никола свое деет, он к царству мертвых ближе всего будет. А нас хранители направляют, совет дают, о спокойствии и безмятежности нашей исправно пекутся. До знакомства с вами, мужи государственные, Андрюша — висельник был ко мне других ближе, а теперь — Андрей, от тифа сгинувший, со мной денно и нощно рядом. Ты, Сергей Дмитрич, чую я, предположение имеешь, что Никола вообще смерти не имеет, так ошибаешься ты. Николе сейчас сто пять годков будет, и отпущено ему до конца века нынешнего прожить. Сказку, небось, читали: «Жили они долго и счастливо и умерли в один день...»
Все-таки умерли, Сергей Дмитрич, хотя и после того, как «долго и счастливо».
В 2001 году в Мир этот новый Никола придет. Звать его, конечно, по— другому будут, год, который назвал я, не день рождения его означает, а день Прихода к нему людей, в силу его уверовавших...
Кристо Ракшиев (дневники)
В 1919 году деревня Кривошеевка опустела. В день ухода в деревне, по словам Кривошеева, находилось пятьдесят четыре человека, ушло же сорок девять. Пятеро были детьми от трех до одиннадцати лет, их всех тихо передушили и тщательно, с любовью, захоронили на кривошеевском кладбище. Ни слез, ни причитаний не было, психоз полыхал вовсю. Я не знаю, как назвать ЭТО по— иному... Тридцать два мужика и семнадцать баб разбрелись по миру в только им известных направлениях. Нет, кое-что мне теперь известно. Сам Кривошеев, в конце концов, приноровился в Софии. Никола — хм, недурно устроился, в Филадельфии. Кто-то, я так понимаю, сейчас в Союзе, в Красноярском крае... Марфа умерла в 1939 году в Югославии, Ерофей, отец Николы, умер в 1969 году в Казани. Народился уже давно их новый дьявол, тоже где-то в Советах.
Я полез в литературу искать день его рождения: Кривошеев сказал, что народился он хоть и в год другой, но дни, схожие со смертью Гришки Распутина. На Гришке, по его словам, печать смерти за два дня организовалась, вот и Никола новый родится, с печатью этой соотнесенный. Григорий Распутин, фаворит царский, был убит в Юсуповском дворце в ночь с шестнадцатого на семнадцатое декабря, то есть, если я правильно понял разглагольствования Кривошеева, дьяволище их родиться должен или четырнадцатого, или пятнадцатого декабря.
Черт, черт подери, чем я занимаюсь?! С чего он взял, что у меня с головой что-то? Врачи говорят — сердце береги — болит, зараза. Надо меньше курить, меньше курить. Поголодать, что ли? Ишь, не ест по три дня, а не скажешь: розовощекий, глаза блестят, зубы... как ему удалось сохранить такие зубы?
Пишу про магию дальше...
Голодать, с бабой не спать, молчать — мало! Главное, чтобы та сила, которая в тебе рождается, толкает на усилия нечеловеческие, чтобы жажду свою притупить, успокоить — эта Сила должна быть подчинена, но не утихомирена, а напротив, усилена еще больше и направлена вовне. Если эта Сила в тебе обуздана — дерево с корнем из земли вывернуть сможешь, за версту от тебя стоящее, одним только взором пристальным. Поверить я в это не могу, но Кривошеев утверждает, что это так. Странно, но ему никто из следователей не предлагает проделать какой-либо фокус из тех, о которых он рассказывает. Хотя... Про печень полковнику помянул — случайно или знает что-то? Знает, что у меня детей нет. Непрост дед, ой, непрост! Говорит чудно — то как академик вещает, а то говором каким-то чудным... Я справился у Фрейда относительно воздержания, он говорит, что это обычное дело, сублимация, ну и прочая ахинея. Фрейд — он и есть Фрейд.
Голод ослабляет человека. По Кривошееву же — силу дает, если правильный подход иметь. А в чем подход этот заключается, мне не понять. Почему, например, нельзя голодать, если до этого другой голод не познал — вожделение сексуальное? Почему? Почему сначала раззадорить человека нужно, чтобы потом предмет желания у него отнять? Почему ругаться нельзя? Фрейд говорил, что ругаться полезно, нервное напряжение снимает... Кривошеев говорит иное. Почему, почему, почему? Ну, молчу я, положим, сорок дней и даже больше — и что, магом заделаюсь? Немые, выходит, самые невозможные маги будут! Так ведь получается?
