Десятое пророчество - Редфилд Джеймс Redfield (читать книги онлайн TXT) 📗
— Мою приятельницу зовут Чарлин Биллингс. А эта женщина — может, вы вспомните что-нибудь еще?
— Она говорила что-то о Национальном лесном заповеднике. Я подумал, что она одна из этих исследователей, которые вечно болтаются здесь. Хотя, точно не скажу.
Она предупредила, что лучше бы мне поскорее убраться из долины. Сказала, что должна забрать своё снаряжение, а потом тоже уйдёт. Похоже, она думает, что здесь что-то неладно, что всем угрожает какая-то опасность.
Вообще-то, она мало что сказала, да, честно говоря, я и не слишком понял, о чём речь. — Его тон, видимо, должен был навести меня на мысль, что сам он привык говорить прямо и открыто.
— Похоже, эта женщина и есть моя приятельница, как можно дружелюбнее произнёс я. — Где точно вы её встретили?
Он указал на юг, пояснив, что встретил её примерно в полумиле отсюда. Женщина была одна и потом пошла в юго-восточном направлении.
— Я дойду с вами до родника, — сказал я, подхватывая рюкзак.
Пока мы спускались с холма, мой новый попутчик поинтересовался:
— Если это была ваша приятельница, то куда, по-вашему, она направлялась?
— Не знаю.
— Наверное, в какое-нибудь таинственное место. Искать страну Утопию. — Он цинично усмехнулся. Я понял, что это — крючок с наживкой.
— Возможно, — ответил я. — А вы разве не верите в возможность существования Утопии?
— Нет, разумеется, нет. Это — доисторическое мышление. Это же, просто наивно.
Меня одолевала усталость, и я решил закончить разговор:
— В конце концов, у каждого — своё мнение.
Он рассмеялся:
— Дело тут не в различии мнений, а в фактах. Никакой Утопии не будет. Всё только ухудшается, а не становится лучше. Экономика выходит из-под контроля, и, в конце концов, всё взлетит на воздух.
— Это почему же?
— Да, это элементарная демография. На протяжении большей части нашего века, в западных странах существовал многочисленный средний класс — класс, который возводил в культ порядок и смысл, и свято верил в то, что экономическая система равно хороша для всех.
Но теперь эта вера начинает рушиться. Куда ни глянь, это бросается в глаза. Теперь, с каждым днём всё меньше людей верит в систему или играет по правилам. А все потому, что средний класс сокращается.
Развитие технологии обесценивает труд и способствует расслоению общества на две группы — имущих и неимущих: тех, у кого в руках капиталы, приводящие в движение мировую экономику, и тех, кто обречён обслуживать их.
Прибавьте к этому деградацию образования, и вы увидите всю серьёзность проблемы.
— Это звучит весьма цинично, — заметил я.
— Зато, это — правда. Такова уж наша действительность. Там, за пределами этой долины, большинство людей вынуждено затрачивать всё больше усилий для того, чтобы просто выжить.
Куда ни глянь — везде сплошные стрессы. Нервы у всех на пределе. Никто не чувствует себя в безопасности, а ведь, самое худшее ещё не началось. Происходит демографический взрыв, а развитие технологии даже опережает прирост населения.
При таком положении вещей, дистанция между образованными и необразованными будет всё больше увеличиваться, и имущие будут контролировать всё большую часть мировой экономики, в то время как среди неимущих будут расти преступность и наркомания. А что, по-вашему, ожидает слаборазвитые страны? — продолжал он.
— Большая часть Ближнего Востока и Африки уже находится в руках религиозных фундаменталистов, цель которых уничтожение организованной цивилизации, которую они считают империей сатаны, и замена её некой извращённой теократией, где религиозные лидеры руководят всем и вполне законно могут приговаривать к смерти тех, кого считают еретиками, независимо от их гражданства, подданства и местонахождения.
Казалось бы, кем надо быть, чтобы согласиться с подобной бойней во имя духовности? А ведь, с каждым днём, всё больше народов делает это. В Китае, например, до сих пор практикуется умерщвление новорождённых девочек. Вы можете поверить в такое?
Говорю вам: закон, порядок и уважение к человеческой жизни доживают последние дни. Человечество вырождается, превращаясь в завистливую и мстительную толпу, которой правят злобные шарлатаны. И остановить это, по всей вероятности, уже нельзя.
Но, знаете что? На самом-то деле, на это всем наплевать. Всем! Политики ничего не хотят делать. Их волнует лишь собственная власть и то, как её удержать.
Мир меняется чересчур быстро. Никто не поспевает за ним, и именно это заставляет нас искать лидера и как можно скорее хватать всё, что плохо лежит. Подобным мышлением заражена вся цивилизация, представители всех профессий.
Он перевёл дух и взглянул на меня. Я как раз остановился на вершине одного из холмов, чтобы полюбоваться предзакатным небом, и мы встретились с ним глазами.
Похоже, он вдруг понял, что чересчур увлёкся своей тирадой; и, в этот момент, он показался мне очень знакомым. Я представился, и в ответ он назвал свое имя: Джоэл Липском.
Ещё несколько долгих мгновений мы смотрели друг другу в глаза, но ничто не указывало, что этот человек знает меня. Почему мы встретились в этой долине?
Не успел этот вопрос сложиться у меня в голове, как я уже знал ответ. Он описал словами видение Страха, о котором упоминал Уильямс. У меня по спине пробежал холодок. Этому было предначертано случиться.
Я посмотрел на него по-новому, серьёзно:
— Вы действительно думаете, что всё так плохо?
— Да, абсолютно, — ответил он. — Я журналист, а вы сами можете видеть, что это отношение сделало с нашей профессией. В прошлом мы, по крайней мере, пытались делать свою работу честно.
А теперь что? Сплошная погоня за сенсациями. Никто более не ищет правды и не стремится донести её до читателя в первозданном виде.
Журналисты заняты поиском жареных фактов; если только в воздухе запахло скандалом — они готовы зарыться в грязь по уши, лишь бы раздобыть что-нибудь эдакое.
Даже бездоказательные обвинения всё равно публикуют: газетам нужен рейтинг и тираж. В мире, где все либо онемели, либо посходили с ума, единственное, что можно продать, — это сенсация, и чем невероятнее, тем лучше.
И очень жаль, что этот вид журналистики всё больше укореняется. Молодой репортер, видя всё это, делает вывод: чтобы выжить в бизнесе, необходимо принять правила игры.
А если нет, думает он, его раздавят, отбросят на обочину. Вот что приводит к фабрикации, так называемых, журналистских расследований. И это случается каждый день.
Мы продолжали двигаться на юг, спускаясь по скалистому склону.
— Да и в других профессиях та же беда, — снова заговорил Джоэл. — Господи, да взгляните хотя бы на адвокатов. Может, и были времена, когда работать в суде что-то да значило, ибо, обе стороны уважали правду и закон.
А что теперь? Вспомните эти нашумевшие процессы над известными людьми, которые в подробностях освещало телевидение.
Адвокаты теперь делают всё, что в их силах, для того, чтобы обойти правосудие, шельмуя его, — намеренно пытаясь убедить судей поверить в гипотезу, когда нет явных доказательств.
При этом, эти, с позволения сказать, адвокаты отлично понимают, насколько их гипотеза лжива. И всё это — лишь для того, чтобы избавить кого-то от заслуженного наказания.
А другие законники, комментируя их действия, утверждают, что это обычная практика, и притом, вполне оправданная, при нашей весьма далёкой от совершенства системе законов.
Она провозглашает право каждого на справедливый суд. Но где те адвокаты, которые действительно гарантируют справедливость и корректность, а не искажают правду и не подрывают закон, чтобы любой ценой освободить своего клиента от ответственности?
Спасибо телевизионщикам — хоть они показывают эту мерзость во всей красе. Хороши адвокаты — заботятся о своей репутации только ради того, чтобы иметь возможность требовать более высокие гонорары!
А причина подобной наглости проста: они думают, что всем на это плевать. И очевидно, так оно и есть. Так все поступают.
