Валис - Дик Филип Киндред (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Есть некая ирония в том, что передозировка дигиталиса вызывает ту самую аритмию, бороться с которой он предназначен. В какой-то момент, когда Жирный лежал на больничной койке и посмотрел на экран медицинского монитора, он увидел там прямую линию – его сердце остановилось. Жирный продолжал смотреть, и в конце концов на мониторе появились всплески. Бесконечна милость Божия.
Итак, совершенно ослабевший, под присмотром вооруженного охранника Жирный прибыл в психиатрическое отделение и вскоре уже сидел в прокуренном коридоре и трясся от слабости и страха. Следующую ночь он провел на больничной койке, которых в палате было шесть, и обнаружил, что койка оборудована кожаными наручниками. Через открытую дверь в коридор персонал мог наблюдать за пациентами, а Жирному со своей койки было видно, что идет по телевизору.
В гости к программе Джонни Карстона пришел Сэмми Дэвис-младший. Жирный лежал и думал, каково это, когда у тебя один глаз стеклянный. В тот момент он не совсем понимал, что с ним происходит. Жирный сознавал, что пережил отравление дигиталисом, сознавал, что находится под арестом после попыток самоубийства. Жирный не знал, где была Бет, пока он лежал в палате интенсивной терапии. Она не позвонила и не пришла навестить его. Первой пришла Шерри, потом Дэвид. Остальные были не в курсе. Жирный особенно не хотел, чтобы слухи дошли до Кевина, что дало бы пищу его циничным умозаключениям. Жирный не был готов к цинизму, пусть и добродушному.
Главный кардиолог Медицинского центра графства Оранж продемонстрировал Жирного группе студентов-медиков из университета Ирвина – МЦГО был учебной базой. Каждый из студентов хотел послушать, как бьется сердце после сорока девяти таблеток дигиталиса.
Еще Жирный потерял немало крови из-за пореза на левом запястье. Но что в первую очередь спасло ему жизнь, так это неисправность дроссельной заслонки автомобиля. Заслонка не полностью открылась, машина перегрелась, и двигатель заглох. Жирный тогда кое-как добрался до дома и лег в постель, чтобы умереть. На следующее утро он проснулся, обнаружил, что все еще жив, и начал выблевывать дигиталис. Это второе, что спасло его. Третьими оказались все парамедики на свете, которые высадили стекло и вышибли раздвижные алюминиевые двери черного хода. Дело в том, что перед этим Жирный позвонил в аптеку, чтобы пополнить запасы либриума, который был ему прописан. Он принял тридцать таблеток либриума непосредственно перед дигиталисом. Аптекарь позвонил парамедикам. Можно много говорить о бесконечной милости Божией, но иной раз сообразительность хорошего аптекаря стоит большего.
После ночи в приемном покое психиатрического отделения Жирному пришлось вынести целый консилиум. Толпа хорошо одетых мужчин и женщин с планшетами в руках окружила пациента, и каждый из них принялся тщательно изучать его.
Жирный, как только мог, пытался казаться вменяемым. Он делал все, дабы убедить врачей, что с его мозгами все в порядке. Но вскоре понял, что никто ему не верит. С равным успехом он мог бы общаться с врачами на суахили. В результате Жирный добился лишь унижения и потери остатков собственного достоинства.
«Да хрен с ним!» – в конце концов решил Жирный и замолчал.
– Выйдите, – сказал один из психиатров. – Мы сообщим вам свое заключение.
– Я уже получил урок, – сказал Жирный, направляясь к выходу. – Самоубийство являет собой интроекцию враждебности, которую следовало бы направить на человека, который расстроил вас. Я долго размышлял в палате интенсивной терапии, или как там ее, и понял: в моем разрушительном поступке проявили себя годы самопожертвования и самоотречения. Однако что меня поразило, так это мудрость тела – оно знало не только, что должно защитить себя от мозга, но знало и как сделать это. Теперь я понял, что утверждение Йейтса: «Я есть бессмертная душа, привязанная к телу умирающего животного», диаметрально противоречит действительному положению вещей, касающихся человека.
Психиатр сказал:
– Мы поговорим с вами после того, как вынесем заключение.
Жирный ответил:
– Я скучаю по сыну.
Никто не взглянул на него.
– Я боялся, что Бет причинит ему вред, – сказал Жирный.
То была единственная правда, произнесенная им в этой комнате. Он пытался убить себя не потому, что Бет оставила его, а потому, что после ее отъезда не мог присматривать за маленьким сыном.
Потом Жирный сидел в коридоре на кушетке из пластика и хрома и слушал рассказ какой-то толстой старухи о том, как ее муж пытался разделаться с ней, закачивая газ под дверь старухиной спальни. Жирный думал о своей жене. Он не думал о том, что видел Бога. Он не говорил себе: «я одно из немногих человеческих существ, кто в самом деле видел Бога». Вместо этого он вспомнил о Стефани, что сделала для него маленький глиняный горшочек, который Жирный назвал О-хо, потому что горшочек казался ему похожим на китайский.
Интересно, думал Жирный, подсела ли Стефани на героин, или ее посадили под замок, как сейчас его? А может, она умерла или вышла замуж, или живет в заснеженном Вашингтоне? Стефани без умолку болтала о штате Вашингтон, где она никогда не была, но куда всю жизнь мечтала попасть. Все это могло случиться со Стефани… а могло и не случиться. Любопытно, что бы сказала Стефани, увидь она его сейчас взаперти – жена с сыном уехали, дроссельная заслонка сломалась – и с выжженными мозгами.
Не будь мозги Жирного выжжены, он бы сейчас думал о том, какая удача остаться в живых – удача не в философском смысле, а в статистическом. Никто не выживает после сорока девяти таблеток высококачественного дигиталиса. Как правило, достаточно превысить предписанную дозу всего лишь вдвое. Жирному прописали четыре таблетки в день, он превысил дозу в 12,25 раза и остался жив. Если рассматривать дело с практической точки зрения, бесконечная милость Божия тут вообще ни при чем, ведь вдобавок Жирный принял весь свой либриум, двадцать таблеток квида и шестьдесят апресолина, влив сверху полбутылки вина. Из медикаментов в доме осталась только бутылочка «Нервина Майлса». Технически Жирный был мертв.
Он был мертв и духовно.
Он узрел Бога то ли слишком рано, то ли слишком поздно. Так или иначе, в смысле выживания это ничего ему не дало. Встреча с Богом не добавила выносливости к страданиям, с которыми вполне справляется большинство людей, такой милости не удостоенных.
Хотя необходимо отметить – и Кевин отметил, – что Жирный совершил кое-что еще вдобавок к тому, что узрел Бога. Кевин как-то позвонил Жирному в возбуждении от еще одной книги Мирчи Элиаде.
– Послушай, знаешь, что говорит Элиаде о «магическом времени» австралийских аборигенов? Он считает, что антропологи ошибаются, утверждая, что «магическое время» подразумевает прошлое. Элиаде полагает, что это другой вид времени, которое идет сейчас, а аборигены умеют проникать туда, к героям и их подвигам. Погоди, я тебе зачитаю. – Тишина. – Блин! – сказал затем Кевин. – Не могу найти. Короче, готовясь к этому, они претерпевают страшную боль, таков их ритуал инициации. Ты тоже терпел боль, когда получал свой опыт; у тебя резался зуб мудрости, и ты, – Кевин понизил голос, прежде он кричал, – боялся, что за тобой охотятся власти.
– На меня нашло помутнение, – ответил Жирный. – Никто за мной не охотился.
– Но ты думал, что охотятся. Ты был так перепуган, что спать не мог! Ночь за ночью. У тебя был сенсорный голод!
– Я просто лежал в кровати и не мог заснуть.
– Ты начал видеть цвета. Меняющиеся цвета. – В возбуждении Кевин опять сорвался на крик; когда отступал цинизм, Кевин становился сущим маньяком. – Это описано в «Тибетской Книге мертвых», путешествие в соседний мир! Ты духовно умирал от стресса и страха! Вот как оно происходит – проникновение в другую реальность! «Магическое время»!
И сейчас Жирный сидел на кушетке из пластика и хрома и духовно умирал. Фактически он уже был духовно мертв, и в соседней комнате эксперты решали его судьбу, вынося приговор тому, что осталось от Жирного. Это правильно, что квалифицированные не-психи судят психов. А как иначе?
